– Я вот дезертир. – Не, я-то всего лишь в самоволке. Во всяком случае, сам так думаю. – Тридцать суток пройдёт, и ты уже дезертир. – Маловато мне ещё до тридцати суток. – У меня вот нога дезертировала. Ну я и последовал, так сказать, её примеру. Ампутировался прямо из госпиталя на базе «Чайна-бич». – Что же, не зашло? – Что именно? Вся эта улыбчивая солнечно-позитивная физиотерапия? Да ну её на хер! Мне больше по душе бухать, плакать и таблами закидываться. – Да ладно, я и сам понимаю. – Ага. Прости, солдат. Что-то меня на нытье зациклило. – Так что, думаешь, тут Фантхьет? – Ага. А может, и Муйне. – И это, стало быть, реально самый знаменитый на свете блядюшник? Слыхал я, здесь дым стоит коромыслом. – Стоял последние две недели. А с самого большого удара – никаких тебе коромысел. Враг восторжествовал над Французиком. – Куда же всё делось? – В основном народ разошёлся по своим частям или ещё куда, почём я знаю. Тебе-то в другую сторону надо. – Ну типа да. – Самый разгар боевых действий, а ты сачкуешь; это, парень, и есть самое натуральное дезертирство. – Чего это ты всё пытаешься меня убедить, будто я дезертировал? – Я, братишка, никого ни в чём не убеждаю, я так, философствую. Слушай, если бы по мне начали палить, я бы тоже свалил – так, погоди-ка, а ведь я так и сделал! – Да я не поэтому дезертировал. – А чего тогда? – Надо было тут с дружбаном одним перевидеться. – Это с кем же? – Да с чуваком одним – лежит вроде как в Двенадцатом госпитале. – Так ты отбился, чтобы с ним повидаться – или отбился, чтобы можно было этого не делать? – Ага, смешно – аж плакать хочется. Как, ещё раз, тебя зовут? – Кэдволладер. – Ты, Кэдволладер, меня не беси. У меня вдвое больше ног, чтобы ими пинаться. – А мне как тебя звать прикажешь? – Джеймс. – Не Джим? – Никаких Джимов. Они покончили с пивом и запустили бутылки в морские волны. Джеймс пошёл вдоль пляжа среди кокосовых пальм; Кэдволладер последовал за ним большими трёхногими скачками, а Джеймс перевернул днищем книзу одну из странных круглых лодок – гигантских корзин шести-семи футов в поперечнике, сплетённых из тростника и дранки и обмазанных чем-то вроде лака, – и короткими перебежками героически поволок её к полосе прибоя. Поглазеть на борьбу сбежалась стайка голеньких ребятишек. Если в шалашах за пальмами и был кто-то взрослый, он не обозначил своего присутствия. Джеймс остановился перевести дух; до воды ещё оставались многие ярды. – Где твоя мощная пушка? Кэдволладер задрал рубашку. Приклад пистолета торчал из-под ремня. – Если идёшь кататься со мной, то имей в виду – промокнуть может твой ствол. Потому что я, вероятно, нас утоплю. – Ну-ка приподыми вон ту лодку. Джеймс поднял край другой перевёрнутой шлюпки, а Кэдволладер завернул пистолет, сигареты и зажигалку в рубашку и запихал всё это под низ. Джеймс проделал то же самое со своей пачкой «Мальборо» и последним рывком столкнул судно в волны. Стоя по грудь в мягкой зыби, Кэдволладер уложил костыли в лодку и вскарабкался на борт сам. На судне оказалось одно весло. – Вперёд и с песней! – крикнул Кэдволладер, а Джеймс чуть было их не опрокинул. – Если попадём не в то течение, то никогда больше не увидим суши. Или тебе пофигу? Джеймс попытался грести то по одну, то по другую сторону лодки. Он не знал, где встать, да и можно ли вообще устоять на этой шаткой полусфере. – Чё-то не получается. Как они управляются с этими штуками? – Дай-ка мне это весло. У меня были в роду моряки. Ребятишки стояли на берегу и наблюдали, как лодку уносит в море. В кокосовой роще блеяли козы. Вскоре Джеймс уже не слышал ничего, кроме шума прибоя где-то за спиной. За берегом – роща, за рощей – шалаши из тростника и соломы. «Торчат, как спичечные головки», – подумал он. – Мы заблудились в море! – воскликнул Кэдволладер. – У меня аж мозги плывут от такого глубокого символизма! – Ты напоминаешь мне моего младшего брата. – Почему, при чём он тут? – Вот точно не скажу. Напоминаешь, и всё тут. Она покачивались на волнах, а течение влекло их всё дальше от вьетнамских берегов. – Ладно, Джеймс, ты ещё немного останешься? – Может быть, не знаю. – Могу с Французиком насчёт скидки побазарить. – У меня есть деньги. Не нужны мне никакие скидки. – Ну и странные у тебя взгляды. – Да я просто говорю, что мне никакие поблажки не нужны. – Ты на каком этапе службы? – Недавно на второй срок заступил. – Да ты вообще странный парень. В толк не возьму, как кому-то может в голову взбрести вписаться в это свинство по второму разу. – Да нет тут никакой особой причины, – признался Джеймс. – Тебе-то недолго осталось? – Не так уж и недолго. – Сколько уже служишь? – Восемь месяцев. Шесть месяцев и восемь дней, а потом меня ранило. Полсрока и восемь дней. Вот жопа! – Такая же жопа – жрать дерьмо, если ты салага. – Ага. Дерьмо жрать – это всегда жопа. Это изначально так задумано. – Кэдволладер привстал на единственной ноге, как цапля, качнулся вбок и рухнул в воду. Покуда калека, отдуваясь и отфыркиваясь, не вынырнул на поверхность, Джеймс оставался наедине с океаном. – Эй, чувак! – Ну чего «эй»-то? – Давай обратно в лодку. – Зачем?