– Ты был здесь? – Недалеко. – В Каофуке? – Наездами. – Тогда ты довольно-таки регулярно получал почту в посольстве. – Ой. Ты что, следишь за такими вещами? – За каждой мелочью кто-нибудь да следит. Но вот кто следит за теми, кто следит? Значит, Каофук. Ага. Вы, ребята, славно поработали над «Лабиринтом». – Да, спасибо – ты серьёзно? Перед входом притормозило такси, и даже через заросшую лианами решётку Фосс разглядел, кто к ним приехал. – Ладно, Шкип, – признал он с внезапным раздражением, – нет. По правде говоря, нет. Ну что я могу знать о вашем чёртовом «Лабиринте»? Видишь ли, я просто решил порадовать тебя расплывчатым и неопределённым комплиментом. – Что уж там. Моя тебе расплывчатая и неопределённая благодарность. Слушай, Рик, – сказал Сэндс, – может, нам поговорить откровенно? – Обязательно. Обязательно. В этот миг в ресторане объявился Кродель – и направился прямо к их столику, словно сверился с картой и заранее спланировал маршрут. Угловатый, длинный – недостаточно длинный для университетской баскетбольной команды, но уж точно вынужденный записаться туда в старшей школе. С виду он казался вялым, сутулым интеллигентом. Это впечатление было обманчиво. У него, как у всех рыжих, имелся свойственный им внутренний запал. Фосс пришёл к убеждению, что с возрастом у рыжих сходят с лица веснушки, однако у Кроделя на щеках всё ещё красовались несколько солнечных отметин. Похоже, Фосс так часто размышлял об этих темах – о росте и типаже Кроделя, о его уме, о его веснушках – что они закрепились в мозгу как постоянные раздражители, ибо Кродель его пугал. – Супа мне! Сэндс сказал: – Не уверен, есть ли у них тут суп. – Чудеса. Как это нет супа? – Не к обеду. – Терри Кродель. Кродель и Шкип обменялись рукопожатиями. – Шкип Сэндс, – представил Фосс. – Вот как! – произнёс Кродель, сел и крикнул в дальний конец комнаты: – Мартини! И салат какой-нибудь, – ткнул он костлявым пальцем в сторону тарелки Фосса, – comme ça[117]. – И чаю, – добавил Сэндс. – Да, чаю, пожалуйста. Сэндс спросил: – А мы вас разве ждали, Терри? – Да я что-то застрял на этом берегу. На другой стороне всё равно одни только лозунги, флаги да фейерверки… Так что же – вы вернулись в Каофук? Или вовсе оттуда не уезжали? Сэндс неплохо умел держать себя в руках, но тут не смог скрыть удивления: – Полагаю, вы работаете с нами. – С кем это «с нами»? – Ну как… С нами. С нашим подразделением. – Я служу в Региональном центре обеспечения безопасности. – Здесь базируетесь? – Я здесь с визитом. Всего лишь гость на вашей очаровательной планете. – Впервые в стране пребывания? Кродель моргнул и уставился в пространство перед собой: – Я нахожусь в этом регионе с некоторыми перерывами аж с пятьдесят девятого. Ещё до Кеннеди. – Ух ты! А выглядите моложе. – Раз или два заглядывал и к вам в Каофук. Как там сейчас обстановочка? – Намного тише. И вообще тихо. – Доломали там уже этот пересадочный узел? – Официальный статус проекта мне неизвестен. – Ну сами-то видите что-нибудь? – Трудно сказать, на каком они там этапе, – Сэндс глянул вверх и по сторонам, точно искал глазами официанта, – сносят они там всё или территория просто более-менее заброшена. Но я бы сказал, что теперь центром событий вновь, как и прежде, является буддистский храм. – Гору занимает Вьетконг? – Меня это никак не коснулось. – Над чем же там вас припахали трудиться? – Собираю сказки. Народные предания. – Ой, я вас умоляю! Рик, и ты здесь – а я-то думал, ты уехал! – Да я мотаюсь туда-сюда. – Значит, база пошла под снос? – Мы не называли её «базой». Обычно – посадочной зоной. – У Сэндса был необъяснимо довольный вид. – Случалось время от времени заскакивать в «Фиолетовый бар»? Шкип засмеялся: – Только в законное время досуга между обедом и ужином. – Знаете что, Шкип? Рад, что мы наконец-то познакомились. – Эй, ребята, – окликнул Фосс и попросил позволения отлучиться. Он пошёл в уборную и обнаружил, что писсуар полон кубиками льда – потрясающее расточительство! Фоссу хотелось бы, чтобы Кродель подольше не являлся на обед. Может, тогда им с Сэндсом и удалось бы в итоге побеседовать по душам – а с кем ещё побеседовать по душам, как не с человеком, который вскоре отбудет домой? Он проработал в разведке всего шесть лет, а уже охота была выкарабкаться из этих мутных вод в какую-нибудь пещеру и исповедоваться там перед каким-нибудь гигантским моллюском. Абсурд – да. Но в нём, в этом абсурде, присутствовали все необходимые элементы. Воздух и утопление. Темнота, сырость… Что за тупая, чудовищная ебанина?! К нему присоединился один из армейских офицеров – стриженый ёжиком, с ястребиными чертами лица, с майорскими лычками на погонах и жёлтой нарукавной нашивкой Пятого кавалерийского полка, человек, которому нечего было скрывать от других, человек, который запросто мог опорожнить мочевой пузырь на глазах у посторонних. Пока майор медитативно мочился на колотый лёд, Фосс вымыл руки, вытер их тканевой салфеткой, стопка которых лежала у раковины, и швырнул салфетку в плетёную корзину для мусора. В этом заведении знали толк в стиле. Над затуманенным желтоватым зеркалом – судя по отражению в нём, он пал жертвой какой-то ползучей эпидемии гепатита – каллиграфическим женским монашеским почерком выведены были слова: Bon appétit! Когда Фосс вернулся к столу, его коллеги уже перешли к теме, которую и хотел поднять Кродель, хотя бы для начала – к безумной статье полковника; Кродель похвалялся своей эрудицией. Ему удавалось играючи продемонстрировать экспертные познания в любой области, о какой только ни заходила речь. Фосс был в принципе не против, но ему не нравилось, что Кродель своими разглагольствованиями, кажется, пытается задавить Сэндса. Вся эта тягомотина с отслеживанием «командного авторитета», Кродель хотел бы знать – задумывался ли полковник о том, насколько это каверзная мысль? Разве не писали братья Мэйо о докторе Горгасе[118]: «Люди, которые добиваются величия, работают не сложнее, чем обычный человек, но проще»? Не в том ли проблема с попытками экспериментально доказать существование этого самого «командного авторитета», что почти все эксперименты такого рода, во всяком случае, те, о которых известно Кроделю, проводились с целью определить влияние конкретного вмешательства, лечения, нового лекарства, а не доказать наличие либо отсутствие причинно-следственной связи? – наподобие того, как Линд[119] в восемнадцатом веке пытался лечить цингу, или – вот более недавний пример – того, как Джонас Солк[120] испытывал свои вакцины? С другой стороны… может быть, Сэндс что-то слышал про Комиссию по жёлтой лихорадке, что действовала в девятнадцатом веке, и ультрасовременную на тот момент науку под названием бактериология, развившуюся благодаря усилиям Уолтера Рида и Джеймса Кэрролла? Наверное, можно провести какие-то испытания, но что послужит экспериментальным маркёром наличия «командного авторитета»? Ну а борьба против малярии, брюшного тифа и жёлтой лихорадки – это ли не война в той же мере, что и нынешняя? Разве не погиб Джесси Лэзир[121] мученической смертью в гаванском лазарете, сражённый недугом, который помогал побороть? Войны требуют новых идей – и, может быть, на одну из таких идей полковник и натолкнулся: можем ли мы, в теории – хотя бы в теории – впрыснуть в заранее выбранные информационные каналы компоненты, которые, как нам кажется, вызовут влияние «командного авторитета»? Кроделя переполняло любопытство, черты его охватывало нешуточное желание во что бы то ни стало поделиться своими мыслями, он возносил руки к лицу, растопыривал пальцы, вытягивал шею вперёд, осторожно и вместе с тем азартно примеривался, словно каждая из его идей была баскетбольным мячом, – но постойте, чью роль во всей этой истории играет полковник: осторожного исследователя Уолтера Рида – или же Джузеппе Санарелли[122], мужика, поспешившего выдать скоропалительный ответ на неверно поставленный вопрос? Полковнику нужен свой Аристидес Аграмонте[123], который лично поехал бы в центр событий и стал бы копаться в трупах. Знаком ли Шкип с работами Аграмонте? А знает ли Шкип – ну, если поразмыслить – как он с этими своими усами и высоким лбом похож на Аграмонте? Последний вопрос, кажется, был совсем не риторическим… Кродель прервался. Он ждал ответа. Фосс не мог сказать, дурак ли Сэндс – или же сам Будда. Откуда только взялось в его ясном взоре это хладнокровное веселье? – Господи Иисусе, – проговорил Сэндс. – Да уж. Звучит весьма заумно. – Вам-то что до всего этого, Терри?