– Не хотите ли вы сказать, что Библия – это миф? – Вовсе нет. Я говорю, что она написана на языке мифа. – Конечно. Непременно. Я могу вам помочь. Может быть, вас и песни интересуют? – Песни? Да, разумеется. – Тогда я спою вам одну вьетнамскую песню, – сказал священник. Он вгляделся Шкипу в глаза. Черты его лица прояснились. Взгляд сделался серьёзным. Почти минуту он пел – довольно красиво, ясным, сильным голосом, без капли смущения, самозабвенно. Мелодия звучала на высоких тонах и навевала какое-то щемящее чувство. – Вы поняли песню? Шкип хранил молчание. – Нет? Три года он служит солдатом на дальнем рубеже, далеко от родной деревни. Ему очень одиноко, и целыми днями он усердно трудится – рубит бамбук. У него болит всё тело. Питается он только побегами бамбука и кое-какими фруктами, и его единственный друг – тоже бамбук. И вот он видит в пруду рыбку – та плавает сама по себе, тоже без друзей. По-моему, вот так же и мы – господин Бене и père Патрис. Вы так не думаете? Я вдали от родного дома в деревне, а вы вдали от родной Канады. Больше он не сказал ничего. – На этом песня кончается? – Да, конец. Он видит, как рыбка плавает в одиночестве. – По-моему, в вас, сэр, есть капля ирландской крови. – Почему? – Ирландцы любят петь. – Иногда здесь устраивают песенные состязания, и я занимаю на них очень хорошие места. Это у меня тоже хобби, как и у вас. В нашем уезде каждый человек должен уметь петь. Песнями мы задабриваем демонов. – Правда? – Правда, господин Бене, здесь водятся демоны. – Ясно. – Если совершите какой-нибудь непочтительный поступок, например, справите нужду в лесу, они сыграют над вами злую шутку. На вас, например, рухнет дерево, или упадёт большая ветка и ударит вас по голове, или же вы свалитесь в расщелину и сломаете себе какую-нибудь кость. Наверно, таким шокирующим образом и можно узнать, что в лесу есть духи. Шкип сказал: – Да уж, случись со мной что-то подобное, вот это был бы шок. – У нас в уезде занимаются медициной несколько китайских знахарей. Вот они-то знают об этих духах. Как-нибудь свожу вас в лавку. Хотите? У них там полно удивительных вещей. В баночках и небольших шкатулочках знахарь держит практически все органы тигра. Если он растолчёт в порошок его кости и скормит их собаке, то собака становится свирепой как тигр. Вы знали, что даже серой из ушей тигра можно от чего-нибудь вылечиться? А жёсткий волос из слоновьего хвоста способен облегчить у женщины родовые муки. Ещё они перемалывают слоновые бивни и кости и втирают их в различные раны, и тогда раны заживают. Изготовляют порошок из рогов оленя, мешают с алкогольными напитками, и получается злое снадобье. Оно даёт мужчине огромную половую силу. Другие животные тоже идут в дело. Многие змеи, многие виды животных. Наверно, даже насекомые, этого уж я не знаю. Это уже надо спрашивать у самого китайского знахаря. – Мне, вероятно, было бы любопытно взглянуть на такую коллекцию. – У этих людей не одни только голые суеверия. Кое-что уже подтвердила наука. Племена устраивают в лесу святилища и алтари. Построят для духов, например, крошечный домик из бамбука или, скажем, из кокосовой скорлупы. Там есть духи, они там живут, и тому есть свидетельства, которым нельзя не поверить. Вот как в случае с юношей, который кощунственно помочился в лесу перед алтарём, и потом у него случилось полное помутнение рассудка. – Поразительно. – Меня зовут Тхонг Нят, – представился père Патрис. – Надеюсь, мы станем добрыми друзьями. – Я только за, – сказал Шкип. – Прошу вас, называйте меня «Шкип». Так он и жил – пил чай со священником, прогуливался, когда не было дождя, ежеутренне делал гимнастику. У него вошло в привычку рыться во французских журналах покойного врача и переводить при этом подчёркнутые доктором отрывки. Он бережно хранил картотеку полковника. Иногда до его слуха долетали отдалённые звуки вертолётов, истребителей, бомбардировщиков, и Шкип чувствовал себя заключённым в радужный пузырь бесполезности. В следующий приезд Хао привёз письмо от майора Эдди Агинальдо, перенаправленное посольством в Маниле на адрес армейской почтовой службы в Сан-Франциско, которая затем послала конверт в посольство в Сайгоне: Я решил жениться на одной юной и весьма привлекательной особе. Ей-богу! Знаю, ты удивишься. Прямо вот так и вижу сейчас перед собой твой разинутый рот. Её зовут Имогена. Дочь сенатора Вильянуэвы. Я намереваюсь сделаться кем-то вроде политика местного значения – не слишком продажного, но определённо богатого, так что сможешь рассчитывать на мою финансовую поддержку, если ещё вернёшься в наш дивный край. У меня произошла в некотором роде любопытная встреча – мне нанёс визит мистер Такой-то из вашего политотдела в Маниле. Не решаюсь касаться его персоны с большей конкретикой. Он выразил живейший интерес относительно наших друзей и родственников, то есть относительно моего друга и твоего родственника. Надеюсь, ты поймёшь, о ком идёт речь. Напористость, с которой действовал мистер Такой-то, была очень нехарактерна для представителей вашей конторы. Должен сказать, он оставил меня в состоянии лёгкого потрясения. Когда он ушёл, я тотчас же направился к серванту, чтобы плеснуть себе чего-нибудь покрепче, а затем, не теряя времени даром, сел писать тебе это письмо. Чувствую, что дело не терпит проволочки. Не стоит полагаться на моё всезнание, но некое внутреннее чутьё велит мне сообщить тебе, что об этом стоит немедленно известить нашего общего друга и твоего родственника. О выказанном к его персоне бурном интересе, а также о враждебном тоне, который я уловил в словах предполагаемого коллеги нашего общего друга и твоего родственника. Я считаю, тебе стоит незамедлительно предупредить его о том, что не мешало бы время от времени озираться по сторонам, даже когда он чувствует себя в полной безопасности. Шкип, то, что случилось тогда на Минданао, было бездарнейшим из провалов. Непростительной ошибкой, о которой я очень сожалею. Больше я ничего сказать не могу. Искренне твой приятель, Эдди было выведено в письме витиеватым почерком майора. * * * Джеймсу снилась перестрелка: он палил бесполезными пулями из безвольно обвисшего ствола. Сны содержат в себе послания – это он знал. Конкретно эти послания были ему не по душе, так как предупреждали, что в бою ему откажут силы. Не то чтобы Джеймс хоть раз видел бой где-нибудь за пределами собственных кошмаров… Вертолёты, влетающие и вылетающие из посадочной зоны «Дельта», не привозили боевых групп – исключительно припасы. Изредка из подбитой машины, которая не могла лететь дальше, приходилось высаживать какого-нибудь раненого, но в «Эхе» о таком знали только понаслышке. На участие в патрулях жаловаться не приходилось. Патрулирование занимало два дня. Отряд шёл на запад вверх по зигзагообразной тропе, через ПЗ и вокруг высоты на юг – вдоль старой просёлочной дороги через сельхозугодья, потом через пятачок, поросший джунглями, дальше вновь выходил на развороченный участок пустоши, оставшейся после применения гербицидов, – и обратно в лагерь подразделения «Эхо»; в других случаях шли на север, потом на восток вплоть до ПЗ, потом вниз по склону горы и обратно в «Эхо». В ночь на середине пути разбивался временный лагерь. Во время патруля ещё ни разу ничего не случалось. К западу от Каофука был всё тот же Вьетнам, но нетронутый гербицидами, изобилующий джунглями и рисовыми чеками, в которых легко мог засесть в засаде неприятель. С западной стороны должно было быть страшно, но страха почему-то не чувствовалось. Крестьяне жались вдоль склона, кромсали мотыгами всегда волнистые террасы. Поговаривали, их семьи никогда ни с кем не конфликтовали – ни с французами, ни с Вьетконгом, ни с американскими военными. С северной стороны тоже ничего не случалось, но там была необитаемая местность, каменистая, труднопроходимая, изрезанная оврагами, и часто древесный листок, повёрнутый слегка не тем углом, отражал солнечный свет, делался похож на огненную вспышку над скалой – словно там кто-то прятался – и приводил Джеймса в ужас. Любое поваленное бревно на первый взгляд казалось снайпером, залёгшим в подлеске. – Это что там такое? – Слоновье дерьмо. – Думаете, они эти кучки минируют? – О да. О да. О да! Они любую хуйню минируют, какая ни попадётся. Чёрный Человек сказал: – Это буйволиное дерьмо. Слонов тут не водится. – Да ладно, тут ведь слонов до чёрта. – Но не на этой высоте. Эта кучка – буйволиная. – Здоровая какая! – Ну так буйволы – они и сами здоровые, долбоёбина. – А что это из неё растёт? Грибы, что ли? – Грибы на любой херне растут. Прямо прут, – заметил Чёрный Человек, – так быстро, что глазом можно увидеть. Гормонов нужных у них дохуя, или хуй их знает, я в душе не ебу. – Ладно, в любом случае, в этой кучке никаких сюрпризов не запрятано. – Эту кучку дерьма мы обследовали. – Это говённая высота у нас под контролем. – Ещё всего-то семьдесят шесть миллионов таких же обойти осталось. – А то, – произнёс Чёрный Человек, – впереди ещё горы всякого дерьма – и бычачьего, и собачьего, и крысячьего… Но ты его не трогай, ты просто огибай его силой мысли. Сейчас Чёрный Человек не имел в разведвзводе «Эхо» братьев по расе. Чёрный Человек делал то. Чёрный Человек делал сё. У Чёрного Человека было имя, но он держал его в тайне. «Не желаю, чтобы меня звали как-то иначе, чем Чёрный Человек, – настаивал он, – не хочу жить под рабской фамилией, которую белые дали моим праотцам». Нашивку с фамилией он залепил клейкой лентой и никому не рассказывал, что там написано. Чёрный Человек говорил им: «Я чёрный парень с чёрным членом. Однако не такой уж он у меня и большой. Есть куча пацанов, которые не прочь попонтоваться своим Здоровенным Десятидюймовым Прибором. Но будь ихние десять дюймов такие же, как мои шесть дюймов, этот несчастный мир разлетелся бы на две половинки. Вот какая силища в моём Маленьком Шестидюймовом Приборе!» Единственными друзьями Джеймса были Фишер и Эванс, но зато такими, что не разлей вода. Ещё, может быть, к нему был расположен сержант. Что же до остального состава разведвзвода «Эхо», то все они общались на каком-то странном жаргоне, так что Джеймс их побаивался, злился на них и страдал от одиночества. Он болезненно тосковал по дому. Теперь-то понимал, что́ значила для брата Билла возможность набрать в Гонолулу номер и заставить бренчать телефон у матери на кухне. Раскаивался в своей всегдашней неприветливости в общении с братом, когда тот звонил домой. Фантазировал о том, как они смеются и болтают с Биллом, о разговорах с друзьями, о том, как он нагнёт всех этих мудаков из «Эха», мечтал о том, чтобы оказаться где-нибудь в другом месте, где угодно, только не здесь, только бы ни разу в жизни даже не слышать об этом месте. Можно было взять увольнение и подхватить попутку до главной базы Двадцать пятой пехотной дивизии, а то и вообще доехать до Сайгона на каком-нибудь грузовике с ПЗ. Грузовики ездили каждый день. Сержик – сержант Хармон – не так уж и отличался от других, как показалось на первый взгляд. Он матерился, пил пиво, хотя лишь одну-две банки за один присест, а единственный его порок, помимо указанных, заключался в том, что он жевал и нюхал табак; некоторое из ребят называли такой табак «снюсом» и тоже его употребляли – из-за восхищения, которое вызывал сержант. Он был старше остальных и отличался классическим обликом героя из фильмов про войну: белокурые волосы, небесно-голубые глаза, загорелое лицо и ухмылка, которая всё сползала на сторону, прямо как у Элвиса Пресли. На одном из его клыков с этой стороны имелась щербинка, но в целом зубы у него были очень белые, и выглядело это вовсе не так уж плохо – Джеймс был бы даже почти не против и сам иметь такую же щербинку, как у сержика. У Фишера тоже был сколотый зуб, но его скол мозолил глаз, так что его вечно хотелось исправить. Военная форма сидела на сержанте как влитая. Его стараниями она производила впечатление, будто в тропиках на самом деле не так уж и жарко. Флэтт пророчил, что в такой дали, в тени горы Доброго Жребия, жалования им будет не дождаться, но он ошибался, и уже где-то к концу мая Джеймс вычел часть от каждой ежемесячной получки и выслал в Финикс, матери. Однажды она отправила ему ответное послание в виде махонькой записки в большом конверте – приветствие было начёркано на листе розовой канцелярской бумаги, который она, должно быть, где-то украла. Мать благодарила его и писала: «Живём мы ничего, кое-как с Божьей помощью сводим концы с концами».