– Ах, как я рад опять вас видеть, дорогой д’Артаньян! – воскликнул он (теперь вместо баритона он говорил басом). – Вы, значит, меня не забыли. – Забыть вас? Ах, дорогой дю Валлон, можно ли забыть лучшие дни молодости, и своих верных друзей, и пережитые вместе опасности! Увидя вас, я припомнил каждый миг нашей былой дружбы. – Да, да, – сказал Портос, подкручивая усы и стараясь придать им прежний щегольской вид, который они утратили за время его затворничества. – Да, славные дела совершали мы в свое время, – было над чем поломать голову бедному кардиналу. И он тяжело вздохнул. Д’Артаньян взглянул на него. – Во всяком случае, – продолжал томно Портос, – добро пожаловать, дорогой друг, вы меня развлечете. Мы затравим завтра зайца в моих превосходных полях или косулю в моих великолепных лесах. Мои четыре борзые слывут самыми легкими в наших краях, а гончие у меня такие, что равных им не найти на двадцать миль в окружности. И Портос вздохнул второй раз. «Ого! – подумал д’Артаньян. – Неужели мой приятель не так счастлив, как кажется?» – Но прежде всего, – ответил он, – вы представите меня госпоже дю Валлон, потому что я помню любезное приглашение, которое вы мне прислали и в котором она соблаговолила приписать несколько строк. Третий вздох Портоса. – Я потерял госпожу дю Валлон два года тому назад и до сих пор скорблю об этом. Потому-то я и уехал из моего замка Валлон, близ Корбея, и поселился в Брасье, а из-за этого переезда в конце концов прикупил вот это имение. Бедная госпожа дю Валлон! – продолжал Портос, делая унылую мину. – У нее был не очень покладистый характер, но под конец она все же примирилась с моими привычками и вкусами. – Значит, вы богаты и свободны? – сказал д’Артаньян. – Увы, – ответил Портос, – я вдовец, и у меня сорок тысяч дохода. Пойдемте завтракать. Хотите? – И очень, – ответил д’Артаньян. – Утренний воздух возбудил мой аппетит. – Да, – заметил Портос, – у меня превосходный воздух. Они вошли в замок. Внутри все сверху донизу сияло позолотой: золоченые карнизы, золоченая резьба, золоченая мебель. Накрытый стол ожидал их. – Вот видите, – сказал Портос, – так у меня всегда. – Черт возьми, я восхищен! Такого стола и у короля не бывает. – Да, я слышал, что Мазарини его очень скверно кормит. Отведайте котлет, милый д’Артаньян. Из собственной баранины. – У вас очень нежные бараны, могу вас поздравить. – Да, они откармливаются на моих превосходных лугах. – Дайте мне еще. – Нет, попробуйте лучше зайца. Я убил его вчера в одном из моих заповедников. – Черт! Как вкусно! Да вы кормите ваших зайцев, верно, одной богородичной травкой! – А как вам нравится мое вино? Не правда ли, приятное? – Оно превосходно. – А тем не менее это местное. – В самом деле? – Да, небольшой виноградничек на южном склоне горы: он дает двадцать мюидов. – Великолепный сбор. Портос вздохнул в пятый раз. Д’Артаньян считал вздохи Портоса. – Но послушайте наконец, – сказал он, желая разрешить эту загадку, – можно подумать, друг мой, что вас что-то печалит? Уж не больны ли вы? Разве здоровье… – Превосходно, мой друг, лучше, чем когда-либо: я убью быка ударом кулака. – Значит, семейные огорчения?.. – Семейные? К счастью, у меня нет семьи. – Чем же тогда вызваны ваши вздохи? – Я буду откровенен с вами, мой друг, – сказал Портос. – Я несчастлив. – Вы несчастливы, Портос? Вы, владеющий замками, лугами, холмами, лесами, – вы, имеющий, наконец, сорок тысяч ливров доходу, вы несчастливы? – Дорогой мой, – отвечал Портос, – правда, у меня все есть, но я одинок среди всего этого. – А, понимаю: вы окружены нищими, знаться с которыми для вас унизительно… Портос слегка побледнел и осушил огромный стакан вина со своего виноградника. – Нет, не то, – сказал он, – скорее наоборот. Эти мелкопоместные дворянчики, которые все имеют кой-какие титулы и считают себя потомками Фарамонда, Карла Великого или по меньшей мере Гуго Капета. Так как я был новоприбывший, я должен был первый к ним ехать, вначале я так и делал; но вы знаете, мой милый, госпожа дю Валлон… (здесь Портос словно поперхнулся) госпожа дю Валлон была сомнительная дворянка. Первый раз она была замужем, – мне кажется, д’Артаньян, вам это известно, – за стряпчим; это, по их мнению, было отвратительно. Они так и выразились: «отвратительно». Вы понимаете, за такое выражение можно убить тридцать тысяч человек. Я убил двоих; это заставило остальных замолчать, но не принесло мне их дружбы. Так что теперь я лишен всякого общества; живу один, скучаю, дохну с тоски. Д’Артаньян улыбнулся; он знал теперь слабое место и готовил удар. – Но в конце концов, – сказал он, – вы же сами дворянин и женитьба не отняла у вас дворянства. – Да, но, понимаете, я не принадлежу к исторической знати, как, например, Куси, довольствовавшиеся титулом «сир», или Роганы, которые не хотели быть герцогами; я вынужден уступать этим людям, которые все графы и виконты; в церкви, на всех церемониях, всюду они пользуются преимуществами передо мною, и я ничего с этим не могу поделать. Ах, если б только я был… – Барон, не так ли? – окончил д’Артаньян фразу приятеля. – Ах! – воскликнул Портос, просияв. – Ах, если б я был барон! «Отлично, – подумал д’Артаньян, – тут успех обеспечен». – А знаете, дорогой друг, – сказал он Портосу, – этот-то титул, которого вы так желаете, я и привез вам сегодня. Портос подпрыгнул так, что все кругом затряслось; две-три бутылки, потеряв равновесие, скатились со стола и разбились. Мушкетон прибежал на шум, и в дверях появился Планше с набитым ртом и салфеткой в руках. – Вы меня звали, монсеньор? – спросил Мушкетон. Портос сделал знак Мушкетону подобрать осколки стекла. – Я рад видеть, – сказал д’Артаньян, – что этот славный малый по-прежнему при вас. – Он мой управляющий, – ответил Портос. – Он умеет-таки обделывать свои делишки, этот мошенник, сразу видно, – сказал он громко, – но, – прибавил он, понижая голос, – он мне предан и не покинет меня ни за что на свете. «И притом зовет тебя монсеньором», – подумал д’Артаньян. – Можете идти, Мустон, – сказал Портос. – Вы сказали Мустон? Ах да, понимаю, сокращенное имя, Мушкетон – это слишком длинно! – Да, и к тому же от этого имени за целую милю пахнет казармой. Однако мы говорили о деле, когда вошел этот дуралей. – Да, – сказал д’Артаньян. – Но отложим разговор до другого времени, а то ваши люди могут что-нибудь пронюхать: быть может, тут есть шпионы. Вы понимаете, Портос, это дело важное. – Черт побери! – проговорил Портос. – Что ж, пойдемте прогуляться по парку, для пищеварения. – С удовольствием, – сказал д’Артаньян. Так как плотный завтрак подошел к концу, они отправились осматривать великолепный сад. Каштановые и липовые аллеи окружали участок по крайней мере десятин в тридцать. В садках, обсаженных частой живой изгородью, резвились кролики, играя в высокой траве. – Честное слово, – сказал д’Артаньян, – парк у вас так же великолепен, как и все остальное; а если у вас в прудах столько же рыбы, сколько кроликов в садках, то вы должны быть счастливейшим человеком в мире, разве что вы разлюбили охоту и не сумели пристраститься к рыбной ловле. – Рыбу ловить, мой друг, я предоставляю Мушкетону: это мужицкое удовольствие. Охотой же я иногда занимаюсь, другими словами, когда я скучаю, то сажусь здесь на мраморной скамейке, приказываю подать мне ружье, привести Гредине – это моя любимая охотничья собака – и стреляю кроликов. – Это очень весело, – сказал д’Артаньян. – Да, – ответил со вздохом Портос, – это очень весело. Д’Артаньян уже перестал считать вздохи Портоса. – Потом, – прибавил Портос, – Гредине их отыскивает и сам относит к повару: он хорошо выдрессирован. – Какой чудесный пес! – сказал д’Артаньян. – Но оставим Гредине, – продолжал Портос. – Если хотите, я вам его подарю, он мне уже надоел; вернемтесь теперь к нашему делу. – Извольте, – сказал д’Артаньян. – Но, дорогой друг, чтобы вы не могли потом упрекнуть меня в вероломстве, я вас предупреждаю, что вам придется совершенно изменить образ жизни.