Арамис распечатал письмо и прочел: «Дорогой д’Эрбле! Я узнал от д’Артаньяна, передавшего мне привет от вас и от графа де Ла Фер, что вы отправляетесь в экспедицию, которая продолжится месяца два или три. Так как я знаю, что вы не любите просить у друзей, то предлагаю вам сам. Вот двести пистолей, которыми вы можете располагать и которые вы возвратите, когда вам будет угодно. Не бойтесь стеснить меня: если мне понадобятся деньги, я могу послать за ними в любой из моих замков. В одном Брасье у меня лежит двадцать тысяч ливров золотом. Поэтому если я не посылаю вам больше, то только из опасения, что большую сумму вы откажетесь принять. Обращаюсь к вам потому, что, как вы знаете, я немного робею невольно перед графом де Ла Фер, хотя люблю его от всего сердца. То, что я предлагаю вам, само собой разумеется, я предлагаю и ему. Преданный вам, в чем, надеюсь, вы не сомневаетесь, дю Валлон де Брасье де Пьерфон». – Ну, – промолвил Арамис, – что вы на это скажете? – Я скажу, дорогой д’Эрбле, что было бы почти грешно сомневаться в провидении, имея таких друзей. – Итак? – Итак, разделим пистоли Портоса, как мы разделили уже луидоры д’Артаньяна. Дележ был произведен при свете витой свечки Базена, и оба друга отправились дальше. Через четверть часа они были у ворот Сен-Дени, где лорд Винтер уже ожидал их. Глава XLVI Где показывается, что первый порыв – всегда правильный Трое друзей поехали по Пикардийской дороге, хорошо им знакомой и вызвавшей у Атоса и Арамиса немало ярких воспоминаний из времен их молодости. – Если бы Мушкетон был с нами, – сказал Атос, когда они достигли того места, где у них был спор с каменщиками, – как бы он задрожал, проезжая здесь. Вы помните, Арамис? Ведь это здесь он получил знаменитую пулю. – Честное слово, я не осудил бы его, – отвечал Арамис, – меня самого дрожь пробирает при этом воспоминании; посмотрите, вон за тем деревом место, где я думал, что мне пришел конец. Поехали дальше. Скоро и Гримо кое-что припомнил. Когда проезжали мимо той гостиницы, где когда-то они вместе со своим господином учинили такой великолепный разгром, Гримо подъехал к Атосу и, указывая на отдушину погреба, сказал: – Колбасы! Атос рассмеялся. Собственная юношеская проделка показалась ему теперь такой же забавной, как если бы ему рассказали о чужой. Проведя в пути два дня и ночь, под вечер, при великолепной погоде, прибыли они в Булонь, в те времена почти пустынный город, расположенный весь на возвышенности; того, что называется теперь «нижним городом», еще не существовало. Булонь была мощной крепостью. – Господа, – сказал лорд Винтер, когда они подъехали к воротам, – поступим так же, как в Париже: въедем порознь, чтобы не возбуждать подозрений. Я знаю здесь один трактир; он мало посещается, и хозяин его предан мне всей душой. Туда я и направлюсь, там должны быть для меня письма, а вы поезжайте в любую гостиницу, – например, в гостиницу «Шпаги Великого Генриха». Отдохните и через два часа будьте на пристани; наше судно, наверное, нас ожидает. Так и порешили. Винтер продолжал свой путь вдоль наружного вала, чтобы въехать в город через другие ворота, оба же друга въехали в те ворота, перед которыми они находились. Проехав шагов двести, они увидели гостиницу, о которой говорил Винтер. Лошадей покормили, не расседлывая; слуги сели ужинать, так как было уже поздно; господа, торопившиеся на судно, велели им прийти на пристань, запретив разговаривать с кем бы то ни было. Это запрещение касалось, конечно, только Блезуа, потому что для Гримо оно уже давно стало излишним. Атос и Арамис направились в гавань. Их запыленная одежда, а также известная непринужденность в манерах и движениях, по которой всегда можно отличить людей, привыкших к путешествиям, привлекли внимание нескольких гуляющих. На одного из них, по-видимому, появление Арамиса и Атоса произвело особенно сильное впечатление. Этот человек, на которого и они обратили внимание по тем же причинам, по каким их самих замечали другие, одиноко ходил взад и вперед по дамбе. Увидя их, он уже не спускал с них глаз и, видимо, горел желанием заговорить с ними. Он был молод и бледен, с очень светлыми глазами, которые, как глаза тигра, меняли цвет в зависимости от того, на кого взирали; его походка, несмотря на медленность и неуверенность при поворотах, была тверда и смела; одет он был во все черное и довольно ловко носил длинную шпагу. Выйдя на дамбу, Атос и Арамис остановились посмотреть на небольшую лодку, вполне снаряженную и привязанную к свае. – Это, без сомнения, наша, – сказал Атос. – Да, – отвечал Арамис, – а вон то судно готовится к отплытию и, вероятно, отвезет нас по назначению. Только бы лорд Винтер не заставил себя ждать. Здесь оставаться совсем не весело: не видно ни одной женщины. – Тише, – произнес Атос, – нас слушают. Действительно, бледный молодой человек, который уже несколько раз проходил мимо двоих друзей, пока они рассматривали лодку, услышав имя лорда Винтера, остановился. Правда, это могло быть случайностью, так как лицо его сохраняло полное равнодушие. – Господа, – обратился он к ним, поклонившись очень вежливо и непринужденно, – простите мне мое любопытство, но вы, кажется, приехали из Парижа или, во всяком случае, не здешние? – Да, мы из Парижа, сударь, – ответил Атос так же вежливо. – Чем могу служить? – Не будете ли вы так добры сказать мне, сударь, – продолжал молодой человек, – правда ли, что кардинал Мазарини уже больше не министр? – Вот странный вопрос, – произнес Арамис. – Он и министр и не министр, – отвечал Атос. – Половина Франции старается его прогнать, но разными интригами и обещаниями он привлек на свою сторону другую половину; это может продолжаться очень долго, как вы сами понимаете. – Итак, сударь, – сказал незнакомец, – он не бежал и не находится в тюрьме? – Нет, по крайней мере в настоящее время. – Крайне вам признателен, господа, за вашу любезность, – произнес молодой человек, отходя. – Что вы скажете об этом допросчике? – спросил Арамис. – Я скажу, что это либо скучающий провинциал, либо шпион, собирающий сведения. – И вы так отвечали ему? – Я не имел основания поступить иначе. Он был вежлив со мной, и я был вежлив с ним. – Но все же, если это шпион… – Что же может сделать шпион? Теперь не времена Ришелье, когда по одному подозрению запирались гавани. – Все-таки вы напрасно так отвечали ему, – сказал Арамис, провожая глазами молодого человека, фигура которого понемногу скрывалась за дюнами. – А вы, – возразил Атос, – забываете, что сами поступили еще более неосторожно, произнеся имя лорда Винтера. Разве вы не заметили, что этот молодой человек остановился именно тогда, когда услышал его имя? – Тем более следовало предложить ему идти своей дорогой, когда он обратился к вам. – То есть затеять ссору? Я опасаюсь ссор, когда меня где-нибудь ждут, – ведь и ссора может меня задержать. Кроме того, давайте-ка я вам кое в чем признаюсь: мне самому хотелось рассмотреть молодого человека поближе. – Для чего? – Арамис, вы будете смеяться надо мной, Арамис, вы скажете, что я вечно твержу одно и то же, что мне мерещится со страху… – Но в чем же дело? – На кого похож этот молодой человек? – С какой стороны? С хорошей или с дурной? – спросил, смеясь, Арамис. – С дурной и настолько, насколько мужчина может иметь сходство с женщиной. – А, черт возьми! – воскликнул Арамис. – Вы заставляете меня призадуматься. Нет, конечно, дорогой друг, вам не мерещится, и я сам вижу, что вы правы. Этот тонкий впалый рот, эти глаза, которые словно повинуются только рассудку, а не сердцу… Это какой-нибудь ублюдок миледи. – Вы смеетесь, Арамис? – Просто по привычке. Ибо, клянусь вам, я не более вашего хотел бы встретить этого змееныша на нашей дороге. – Вот и Винтер! – воскликнул Атос. – Отлично. Теперь недостает только наших лакеев, они что-то запаздывают, – заметил Арамис. – Нет, – возразил Атос, – я уже вижу их. Они идут в двадцати шагах позади милорда. Я узнал Гримо по его длинным ногам и задранной вверх голове. Тони несет наши карабины. – Значит, мы отплываем в ночь? – спросил Арамис, оглядываясь на запад, где от солнца оставалось уже только золотистое облачко, понемногу таявшее в море. – Вероятно, – отвечал Атос. – Вот дьявол, – произнес Арамис, – я и днем-то недолюбливаю море, а ночью тем более. Этот шум волн, рев ветра, ужасная качка… Признаюсь, я предпочел бы сидеть сейчас в монастыре в Нуази. Атос улыбнулся своей печальной улыбкой, думая, очевидно, совсем о другом, и направился навстречу лорду Винтеру. Арамис последовал за ним. – Что же с вашим другом? – спросил Арамис. – Он похож на одного из тех грешников в дантовском аду, которым сатана свернул шеи и которые смотрят на свои пятки. Какого черта он все оглядывается?