– Значит, Лаура, так? – Делай тебе холосая мин-ньет. – Сейчас пиво, мин-ньет потом, – сказал Эванс. Он побледнел и имел удивлённый вид. Джеймс поспешно покончил со своим пивом «Тридцать три» – единственным предметом в окружающей обстановке, с которым он чувствовал уверенность в обращении. В углу за несколькими сдвинутыми вместе столиками сидела кучка молодчиков в белой униформе, моряков из какой-то далёкой страны – все носили на головах или держали в руках береты, но их цвет было не определить при таком тусклом освещении; большинство – со шлюхами на коленях. По соседству ало, как кузнечный горн, пульсировал тот самый знаменитый музыкальный ящик. Три пары на центральной площадке, едва шевелясь, танцевали медленный танец под «Ты потеряла то чувство любви»[60]. Какой-то высокий военный присосался к партнёрше в бесконечном, пугающем поцелуе – обвил её руками, навис над ней и вгрызся в её лицо. Пары продолжали двигаться ровно в той же манере и тогда, когда машина остановила музыку, зажужжала и задумалась. Когда заиграла «Барбара-Энн» в исполнении группы «Бич Бойз», иностранные моряки нестройно подхватили мотив. Джеймса подмывало присоединиться, но он отчего-то застеснялся. Невзирая на ритм, танцоры застыли как зомби, сцепившись друг с другом в некоем трансе. – По-моему, эти парни моряцкого вида – французы, – предположил Эванс. – Ну да, французы. Трое пехотинцев сидели и наблюдали за танцующими, а ящик тем временем завёл одним женским голосом «Сближение»[61], а потом – уже другим – «Девушку из Ипанемы»[62]. Когда подошла Лаура и снова спросила про шоу-кабаре, Фишер сказал: – Voulez vous coucher avec moi?[63] Она ответила: – Mais oui, monsieur,[64] мельси боку – отсоси быку, – и все трое сникли в весёлом смущении, она же презрительно развернулась и ушла быстрым шагом. – Купи мне пива, Хьюстон. – Я ж тебе одно уже купил. Теперь ты мне купи. Эванс бросил Джеймсу: – Вот ты дилдонюх! – Что это такое? Что значит «дилдонюх»? – По-моему, это вполне очевидно. Джеймсу так не казалось. – Что такое «дилдо»? – спросил он у Фишера. – У тебя есть какие-то деньги? – А где мои два доллара? – У них спроси. – Мне что, не принесут сдачу? – У них спроси. – Не буду я ничего ни у кого спрашивать. – Заткнись, – сказал Эванс, – дай-ка посчитаю. Знаешь что? В этой комнате больше баб, чем парней. Здесь пятнадцать баб. – Вдул бы какой-нибудь из них? – Ты это к чему клонишь? Конечно, вдул бы. Всех бы переебал. – Да ну, они чё-то все стрёмные какие-то, – скривился Фишер. – Ну типа да, – согласился Джеймс, – но не слишком. – Он уставился на одну из девушек в другом конце комнаты – с носиком пуговкой, с сексуальными губками. Его возбуждал её пустой, ни к чему не обязывающий взгляд. – Я покупаю, а потом ты давай, – сказал Эванс Фишеру. – Замётано. – Замётано. – Ну так давай снимай иди. – Сначала ты давай. – Ты же платишь, ты и снимай давай. – Уговорил, падла, – сказал Эванс. – Всем есть двадцать один? Можно посмотреть ваши паспорта? – Пойдёшь ты уже за пивом или нет? – не вытерпел Джеймс. – Да. Эванс скрылся в дымном полумраке, как будто вышел на поле из траншеи – как будто наконец-таки началась война. Когда вернулся, у него был довольный вид. – Ещё одно пиво, и я готов танцевать. Но в натуре. Хьюстон. Слышь? Сколько тебе лет? – Не знаю. – Не знаешь? Не знаешь? Мне вот девятнадцать. Вот, я тебе сказал, давай и ты говори. – Восемнадцать. – Восемнадцать? – Мне тоже, – сказал Фишер. Музыкальный ящик заиграл «Пройди мимо»[65] Дион Уорвик. Толстая шлюха, которая, как казалось, танцевала поблизости совершенно одна, медленно повернулась и тем самым открыла вид на низенького мужчину, чуть ли не висящего у неё в объятиях – голова на уровне груди. Из-за двухдюймовых каблуков его ковбойских сапог зад у мужчины выпирал совсем по-женски. Фишер от зрелища этой пары не смог сдержаться и прыснул со смеху. Мужчина высвободился из обхвата партнёрши и подошёл к их столику. Он улыбался, но когда Фишер встал, коротышка спросил: – Хочешь, я тебя повалю? – Нет. – Ну так нехрен тогда нависать так высоко и вообще стоять над душой. У тебя какой рост? – Такой, какой надо. – Достаточный, чтобы тебя повалить, – сказал мужчина, главным образом обращаясь ко всем остальным. Одет он был в джинсы и полосатую рубашку. Низкий, коренастый, круглоголовый. – Так какой рост? – Не знаю. – Сколько футов и дюймов, янки? – Шесть футов пять дюймов. – Ни хрена себе ты длинный. – Ты меня не повалишь, – сказал Фишер. – Да он просто так, по-дружески, – встрял Джеймс. – А я просто говорю, что́ думаю, – ответил Фишер, – насчёт того, что он меня повалит. – Я смотрю, у тебя, приятель, пивные мышцы заиграли. – Да я просто факт констатирую. – О да, у него прям целый слой пивных мышц по всему телу. – Да ты кто такой вообще? – Я Уолш с австралийского торгового судна. Сто двадцать шесть фунтов чистого веса и сто пятьдесят два сантиметра роста, и я вас всех одного за другим поколочу – а может, и всех вчетвером зараз. Давайте начнём с самого крутого. Кто тут круче всех? Вперёд. Ты самый крутой? – Вряд ли, – пробормотал Джеймс. – Тебе лучше со мной не связываться, даже если ты самый крутой из крутых, – заявил австралиец. Потом обратился к Фишеру: – Ну а ты, дылда? Думаешь, просто возьмёшь и зашвырнёшь меня на крышу, да, дылда? – Да ты просто доёбистый мелкий говнюк, но так и быть, на крышу-то я тебя зашвырну, – посмеиваясь, сказал Фишер. Коротышка Уолш пришёл в ярость.