– Какой толстый кошелек! – Какая доблестная шпага! – Соблазним их! – Нет, Арамис, эта тайна принадлежит не нам. Поверьте мне, мы не должны никого посвящать в нее. Кроме того, поступив так, мы показали бы, что не полагаемся на свои силы. Пожалеем про себя, но не будем об этом говорить вслух. – Вы правы. Чем вы займетесь до вечера? Мне-то придется похлопотать – надо отложить два дела. – А можно отложить эти два дела? – Черт возьми, приходится! – Какие же это дела? – Во-первых, нанести удар шпагой коадъютору, которого я встретил вчера у госпожи Рамбулье и который вздумал разговаривать со мной каким-то странным тоном. – Фи, ссора между духовными лицами! Дуэль между союзниками! – Что делать, дорогой граф! Он забияка, и я тоже; он вечно вертится у дамских юбок, я тоже; ряса тяготит его; и мне, признаться, она надоела. Иногда мне даже кажется, что он Арамис, а я коадъютор, так много между нами сходства. Этот Созий мне надоел, он вечно заслоняет меня. К тому же он бестолковый человек и погубит наше дело. Я убежден, что если бы я дал ему такую же оплеуху, как сегодня утром тому горожанину, что забрызгал меня, это сильно бы изменило состояние дел. – А я, дорогой Арамис, – спокойно ответил Атос, – думаю, что это изменило бы только состояние лица господина де Реца. Поэтому послушайте меня, оставим все, как оно есть; да теперь ни вы, ни он не принадлежите более самим себе: вы принадлежите английской королеве, а он – Фронде. Итак, если второе дело, которое вы должны отложить, не важнее первого… – О, второе дело очень важное. – В таком случае выполняйте его сейчас. – К несчастью, не в моей власти выполнить его, когда мне хотелось бы. Оно назначено на вечер, попозже. – А, понимаю, – сказал Атос с улыбкой, – в полночь? – Почти. – Что же делать, дорогой друг, это дело из таких, которые можно отложить, и вы его отложите, тем более что по возвращении у вас будет достаточное оправдание… – Да, если я вернусь. – А если не вернетесь, то не все ли вам равно? Будьте же благоразумным, Арамис. Вам уже не двадцать лет, друг мой. – К великому моему сожалению. О, если бы мне было только двадцать лет! – Да, – произнес Атос, – сколько глупостей вы бы тогда еще наделали! Однако нам пора расстаться. Мне надо еще сделать два визита и написать письмо. Зайдите за мной в восемь часов, а лучше давайте поужинаем вместе в семь? – Отлично, – сказал Арамис. – Мне надо сделать двадцать визитов и написать столько же писем. На этом они расстались. Атос нанес визит госпоже де Вандом, расписался в числе посетителей у герцогини де Шеврез и написал д’Артаньяну следующее письмо: «Дорогой друг, я уезжаю с Арамисом по важному делу. Хотел бы проститься с вами, но не имею времени. Помните, я пишу вам, чтобы еще раз подтвердить вам свою любовь. Рауль поехал в Блуа и ничего не знает о моем отъезде; присматривайте за ним в мое отсутствие, сколько можете, и если в течение трех месяцев от меня не будет известий, то скажите ему, чтобы он вскрыл запечатанный пакет на его имя, который он найдет в Блуа в моей бронзовой шкатулке. Посылаю вам ключ от нее. Обнимите Портоса от имени Арамиса и моего. До свидания, а может быть, прощайте». Письмо это он послал с Блезуа. В условленный час Арамис явился. Он был одет для дороги, со шпагой на боку – той старой шпагой, которую он так часто обнажал и которую теперь особенно стремился обнажить. – Вот что, – сказал он, – я думаю, напрасно мы уезжаем так, не оставив хоть несколько прощальных строк Портосу и д’Артаньяну. – Все уже сделано, дорогой друг, – ответил Атос, – я подумал об этом и простился с ними за вас и за себя. – Вы удивительный человек, дорогой граф, – воскликнул Арамис, – вы ничего не забываете! – Ну что, вы примирились с вашим путешествием? – Вполне, и теперь, обдумав все, я даже рад, что покидаю Париж на это время. – И я тоже, – сказал Атос. – Я только жалею, что не мог обнять д’Артаньяна, но этот дьявол хитер и, наверное, догадался бы о наших планах. Они кончали ужинать, когда вернулся Блезуа. – Сударь, вот ответ от господина д’Артаньяна, – сказал он. – Но ведь я не просил ответа, дурак, – возразил Атос. – Я и не ждал ответа, но он велел меня вернуть и вручил мне вот это. С этими словами Блезуа подал маленький, туго набитый, звенящий кожаный мешочек. Атос раскрыл его и сначала вынул оттуда следующую записку: «Дорогой граф! Лишние деньги в путешествии не помешают, в особенности если путешествие затевается месяца на три. Вспомнив наши прежние тяжелые времена, посылаю вам половину моих наличных денег: это из тех, что мне удалось вытянуть у Мазарини, поэтому умоляю вас, не тратьте их на какое-нибудь уж очень дрянное дело. Я никак не верю тому, чтобы мы могли вовсе больше не увидеться. С вашим сердцем и вашей шпагой пройдешь везде. Поэтому до свидания, а не прощайте. Рауля я полюбил с первой встречи, как родного сына. Тем не менее искренне молю небо, чтобы мне не пришлось стать ему отцом, хотя я и гордился бы таким сыном. Ваш д’Артаньян. P. S. Само собой разумеется, что пятьдесят луидоров, которые я вам посылаю, предназначаются как вам, так и Арамису, как Арамису, так и вам». Атос улыбнулся, и его красивые глаза затуманились слезой. Значит, д’Артаньян, которого он всегда любил, любит его по-прежнему, хотя и стал мазаринистом! – Честное слово, тут пятьдесят луидоров, – сказал Арамис, высыпая деньги из кошелька на стол, – и все с портретом Людовика Тринадцатого! Что вы намерены с ними делать, граф, оставите или отошлете обратно? – Конечно, оставлю, Арамис. Даже если б я не нуждался в деньгах, и то оставил бы их. Что предлагается от чистого сердца, надо принимать с чистым сердцем. Возьмите себе двадцать пять, а остальные двадцать пять дайте мне. – Отлично. Я очень рад, что вы одного мнения со мной. Ну что же, в дорогу? – Хоть сейчас, если желаете. Но разве вы не берете с собой слугу? – Нет, этот дуралей Базен имел глупость, как вы знаете, сделаться причетником в соборе и теперь не может отлучиться. – Хорошо, вы возьмете Блезуа, который мне не нужен, так как у меня есть Гримо. – Охотно, – ответил Арамис. В эту минуту Гримо появился на пороге. – Готово, – произнес он со своей обычной краткостью. – Итак, едем, – сказал Атос. Лошади были действительно уже оседланы, слуги тоже готовы были тронуться в путь. На углу набережной они повстречали запыхавшегося Базена. – Ах, сударь, – воскликнул он, – слава богу, что я поспел вовремя! – В чем дело? – Господин Портос только что был у вас и оставил вам вот это, сказав, что надо передать вам спешно и непременно до вашего отъезда. – Хорошо, – сказал Арамис, принимая от Базена кошелек. – Что же это такое? – Подождите, господин аббат, у меня есть письмо. – Я уже сказал тебе, что если ты еще раз назовешь меня иначе, чем шевалье, я тебе все кости переломаю! Давай письмо! – Как же вы будете читать? – спросил Атос. – Ведь здесь темно, как в погребе. – Сейчас, – сказал на это Базен и, вынув огниво, зажег витой огарок, которым зажигал свечи в соборе.