– Поздравляю вас с прибытием на сборы! – Ур-ра-а! – прокатилось по отрядам. Я скосил глаза. На плацу военного санатория выстроилось человек сто допризывного возраста или больше. Пацанва, переодетая в хэбэшку, робела, с интересом оглядывалась, радостно ухмылялась или кривилась, отторгая игру в армию. Были и такие, кто всерьёз воспринимал сборы, как прелюдию к «действительной военной службе». Жека Зенков, сын офицера-ракетчика, реально тянулся во фрунт – армейская жилка! – Вольно! Разойтись! Девятиклассники смешались, сбиваясь в кучу, но постепенно разобрались – учителя НВП уводили своих подопечных по санаторным корпусам, изображавшим казармы. С шумом и гвалтом мой девятый «А» ввалился в отведённое помещение – койки в три ряда, как парты в классе. Густо пахло свежей побелкой и краской. – Иголки все взяли? – спросил с порога военрук и протянул нам ворох белых выглаженных лоскутов. – Чтоб к обеду подшили воротнички. Чмошников за стол не пущу! – А чмошник – это кто? – подал голос Изя. Ученики захохотали, а Дюха крикнул, давясь смехом: – Я тебе… потом… объясню! На пальцах! – Ха-ха-ха! Я стащил гимнастёрку и молча стал пришивать воротничок. Помнится, наш старшина люто гонял чмошников в мятой форме. Бывало, и наподдаст. А как ещё приучишь к дисциплине и порядку толпу задиристых мамсиков? – Миша! – ухмыльнулся Макароныч. – А тебе двойная работа – лычки подошьёшь. Назначаешься сержантом! – Есть, товарищ майор! В прошлой жизни я как раз до сержанта и дослужился. В вуз после ДМБ поступал. А нынче мне светит военная кафедра… Тьфу-тьфу-тьфу! Тук-тук-тук! Закончив с шитьём, я оделся и затянул ремень. Мне попался дембельский – мягкий, разношенный. Звезда на пряжке выглядела основательно затёртой от частого драения. И только тут я приметил слона – все глядели на меня. Любопытствуя, скалясь или даже завидуя, как Изя. – Что? – буркнул я, поправляя гимнастёрку. – Сержантов никогда не видели? – Знаешь, мон женераль, – затянул Жека, – такое впечатление, что ты уже отслужил. – Случалось, – криво усмехнулся я. – В прошлой жизни! – Как у индусов? – заулыбался Зенков. – Колесо сансары? – Типа того. – А меня, товарищ сержант, можешь не тревожить, – нагло осклабился Дэнчик, валясь на койку. – Твои приказы на меня не действуют, мы не в армии! – В армии ты бы у меня полночи унитазы чистил, салабон. Зубной щёткой! – холодно ответил я, натягивая пилотку, и покинул «казарму». Захотелось прогуляться – санаторий разместился в самом эпицентре местных красот. Обойдя круглое радоновое озерцо и пару каменных полян, я набрёл на тропинку, что вилась меж прозрачных акациевых рощ. Гул и грохот выдавал близость Южного Буга. Река открылась сразу, едва я вышел на опушку. Вода, зажатая скалистым каньоном, бурлила, свивая потоки, обтекая громадные розовые глыбы, и пенилась на порогах. Чудилось, что белые и стеклистые брызги зависали, будто в невесомости, – одни капли падали, изнемогшие в притяжении, но тут же взвивались новые, выбитые кипящими водоворотами. Мечта рафтера! Налюбовавшись игралищем стихий, я двинул к штабу. Ещё по дороге, когда мы ехали в «пазике», Марк Аронович обещал нам насыщенную неделю – тут тебе и выезд на стрельбище, и марш-бросок, и встреча с фронтовиками, и даже катание на броне танка – полигон тут рядом. А когда что? Надо уточнить… – У меня нету! – вздрагивающий голос Дэна перебил мои сержантские заморочки. – А если пошукать? – Вопрос прозвучал ласково, с той вкрадчивой ленцой, что плоховато прячет угрозу. Я обошёл кусты сирени, вымахавшие в два человеческих роста, и оказался в тылу троицы, увлечённой отъёмом денег. Самый здоровый, стриженный наголо, стоял в сторонке, а парочка школяров пожиже крепко держала трепыхавшегося Дэнчика. – Не трогать! – приказал я. – Он из моего отряда. Стриженый, вертевший на пальце цепочку, вздрогнул, глянул опасливо – и тут же его толстые губы расползлись в гадкой ухмылочке. – Та шо ты говоришь? – восхитился он. – А если тронем? – Накажу. Старшак всё оглядывал меня, будто не веря, что такие бывают. – Слышь ты, сержант! – пошёл он ва-банк. – С тебя тоже рубль! – А что так мало? – задрал я бровь. – Проси больше, всё равно в задницу посылать! Здоровячок захихикал, но в глазках его копилась злость. – Да тебе известно, хто я? – пропел он. – Да ничего особенного, – улыбнулся я, – обычное чмо. Не знаю только, местное или приезжее. Стриженый, похоже, был знаком с боксом, но от его хука я легко ушёл. Увернулся от прямого в голову и сам хлестнул ладонью на сверхскорости. Крепыш пропустил удар и крутанулся, падая на четвереньки. Носком начищенного сапога по толстой ляжке, и мой противник, завывая на низких частотах, пополз окарачь. Парочка жидких тут же дристанула, утратив веру в людей. – Всё в порядке? – спросил я спокойно, ибо не видел причин стучать себя в грудь кулаком. Победа над превосходящими силами противника обесценивается, если враг – мелкая шпана. – Они ничего не взяли? – Н-не успели… – выдавил Дэнчик. Страх ещё не улетучился из него, но уже пробивался стыд и росло ошеломление. – Пошли, – сказал я, подавая пример, – обед скоро. Сопение за моей спиной сбилось. – Миш… – пробормотал Дэн с запинкой. – Ты… это… приказывай, если что… Глава 7 Суббота, 7 июня 1975 года, ближе к вечеру Первомайск, улица Дзержинского – Сдал, сдал! – успокоил я маму с порога. – Ну и слава богу… – вздохнула родительница. Бедная… Мало того что у сына переводной по математике[47], так ещё и самой готовиться надо. Экзамены скоро! Хоть и на заочное, а всё равно… Я не переодевался – скоро к Рите. Наверное, потому и не мог сразу отойти от школьного напряга. Нет, госы не пугали – мне ли, инженеру-программисту с сорокалетним стажем, вибрировать? Но сама школьная атмосфера, наэлектризованная, круто замешанная на боязни и одновременно возвышенная, взвинчивала, натягивая нервы до звона. «Картина маслом!» – как Маша выражается – все девочки в нарядных белых фартучках и гольфиках. У многих, в том числе у Инны с Ритой, роскошные банты в волосах. Даже «родной» класс преобразился. Учительского стола не хватило, пристыковали ещё один и застелили тёмно-вишнёвой скатертью. Цветы в вазах, газировка, газеты, чтобы комиссия не скучала… Кроме Нины Константиновны в допотопном строгом платье, за столом устроилась математичка из 11-й школы – дородная дама, похожая на повариху. К ней присоседился скучный представитель ГОРОНО – выцветший какой-то, полинявший дядечка в серой паре поверх ослепительной лавсановой рубашки. Ученикам раздали проштемпелёванные листы – и заскрипели перья, зачиркали шарики… – Кушать будешь? – воззвала мама. – Не-а. У Ритки – день рождения, берегу место для торта! Разувшись, я прошёл в зал, где за столом сидела наша абитуриентка, обложившись талмудами пособий и пухлыми, потрёпанными конспектами. – Ты уже похудела от наук, – вздохнул, подойдя, и стал массировать мамины плечи и шею. – Хорошо бы… – застонала мама, прогибая спину. – Ещё… Я хорошенько размял трапециевидную мышцу – это из-за неё порой костенеет шея – и осторожно начал: – Мам… – М-м?