– Как так? – Снова надеть боевое снаряжение, подпоясать шпагу, подвергаться опасностям, оставляя подчас в пути куски своей шкуры, – словом, зажить прежнею жизнью, понимаете? – Ах, черт возьми! – пробормотал Портос. – Да, я понимаю, что вы избаловались, милый друг; вы отрастили брюшко, рука утратила прежнюю гибкость, которую, бывало, вы не раз доказывали гвардейцам кардинала. – Ну, рука-то еще не плоха, клянусь вам, – сказал Портос, показывая свою ручищу, похожую на баранью лопатку. – Тем лучше. – Значит, мы будем воевать? – Ну разумеется. – А с кем? – Вы следите за политикой, мой друг? – Я? И не думаю. – Словом, вы за кого: за Мазарини или за принцев? – Я просто ни за кого. – Иными словами, вы за нас? Тем лучше, Портос, это выгоднее всего. Итак, мой милый, я вам скажу: я приехал от кардинала. Это слово оказало такое действие на Портоса, как будто был все еще 1640 год и речь шла о настоящем кардинале. – Ого! Что же угодно от меня его преосвященству? – Его преосвященство желает, чтоб вы поступили к нему на службу. – А кто сказал ему обо мне? – Рошфор. Помните? – Еще бы, черт возьми! Тот самый, что, бывало, так досаждал нам, по чьей милости нам пришлось столько гонять по проезжим дорогам! Тот, кого вы трижды угостили шпагой, и ему, можно сказать, не зря досталось! – Но знаете ли вы, что он стал нашим другом? – спросил д’Артаньян. – Нет, не знал. Он, видно, незлопамятен. – Вы ошибаетесь, Портос, – возразил д’Артаньян, – это я незлопамятен. Портос не совсем понял эти слова, но, как мы знаем, он не отличался сообразительностью. – Так вы говорите, – продолжал он, – что граф Рошфор говорил обо мне кардиналу? – Да, а затем королева. – Королева? – Чтобы внушить нам доверие к нему, она даже дала ему знаменитый алмаз, помните, который я продал господину Дезэссару и который, не знаю каким образом, снова очутился в ее руках. – Но мне кажется, – заметил Портос со свойственным ему неуклюжим здравомыслием, – она бы лучше сделала, если б возвратила его вам. – Я тоже так думаю, – ответил д’Артаньян. – Но что поделаешь, у королей и королев бывают иногда странные причуды. А так как в конце концов в их власти богатство и почести и от них исходят деньги и титулы, то и питаешь к ним преданность. – Да, питаешь к ним преданность… – повторил Портос. – Значит, в настоящую минуту вы преданы?.. – Королю, королеве и кардиналу. Более того, я поручился и за вас. – И вы говорите, что заключили некоторые условия относительно меня? – Блестящие, мой дорогой, блестящие. Прежде всего у вас есть деньги, не так ли? Сорок тысяч ливров дохода, сказали вы? Портос вдруг встревожился. – Ну, милый мой, – сказал он, – лишних денег ни у кого не бывает. Наследство госпожи дю Валлон несколько запутано, а я не мастер вести тяжбы, так что и сам перебиваюсь, как могу. «Он боится, что я приехал просить у него взаймы», – подумал д’Артаньян. – Ах, мой друг, – сказал он громко, – тем лучше, если у вас заминка в делах. – Почему: тем лучше? – спросил Портос. – Да потому, что его преосвященство даст вам все земли, деньги, титулы. – А-а-а! – протянул Портос, вытаращив глаза при последнем слове д’Артаньяна. – При прежнем кардинале, – продолжал д’Артаньян, – мы не умели пользоваться случаем, а ведь была возможность. Я говорю не о вас: у вас сорок тысяч доходу, и вы, по-моему, счастливейший человек на свете… Портос вздохнул. – Но тем не менее, – продолжал д’Артаньян, – несмотря на ваши сорок тысяч ливров доходу, а может быть, именно в силу этих сорока тысяч ливров, мне кажется, что маленькая коронка на дверцах вашей кареты выглядела бы очень недурно, а? – Ну разумеется. – Так вот, друг мой, заслужите ее: она на конце вашей шпаги. Мы не повредим друг другу. Ваша цель – титул, моя – деньги… Мне бы только заработать достаточно, чтобы восстановить Артаньян, пришедший в упадок с тех пор, как мои предки разорились на крестовых походах, да прикупить по соседству акров тридцать земли, – больше мне не нужно. Я поселюсь там и спокойно умру. – А я, – сказал Портос, – хотел бы быть бароном. – Вы им будете. – А о других наших друзьях вы тоже вспомнили? – спросил Портос. – Конечно. Я виделся с Арамисом. – А ему чего хочется? Быть епископом? – Представьте себе, – ответил д’Артаньян, не желавший разочаровывать Портоса, – что Арамис стал монахом и иезуитом и живет как медведь; он отрекся от всего земного и помышляет только о спасении души. Мои предложения не могли поколебать его. – Тем хуже! – сказал Портос. – Он был человек с головой. А Атос? – Я еще не виделся с ним, но поеду к нему от вас. Не знаете ли, где его искать? – Близ Блуа, в маленьком именьице, которое он унаследовал от какого-то родственника. – А как оно называется? – Бражелон. Представьте себе, друг мой, Атос, который и так родовит, как император, вдруг еще наследует землю, дающую право на графский титул! Ну на что ему эти графства? Графство де Ла Фер, графство де Бражелон! – Тем более что у него нет детей, – сказал д’Артаньян. – Гм, я слыхал, что он усыновил одного молодого человека, который очень похож на него лицом. – Атос, наш Атос, который был добродетелен, как Сципион! Вы с ним виделись? – Нет. – Ну, так я завтра же повидаюсь с ним и расскажу о вас. Боюсь только, – но это между нами, – что из-за своей несчастной слабости к вину он состарился и опустился. – Да, правда, он много пил. – К тому же он старше нас всех, – заметил д’Артаньян. – Всего несколькими годами; важная осанка очень его старила. – Да, это верно. Итак, если Атос будет с нами – великолепно; ну а если не будет, мы и без него обойдемся. Мы и вдвоем стоим целой дюжины. – Да, – сказал Портос, улыбаясь при воспоминании о своих былых подвигах, – но вчетвером мы стоили бы тридцати шести; тем более что дело будет не из легких, судя по вашим словам. – Не легкое для новичка, но не для нас. – А сколько оно продлится? – Пожалуй, хватит года на три, на четыре, черт возьми!