Маура подошла к столу и взглянула на скелет таза жертвы, думая о другой женщине. «Никки Уэллс тоже была беременна». Она вооружилась лупой и включила свет над столом. Направила лупу на лобковую кость. Красноватая грязь присохла к симфизу, где хрящ соединял две ветви лобковой кости. — Далджит, можно попросить влажную салфетку или марлю? Нужно стереть эту грязь. Он налил в емкость воды и вскрыл упаковку марлевых салфеток. Поставил на лоток возле Мауры. — Что ты хочешь увидеть? Она не ответила. Сейчас ее задачей было стереть грязь и разглядеть то, что скрывалось под ней. По мере того как исчезала корка засохшей земли, ее пульс учащался. И вот наконец отвалился последний кусочек грязи. Она устремила взгляд в лупу, разглядывая очищенный участок. Потом выпрямилась и посмотрела на Далджита. — Ну что? — поинтересовался он. — Взгляни сам. Это прямо с краю, на месте сочленения костей. Он наклонился и посмотрел в лупу. — Ты имеешь в виду маленькую трещинку? Это о ней ты говорила? — Да. — Она едва заметна. — И все-таки она есть. — Маура глубоко вдохнула. — Я привезла с собой рентгеновские снимки. Они в машине. Думаю, тебе стоит на них посмотреть. Дождь хлестал по зонту, когда она шла к месту парковки. Нажимая кнопку автоматического замка на своем брелке, Маура не удержалась и еще раз взглянула на поцарапанную пассажирскую дверь. Эта отметина предназначалась для устрашения. «Но меня она только разозлила. И теперь мне хочется дать сдачи». Она забрала с заднего сиденья конверт и, спрятав его под куртку, поспешила обратно. Далджит с удивлением наблюдал за Маурой, пока та развешивала на экране проектора снимки Никки Уэллс. — Что за дело ты мне хочешь показать? — Убийство пятилетней давности в Фитчбурге, штат Массачусетс. Жертве раскроили череп, а потом сожгли тело. Далджит нахмурился, разглядывая снимки. — Беременная женщина. Практически на грани родов. — Но вот что привлекло мое внимание. — Она указала на яркое серебристое пятнышко, внедренное в лобковый симфиз Никки Уэллс. — Я полагаю, это обломок лезвия ножа. — Но Никки Уэллс была убита ударом домкрата, — возразила Риццоли. — Ей размозжили череп. — Верно, — подтвердила Маура. — Тогда зачем было орудовать ножом? Маура показала на рентгеновский снимок. На кости плода на скелете таза Никки Уэллс. — А вот зачем. Вот что на самом деле нужно было убийце. Некоторое время Далджит молчал. Но Маура и без слов знала, что ему был понятен ход ее мыслей. Он вновь повернулся к останкам Карен Садлер. Взял в руки скелет таза. — Срединный надрез брюшной полости, — сказал он. — А лезвие задело бы кость как раз там, где эта трещинка… Маура представила себе, как Амальтея ножом вспарывает живот женщины с такой силой и яростью, что ее смогла остановить только кость. Она подумала и о своей профессии, в которой ножи играют столь значимую роль, вспомнила, сколько надрезов сделала за свою жизнь. «Мы обе режем, моя мать и я. Но я — мертвую плоть, а она живую». — Вот почему мы не нашли костей плода в могиле Карен Садлер, — сказала Маура. — Но то, другое дело… — Сингх указал на снимки Никки Уэллс. — Тот плод не изъяли. Он сгорел вместе с матерью. Зачем сначала делать надрез, а потом, так и не изъяв плода, убивать его? — Потому что у ребенка Никки Уэллс был врожденный дефект. Амниотические перетяжки. — Что это такое? — спросила Риццоли. — Тканевые тяжи, которые иногда проходят через полость амниона, — пояснила Маура. — Если они опутывают конечность зародыша, то могут ограничить кровоснабжение и даже ампутировать конечность. Дефект был диагностирован у Никки на шестом месяце беременности. — Она снова указала на снимок. — Здесь видно, что у ребенка отсутствует правая конечность ниже колена. — Это не смертельный дефект? — Нет, ребенок родился бы живым. Но убийца сразу заметила дефект. Увидела, что ребенок ненормальный. Думаю, поэтому она его и не взяла. — Маура обернулась и посмотрела на Риццоли. Невольно поймала себя на том, что думает о ее беременности. Огромный живот, эстрогенный румянец на щеках. — Ей нужен был здоровый ребенок. — Но Карен Садлер тоже не идеальный вариант, — заметила Риццоли. — Она ведь была только на восьмом месяце беременности. В этот период легкие еще не сформированы, верно? Ребенок мог выжить только в инкубаторе. Маура перевела взгляд на кости Карен Садлер. Вспомнила то место, где они были обнаружены. Кости мужа, найденные в двадцати метрах. Они лежали не в одной могиле, а на некотором расстоянии друг от друга. Зачем копать две ямы? Почему не похоронить мужа и жену вместе? В горле вдруг пересохло. Догадка повергла ее в смятение. «Они были похоронены в разное время». 21 Коттедж съежился под тяжелыми от дождя ветвями деревьев, словно прогибаясь от их прикосновения. Когда Маура впервые увидела его неделю назад, она посчитала его просто унылым — так, мрачная хижина, задыхающаяся в наступающих лесных зарослях. Сейчас, когда она смотрела на него из автомобиля, ей казалось, что дом тоже разглядывает ее злобными окнами-глазами. — В этом доме выросла Амальтея, — пояснила Маура. — Анне не составило труда добыть эту информацию. Ей достаточно было заглянуть в школьный архив Амальтеи. Или же разыскать в старом телефонном справочнике фамилию Лэнк. — Она посмотрела на Риццоли. — Домовладелица мисс Клаузен сказала мне, что Анна захотела снять именно этот дом. — Выходит, Анна уже знала, что Амальтея жила здесь когда-то. «И так же, как я, горела желанием разузнать как можно больше о нашей матери, — подумала Маура. — Понять женщину, которая дала нам жизнь, а потом бросила». Дождь барабанил по крыше автомобиля и серебристой пеленой застилал ветровое стекло. Риццоли застегнула молнию на своем дождевике и накинула на голову капюшон. — Ну что ж, пойдемте заглянем внутрь. Они побежали под дождем к дому и, поднявшись на крыльцо, отряхнули свои мокрые плащи. Маура достала ключ, который ей только что выдали в агентстве мисс Клаузен, и вставила его в замок. Тот поддался не сразу, как будто дом сопротивлялся, не хотел впускать ее. Когда дверь наконец удалось открыть, она угрожающе заскрипела, с неохотой признавая свое поражение. Внутри было еще более мрачно, и Маура вновь испытала приступ клаустрофобии. В воздухе стоял кислый запах плесени, как будто сырость просочилась сквозь стены и впиталась в шторы, мебель. Свет, проникавший в окно, окрашивал гостиную в унылые серые тона. «Этот дом противится нашему присутствию, — подумала она. — Он не хочет открывать нам свои тайны». Она тронула Риццоли за руку. — Посмотрите, — сказала она, указывая на две щеколды и сверкающие медные цепочки. — Совсем новые замки. — Это Анна их установила. Напрашивается вопрос: почему? От кого она пыталась запереться? — Если это был не Чарльз Касселл. — Риццоли подошла к окну и взглянула на зеленую завесу из мокрых листьев. — Да, местечко на редкость уединенное. Никого по соседству. И ничего, кроме деревьев. Я бы тоже врезала дополнительные замки. — Она невесело усмехнулась. — Знаете, мне никогда не нравилась эта лесная романтика. Однажды, еще в школе, мы отправились в поход. Доехали до Нью-Хэмпшира и в каком-то лесу устроились на ночлег в спальных мешках. Я всю ночь глаз не сомкнула. И все время думала: мало ли кто там наблюдает за мной на деревьях или в кустах? — Пойдемте, — предложила Маура. — Я хочу показать вам весь дом. — Она привела Джейн на кухню и щелкнула выключателем. Лампы дневного света отозвались зловещим гулом. Резкий свет обнажил все трещинки и бугорки на старом линолеуме. Маура посмотрела на его шахматный узор, пожелтевший от времени, и подумала о том, что на этом полу наверняка сохранились микроскопические частички и пролитого молока, и въевшейся грязи. Что еще проникло в эти трещинки и швы? Какие страшные события оставили здесь свое наследие? — Здесь тоже совершенно новые цилиндровые замки, — заметила Риццоли, остановившись у черного хода. Маура подошла к двери, ведущей в подвал. — Вот что я хотела вам показать. — Очередной замок? — Да, но видите, какой он старый? Весь проржавел. Этот замок стоит здесь давно. Мисс Клаузен сказала, что он уже был на двери, когда она покупала этот дом на аукционе двадцать восемь лет назад. И вот что странно… — Что? — Эта дверь ведет только в подвал. — Маура посмотрела на Риццоли. — Здесь тупик. — И зачем понадобилось запирать эту дверь? — Вот это меня и удивляет. Риццоли открыла дверь, и из темноты пахнуло сыростью. — О Боже, — пробормотала она. — Ненавижу спускаться в подвалы.