Трупы лежали посреди улицы бок о бок, задрав руки над головой. На каждом были заметны следы большого количества выстрелов. Их стерёг отряд из примерно девяти пехотинцев южновьетнамской армии – солдаты сидели в кабинах джипов или стояли, прислонившись к машинам. Рядом дымил сигаретой маленький офицерик – он стоял почти что по стойке смирно, держа руку на прикладе табельного пистолета. – Майор Кэн? – C’est moi.[91] – Я полковник Фрэнсис Сэндс – Шкип, можешь перевести, чтобы он уловил смысл? Это мистер Шкип, мой племянник и коллега. Шкип, поблагодари его за то, что они выехали. За то, что держат это место под охраной. Скажи ему, что вся информация пришла от меня. Майор прикрыл глаза и улыбнулся: – Нет нужды, господин полковник. Я вас понимаю. – Лучше не надо, – сказал Шкип. – У вас ужасающий акцент. – Кэн – китайская фамилия. Впрочем, сам я не китаец. – На скольких языках вы говорите? – По-французски, по-английски, по-китайски. И на своём родном, конечно. Чем я могу вам помочь, господин полковник? Полковник спросил: – Всё прошло так, как мы вам велели? – Как по маслу, – доложил майор. – Мы подстерегли их в засаде. – У них была взрывчатка? Майор Кэн отшвырнул сигарету и поманил всех к джипу, на заднем сиденье которого лежало четыре противотанковых подрывных пакета. – Красный Китай, – пояснил он. – Во сколько они сюда пришли? – спросил полковник. – В три часа ночи, минута в минуту. Полковник сказал: – Так всё, как мы и велели? – Всё по науке, – отрапортовал Кэн, – тютелька в тютельку. Ровно в три нуль-нуль. – Он махнул рукой в сторону трупов. – Два вьетконговца. Как обещали. – Какова была цель? – Подорвать транспортный мост. – Достаточно ли велика эта штука для такой задачи? – По моим прикидкам – более чем достаточно. – Полагаю, без бумаг? – Нет, никаких документов, – покачал головой Кэн. – Так, майор, мы вас больше не задерживаем. Просто хотел убедиться, что до нас дошла верная информация. Осмотрим по-быстрому этот виадук и поедем дальше. Шторм и Шкип проследовали за полковником к транспортному мосту, очевидно, намеченному двумя диверсантами для подрыва, и остановились у его начала. Под ними разносилось жужжание мотороллеров. – Что-то я не вижу в этом особого смысла, – протянул полковник. – Полагаю, обрушение заблокировало бы улицу, лежащую внизу. Но не вижу в этом особого смысла. – Он направился обратно к машине. Шторм шёл рядом со Шкипом и говорил: – По тому, как ты двигаешься, я могу заключить, что тебе здесь нравится. Ты ступаешь очень мягко и не разгорячаешь тело без веской на то причины. Обращаешь себе на пользу окружающий воздух. – Отпуская это замечание, он выглядел необычно смущённым, совсем не похожим на свой всегдашний образ отмороженного психа без тормозов. – Улавливаешь, о чём я? – Вроде того. – Ты сливаешься с местным воздухом, как будто здесь родился. После того, как полковник Сэндс пожал майору Кэну руку, пригласил его поужинать и выпить вместе и получил вежливый отказ, он опустился на переднее сиденье «шевика», сохраняя энергичную выправку, и приказал Хао: – Выезжай на трассу номер один. Давайте выпьем. Хао круто развернулся, и они оставили трупы позади. – Ну и чёрт с ними, – сказал полковник, – мы имеем дело с двойным агентом. Они выехали из города и остановились где-то на трассе № 1 у ресторана-таверны в незаасфальтированном тупике – заведение называлось «Бар „Джолли-Блу“» и предназначалось, как показалось Шкипу, для шлюх и бандитов. Однако это было основное питейное заведение Сайгона, которое посещали члены разведвзвода «Эхо» и многие работники посадочной зоны Каофука – правда, сейчас никто из них там не присутствовал, ибо сегодня ни один солдат во всей стране не получил увольнительную, ни на Севере, ни на Юге, ни во Вьетконге, ни в войсках США. Шкип, Шторм и полковник сели на шезлонги в прохладном сумраке под тканевым навесом, настроили радио в машине на Сеть американских вооружённых сил во Вьетнаме и входили в курс последних событий. Шкип не спал с тех пор, как почти сорок восемь часов назад покинул Каокуен. Он предполагал, что дядя и Шторм утомлены равным образом, но никто из них не хотел ложиться, пока не узнает, что происходит, что может произойти следом да как обстоят дела с этим небывалым чудовищным наступлением, которое, как казалось на данном этапе, обернулось бедствием прежде всего для самого неприятеля. Между ежечасными новостными репортажами полковник звонил из комнаты сутенёра в посольства США и получал уйму путаных и противоречащих друг другу сведений. – Согласованные наступления по всей территории провинции Куангчи. На севере как минимум до этих пор. – Насколько далеко на юге? – Южнее ударили по Конмау. – На полуострове? Боже мой! – Они повсюду. И гибнут целыми ордами. Объединённые силы ВНА и Вьетконга нанесли удары едва ли не по каждому более-менее значительному населённому пункту и военному объекту на Юге. «Отвага и безумие, – говорил сперва полковник, а потом, по мере того, как накапливались новые сведения, прибавлял: – Отвага, безумие и глупость». При том, что в целом наступление поражало своей организованностью и внезапностью, неукротимостью и величием, отдельные нападения, казалось, осуществлялись без чёткого планирования и адекватной поддержки. Полковник разлил по стаканам бутылку виски «Бушмиллс» – одну из целого ящика, который везде катался с ним в багажнике его «шевика». – Мы уже бомбим Кути без передышки. На каждом квадратном дюйме, на котором не стоит американский солдат, будет зиять воронка. Говорил же я вам, что скоро небеса обрушатся адским дождём! Лично я считаю, что мы поторопились. У нас были планы на эти туннели. – Давайте взглянем правде в глаза, – сказал Джимми Шторм, – лично мне на туннели наплевать. – Мы пытаемся измыслить какой-нибудь другой подход к борьбе с врагом. Какой угодно помимо того, что у нас уже есть, – настаивал полковник. – Я брался за дело с пламенным рвением подплавить мозги Вьетконгу. А теперь днями и ночами только и стараюсь, чтобы у меня у самого не взорвался мозг. Шкип провёл полгода в ссылке, соскучился по этим разговорам, страстно желал их возобновления, – а сейчас казалось, будто не пропустил ни минуты, вернулся в точности к тому мгновению, на котором прервалась его беседа с красноглазым полковником и дрожащим, как легавая собака в стойке, сержантом. Казалось, эти двое ведут мысль по параллельным траекториям, уверенные в том, что пересекутся где-то в бесконечности. Шкипу обожгло пищевод. Он глотнул «Севен-апа». Сознание занимала одна-единственная непреложная истина: истекающий кровью человек с выколотыми глазами, которого его дядя с такой готовностью отправил на тот свет, был когда-то живой душой в семье таких же душ, которые знали его по имени и окружали любовью, а он, Шкип, шпион величайшей в истории нации, тревожится из-за того, что это должно его как-то тревожить. – Что я вам говорил, – продолжал полковник, – насчёт централизации? Вьетконг и ВНА управляются из одного источника. – Весьма остроумно. – Я бы сказал, непревзойдённо. Нам так не победить. Наш юный рядовой сегодня утром очень верно сформулировал данную мысль. С этого дерьма уже никому не смешно. Это дерьмо вырвалось из-под контроля. Это дерьмо надо прекращать. Шкип ни разу ещё не слышал от полковника утверждения, хотя бы отдалённо похожего на это. Оно было в корне неверно. Оно было ложно от начала до конца, потому что открывало путь наружу слишком многим правдивым фактам. – Если мы не сможем централизоваться, если так и будем бултыхаться, словно муравьи в патоке, то каждому из нас как отдельному бултыхающемуся муравью нельзя будет ждать приказов сверху. Шторм спросил: – Что же у нас в сухом остатке, папаша? – В сухом остатке мы имеем то, что у нас есть двойной агент, – и работать мы с ним будем очень осторожно. Но нам предстоит очень многое обдумать и распланировать, а сегодня приступать к этому нет смысла. Давайте просто порадуемся тому, что нам не приходится сидеть на жопе ровно, в то время как дядюшка Хо реализует один великолепный стратегический ход за другим, пока что-нибудь из них не сработает. На этот раз ход не сработал. На этот раз они бросились в бой и лишь впустую растратили людские ресурсы. Джимми Шторм расхохотался с утомлённо-самозабвенным видом, обратив на себя удивлённые взгляды Шкипа и полковника. Овладел собой. – Ёшкин кот, и как это вам удаётся проехать сорок восемь часов без сна и иметь какие-то силы плести столь красноречивый вздор? ЭЙ, УБЕРИТЕ ОТ МЕНЯ ЭТИХ ШМАР! – крикнул он маме-сан, которая ходила по заведению и обслуживала столики. – Хотя ладно, ты, – сказал он, – вот ты можешь подойти, – и щёлкнул зажигалкой в сторону протянутой к нему сигареты миниатюрной женщины с жирными ляжками, заключёнными в чёрную мини-юбку. Объяснил: – Вот эта – лживая психованная шлюха. Хорошая порода. Мой типаж. Полковник прикурил от того же самого огонька. Он курил сигареты «Плэйерс» в плоской пачке – насколько припоминал Шкип, именно эту марку предпочитал Джеймс Бонд. – Как так, сегодня – да без сигар? – Бывают дни, когда у них появляется немного поганый привкус. А ты по-прежнему не куришь? – Нет. – Вот и не начинай. – Он затянулся. – Это война, Шкип. – Понимаю. Шкип встал и пошёл бродить по заведению. Заглянул в туманную глубину внутреннего помещения бара «Джолли-Блу». Стоя в дверях, он чувствовал, что там, внутри, градусов на десять жарче. В зале было пусто, если не считать трёх девушек и мамы-сан за фанерной стойкой; мама-сан тут же окликнула: – Да, сэр? Хотите пива?