Заметив их тоже, лорд Винтер ускорил шаг и подошел к ним с необычайной поспешностью. – Что с вами, милорд? – спросил Атос. – Отчего вы так запыхались? – Нет, ничего, – отвечал лорд Винтер, – только когда я проходил мимо дюн, мне показалось… Он опять оглянулся. Атос посмотрел на Арамиса. – Однако едемте, – воскликнул лорд Винтер, – едемте, лодка, вероятно, уже ожидает нас, а вот и наше судно стоит на якоре. Видите вы его? Я хотел бы уже быть на борту. Он опять оглянулся. – Вы забыли что-нибудь? – спросил Арамис. – Нет, я просто озабочен. – Он видел его, – шепнул Арамису Атос. Тем временем они подошли к лестнице, у которой стояла лодка. Лорд Винтер велел сначала сойти слугам с оружием и носильщикам с багажом, а уж затем стал спускаться сам. В эту минуту Атос заметил человека, который шел по берегу параллельно дамбе и спешил к противоположному концу гавани, расположенному шагах в двадцати от них, как будто намереваясь оттуда следить за их отъездом. Хотя уже стемнело, Атосу все же показалось, что это тот самый человек, который обращался к нему с вопросами. «Ого, – подумал он про себя, – уж не шпион ли это в самом деле и не собирается ли он помешать нашему отъезду?» – Видимо, он замышляет что-то против нас, – сказал Атос. – Мы все-таки отчалим, а когда будем в открытом море, пусть пожалует к нам. С этими словами Атос вскочил в лодку, которая сразу отошла от причала и стала быстро удаляться под ударами весел четырех сильных гребцов. Молодой человек между тем продолжал идти по берегу, немного обгоняя лодку. Она должна была пройти по узкому проходу между концом дамбы, где находился только что засветившийся маяк, и скалой, торчавшей на берегу. Издали они видели, как молодой человек взбирался на эту скалу, чтобы оказаться над лодкой, когда она будет проходить мимо. – Решительно, этот молодой человек – шпион, – сказал Арамис Атосу. – Какой молодой человек? – спросил лорд Винтер, оборачиваясь к ним. – Да тот, который все ходил сзади, заговорил с нами и теперь ожидает нас вон там. Вы видите? Лорд Винтер посмотрел в ту сторону, куда указывал Арамис. Маяк ярко освещал проход, по которому они плыли, нависавшую скалу и на ней фигуру молодого человека, стоявшего с обнаженной головой и скрещенными руками. – Это он! – воскликнул лорд Винтер, хватая Атоса за руку. – Это он! Мне уже раньше показалось, что я узнал его, и я не ошибся. – Кто он? – спросил Арамис. – Сын миледи, – отвечал Атос. – Монах! – воскликнул Гримо. Молодой человек услышал эти слова. Можно было подумать, что он хочет броситься вниз, до того он свесился со скалы. – Да, это я, дядюшка! – крикнул он. – Я, сын миледи! Я, монах! Я, секретарь и друг Кромвеля! И я знаю теперь вас и ваших спутников! В лодке было три человека безусловно храбрых, в мужестве которых никто бы не усомнился. Но все же, услышав этот голос, увидев это лицо, они почувствовали, как дрожь пробежала по их спинам. А у Гримо волосы поднялись дыбом и обильный пот выступил на лбу. – Ага, – сказал Арамис, – так это племянник, это монах, сын миледи, как он сам говорит! – Увы, да, – прошептал лорд Винтер. – Хорошо, подождите, – сказал Арамис. И с ужасным хладнокровием, появлявшимся у него в решительные минуты, он взял один из мушкетов, что держал Тони, зарядил его и прицелился в человека, стоявшего на скале, подобно ангелу тьмы. – Стреляйте! – крикнул Гримо вне себя. Атос схватил дуло карабина и не дал выстрелить. – Черт бы вас побрал! – вскричал Арамис. – Я так хорошо в него прицелился. Я всадил бы ему пулю прямо в грудь. – Довольно того, что мы убили мать, – глухо произнес Атос. – Его мать была негодяйка, причинившая зло всем нам и нашим близким. – Да, но сын ничего нам не сделал. Гримо, привставший было, чтобы увидеть результат выстрела, махнул рукой и в отчаянии опустился на скамью. Молодой человек разразился хохотом. – А, так это вы! – крикнул он. – Это вы, теперь-то я вас знаю! Его резкий смех и грозные слова пронеслись над лодкой и, унесенные ветром, замерли в отдалении. Арамис содрогнулся. – Спокойствие, – сказал Атос. – Что за черт! Или мы перестали быть мужчинами? – Ну нет, – возразил Арамис, – только ведь это истинный демон. Спросите дядю, не был ли я прав, собираясь освободить его от такого милого племянника? Винтер ответил только вздохом. – Все было бы кончено, – продолжал Арамис. – Право, Атос, я боюсь, что из-за вашего благоразумия я сделал порядочную глупость. Атос взял лорда Винтера под руку и, стараясь переменить разговор, спросил: – Когда мы прибудем в Англию? Но лорд Винтер не расслышал его слов и ничего не ответил. – Послушайте, Атос, – сказал Арамис, – может быть, еще не поздно? Смотрите, он все еще там. Атос нехотя обернулся: ему, очевидно, было тягостно смотреть на этого молодого человека. Действительно, тот все еще стоял на скале, озаренный светом маяка. – Но что он делает в Булони? – спросил рассудительный Атос, всегда доискивавшийся причин и мало заботившийся о cлeдcтвияx. – Он следил за мной, он следил за мной, – сказал лорд Винтер, на этот раз услышав слова Атоса, так как они совпали с его мыслями. – Если бы он следил за вами, мой друг, – возразил Атос, – он знал бы о нашем отъезде; а, по всей вероятности, он, напротив, явился сюда раньше нас. – Ну, тогда я ничего не понимаю! – произнес англичанин, качая головой, как человек, считающий бесполезной борьбу с сверхъестественными силами. – Положительно, Арамис, – сказал Атос, – мне кажется, что я напрасно удержал вас. – Молчите, – сказал Арамис, – я бы заплакал сейчас, если бы умел. Гримо что-то глухо ворчал, словно разъяренный зверь. В это время их окликнули с судна. Лоцман, сидевший у руля, ответил, и лодка подошла к шлюпу. В одну минуту пассажиры, их слуги и багаж были на борту. Капитан ждал только их прибытия, чтобы отойти. Едва они вступили на палубу, как судно снялось с якоря и направилось в Гастингс, где им предстояло высадиться. В эту минуту три друга невольно еще раз оглянулись на скалу, на которой по-прежнему виднелась грозная тень. Затем, в ночной тишине, до них долетел угрожающий голос: – До свидания, господа, увидимся в Англии! Глава XLVII Месса по случаю победы при Лансе То оживление, которое королева Генриетта заметила во дворце и причину которого она тщетно пыталась разгадать, было вызвано ланской победой. Вестником этой победы принц Конде послал герцога Шатильона, немало ей содействовавшего; ему же было поручено развесить под сводами собора Богоматери двадцать два знамени, взятых у лотарингцев и испанцев. Известие это имело самое важное значение: борьба с парламентом разрешалась в пользу двора. Вводя без соблюдения должной формы налоги, вызывавшие протест парламента, правительство заявляло, что они необходимы для поддержания чести Франции, и сулило победы над неприятелем. А так как после битвы при Нордлингене не случалось ничего, кроме неудач, то парламенту легко было требовать объяснений у Мазарини по поводу этих побед, вечно обещаемых и все откладываемых на будущее. Но на этот раз ожидания сбылись, был одержан успех, и успех полный. Поэтому всем было ясно, что двор празднует двойную победу: победу над внешним врагом и победу над врагами внутренними. Даже юный король, получив это известие, воскликнул: