Первое признание в любви подполковник Чавес услышал от своей страны в прошлом году на выборах, но он, против ожидания, не почувствовал себя при этом настолько счастливым, как сам того ожидал. Его привычка всегда во всем сомневаться с некоторых пор стала еще глубже. Бессонными ночами он много о чем думает, часто беседует с наставниками и друзьями, читает разные книги, а также полученные от Фиделя “секретные донесения” и советы. В итоге воображение Чавеса начинает рисовать некий мир, устроенный по его же образу и подобию. В этом мире должно быть еще больше ритуалов, больше отданных за Уго голосов избирателей и больше союзников. Революция не может ограничиться медовым месяцем. Чавес планирует вершить великие дела, и он снова призывает свою возлюбленную Венесуэлу к алтарю, роль которого опять будут исполнять урны для голосования. Он просит у страны позволения написать новые правила совместной жизни, иначе говоря, перестроить сам фундамент, на котором стоит их Республика. Подготовка к референдуму заставляет прессу работать еще активнее. Моника в своей передаче неизменно занимает критическую по отношению к нынешнему правительству позицию, она рассказывает о результатах опросов общественного мнения, и эти результаты всерьез тревожат президента и его команду. Цифры свидетельствуют: среди граждан страны царят апатия и безразличие. – Тех, кто обычно горячо и от всего сердца участвует в президентских выборах, совершенно не волнует новая Конституция… – объясняет Моника с экрана. – Люди ждут от президента Чавеса не законов, а увеличения числа рабочих мест, повышения заработной платы, стипендий, пенсий, строительства новых жилищ и школ, иными словами… улучшения жизни. Тем временем Чавес неустанно разъезжает по всей стране и, пользуясь любым случаем, с юношеским задором и присущим ему красноречием убеждает сограждан в необходимости новой Конституции для новой Венесуэлы. Везде, где только можно, и так ярко, как умеет только он, Уго объясняет, насколько важно, чтобы все население ответило “да” на вопрос, смысл которого мало кто понимает: “Должна ли созываться Национальная конституционная ассамблея, целью которой будет преобразить Государство и создать новое законодательство, чтобы оно позволило эффективно действовать демократии при активным участии граждан в управлении страной?” Состоявшийся несколько недель спустя референдум показал, что Моника была права, но только отчасти: в тот день к урнам пришло меньше половины избирателей – большинство венесуэльцев референдум проигнорировали. И тем не менее бешеный ураган любви к президенту заставил хор из миллионов голосов сказать: “Да, согласна”. И этого оказалось достаточно. Этих голосов хватило, чтобы начать процесс внесения поправок в Конституцию, поправок, которые предложит сам Чавес. Президент страшно гордится этим новым “да”, так как знает, что венесуэльцы отдали свои голоса лично ему. И что они любят его. Но сполна насладиться очередной победой Чавесу нередко мешает Моника Паркер, которая в своей передаче не ослабляет критического натиска. – Чтобы добиться убедительной победы на референдуме, президент как будто бы снова ведет предвыборную кампанию. Он разъезжает по стране, но не для того, чтобы выполнять свои служебные обязанности, а исключительно для того, чтобы наши граждане опять поддержали тех людей, на которых он укажет им пальцем, тех людей, которые по его воле должны стать членами Ассамблеи и переписать нашу Конституцию. Подобные трюки наносят непоправимый вред демократии, – решительно заявляет Моника, и эти слова выводят из себя Чавеса, никогда не пропускающего ни одной ее передачи. Но президент располагает средствами и возможностями, чтобы нейтрализовать критику со стороны своих оппонентов. Он имеет тайного помощника в лице Маурисио Боско, а тот доставляет ему из-за границы лучших специалистов, умеющих манипулировать общественным мнением, направляя его в пользу правительства. А еще у Чавеса есть передача “Алло, президент!” – самое мощное его оружие для воздействия на миллионы зрителей, которые смотрят ее каждую неделю. Да, каждое воскресенье на протяжении двух, трех, четырех, а иногда и пяти часов он пускает в ход новые и новые аргументы, чтобы заставить людей явиться к урнам. – Через пятьсот лет венесуэльцы, которые будут жить на этой земле, вспомнят, что происходило в наши времена, в мои времена. Но это ведь и ваши времена, дорогие сограждане! Руководствуясь нашими демократическими и революционными принципами, мы все до одного должны с карандашом в руках пойти и отметить – нет, не очередных кандидатов, а новые страницы нашей истории. Возлюбленная Венесуэла, или та ее часть, что безоглядно влюблена в своего героя, в третий раз идет к урнам, чтобы выбрать из более чем тысячи кандидатов сто двадцать пять истинных революционеров. В числе избранных фигурирует и первая дама. Оппозиция с трудом получает шесть мест в исторической Ассамблее, которой предстоит полгода заседать в здании Конгресса Республики, при этом роль и функции самого Конгресса остаются непроясненными. Он вроде бы существует, но вроде уже и не совсем. Между тем огромное большинство граждан так и не узнало о том, что произошло, а если узнало, то встретило новость вялым зевком, однако были и такие, чьи сердца переполнялись патриотическим чувством превосходства. Речь о высочайших, то есть о тех, кого избрали, чтобы написать новые правила игры для всей страны. – У нас сейчас происходят вещи совершенно недопустимые, – говорит Моника Эве Лопес во время их очередной встречи. – Эти высочайшие, то есть облеченные высшей властью люди, возомнили себя выразителями народной воли. По их мнению, недостаточно написать новую Конституцию, нет, они, насколько можно судить, намерены разрушить абсолютно все и начать с чистого листа. Они вмешиваются во все. Моника имеет в виду следующее: как только авторы новой Конституции заняли свои места в Ассамблее, они все силы направили на то, чтобы ликвидировать некоторые государственные институты, принять бюджет страны, ужать функции Конгресса, захватить его здания и уволить сотни чиновников и судей, которые “не являются революционерами”, иными словами, до сих пор не смогли найти свое место в чудесной земле обетованной, о которой столько говорит Чавес. Эва, как всегда, делает вид, что она очень далека от подобных проблем. Однако, сидя в своем конспиративном убежище, устроенном в “Черном дереве”, внимательно наблюдает за тем, как менее чем за полгода члены Ассамблеи завершают составление проекта Конституции, который, по сути, меняет почти все – начиная с названия страны и кончая способами распределения властных полномочий. Эва прекрасно понимает, насколько глубокий характер имеют эти поправки, а главное, что отныне власть будет еще больше сосредоточена в руках президента. Он превратится в неограниченного властелина, рядящегося в одежды демократа. Кроме того, Эва уже успела убедиться, что и сами венесуэльцы, и окружающий мир не до конца понимают значение для страны подобных перемен. А еще Эва внимательно наблюдает, как ведет себя в сложившейся ситуации сам Чавес. Несмотря на постоянные вояжи за рубеж, президент не выпускает из поля зрения ход работы над новой Конституцией. Если он с чем-то не согласен, то сразу звонит авторам и убеждает принять его вариант поправок. Нередко и ему самому случается просиживать до утра, шлифуя текст какой-нибудь статьи, а потом он отсылает его разработчикам. И те спешат убедить себя, что именно этот текст, и никакой другой, должен без малейших изменений войти в окончательный вариант. Никто не рискует спорить с президентом. Итак, финальный документ – это Конституция Чавеса, написанная Чавесом и для Чавеса. И вот, вернувшись из очередной длительной поездки, Уго в четвертый раз менее чем за год призывает свою возлюбленную Венесуэлу явиться на участки референдума. Ведь мало того что Конституцию подготовили и одобрили те, кто был выбран специально для этой цели. – Теперь ее должен одобрить и принять большинством голосов наш народ, – настаивает Чавес. – А как ты думаешь, зачем это надо Чавесу? – спрашивает Эва после одного из занятий йогой, пока они вдвоем с Моникой пьют чай в японском саду при Центре красоты. – На самом деле, – объясняет журналистка, – Чавес снова устраивает референдум, так как хочет преподать урок своим противникам, показать им, какой прочной народной поддержкой он пользуется, а также что он принимает решения, не отступая от норм демократии. Чавес уже понял: в нынешние времена правители просто обязаны выглядеть демократами, даже если на деле таковыми не являются. Для Уго очень важно сохранить видимость демократии… И он отлично с этим справляется. – Они хотят демократии? – говорит Уго Фиделю во время одного из их частых ночных телефонных разговоров. – Хорошо, я дам им больше демократии, чем они видели когда-либо прежде. Но это вовсе не означает, что кто угодно получит право указывать мне, как я должен поступать. Меня поддерживает большинство населения, я голос большинства, а в нашей стране делается то, что желает большинство. О содержании этой секретной беседы Эву осведомили очень быстро, так как специалисты из Вашингтона перехватили разговор с помощью своих электронных средств. Маурисио тоже узнает о нем, пусть менее современным, зато более надежным способом: Фидель пересказал беседу Раймундо Гальвесу, а тот – Маурисио во время их очередной встречи. Накануне референдума возлюбленной Венесуэле было не до сна, правда, отнюдь не из-за переживаний по поводу его итогов, а потому, что три дня подряд без перерыва шли проливные дожди и дул ураганный ветер. – Доброе утро, Венесуэла, – начала, как обычно, Моника свою программу. – Невиданные тропические ливни не прекращаются, и опасность нависла над всеми жителями нашей страны. Сегодня, в столь ожидаемый день референдума, где должна решиться судьба новой Конституции, на все побережье с небес обрушились страшные дожди, мало того, существует реальная опасность возникновения селевых потоков. Съемочной группе, подчиненной Монике, удалось взять интервью у президента, который старательно избегал отвечать на вопросы, связанные с природным катаклизмом. Сейчас его волновал только референдум, и он призывал своих сторонников, несмотря на непогоду, явиться на участки. – Если природа попробует нам помешать, мы будем бороться с ней и покорим ее, – заявил он, к удивлению Моники и многих телезрителей. Следует пояснить, что это были слова Боливара, произнесенные в 1812 году, когда в Каракасе случилось чудовищное землетрясение, почти уничтожившее город. Но сейчас хляби небесные разверзлись не над одним только Каракасом. Беда грозила всей стране, и большинство населения пребывало в панике и боялось покидать дома, так как об истинных масштабах катастрофы можно было только догадываться. Уго ждал результатов референдума во дворце в компании Анхеля Монтеса, который пытался убедить его, что необходимо принять срочные меры для смягчения последствий урагана. Но Чавес отвечал уклончиво, а потом и вовсе попросил оставить его одного. Он заперся в своем кабинете, ни с кем не желая разговаривать, и перечитывал Книгу Притчей Соломоновых и отрывки из биографии Симона Боливара. А еще он молился о том, чтобы, несмотря на любые землетрясения, бури или сели, его возлюбленная Венесуэла в очередной раз сказала ему: “Да, согласна”. И одобрила Конституцию, которая даст Чавесу полную власть над страной. Если природа попробует нам помешать… В какой-то миг дождь все-таки прекратился, зато хлынули селевые потоки. С вершин кордильеры вниз двинулись огромные массы глины и с бешеной скоростью покатились камни, размером сопоставимые с ужасом, овладевшим людьми, которые все это наблюдали. Казалось, будто природа взбесилась и решила разрушить целые поселки, хороня дома под толстым слоем грязи, а смертоносная волна смывала в море тысячи людей. И страна никак не могла пробудиться от этого апокалиптического кошмара. За считанные часы в целом штате, соседнем с Каракасом, изменились очертания береговой линии. Мать-природа изменила рельеф местности сразу и на большой территории. Семьи, жившие там целыми поколениями, не понимали, где теперь оказались. Улицы и районы, где они обитали с незапамятных времен, их дома, родственники, соседи, собаки и кошки исчезли, унесенные потоками воды, перемешанной с глиной и камнями. Лус Амелия старалась уберечь от коричневого потока мать и крошечного сына. Люди вокруг носились туда-сюда, и каждый пытался спастись как мог. Молодая мать молилась, как не молилась никогда раньше, и просила Господа вразумить президента, чтобы тот прислал хоть кого-нибудь на помощь своему любимому народу. Но молитвы ее не были услышаны. Ни Господь Бог, ни Чавес, ни люди Чавеса не появились в поселке, где жила Лус Амелия. Как не появились они ни в одном другом из сотен поселков, разбросанных по побережью и теперь похороненных под слоем селя или смытых в Карибское море, которое вдруг перестало быть голубым. Борясь с парализующей ее паникой, полная решимости спасти маленького сына и, если возможно, любимую мать, Лус Амелия победила. Им удалось подняться на верхний этаж какого-то учреждения. И оттуда они наблюдали, как то, что еще недавно было улицей, превращается в широкую и многоводную глинистую реку, которая безжалостно несет с собой животных, машины, мебель, мотоциклы, колыбели, матрасы и людей. Много людей. С каждым часом росло число пропавших без вести и пострадавших. И хотя во второй половине дня, по официальным данным, погибло более тридцати тысяч человек, в своем обращении к нации, переданном по государственному каналу, президент лишь бегло упомянул о трагедии, основное же время посвятил призывам к населению принять участие в референдуме. Наконец этот ужасный день закончился. Оставалось надеяться, что с прекращением ливней ситуация стабилизируется. Но на самом деле только тогда-то и начался долгий кошмар для сотен тысяч несчастных, которые потеряли все. Период возвращения к нормальной жизни для них растянулся на десятилетия. А многие так никогда к ней и не вернулись. Но были и хорошие новости: референдум состоялся, и президенту сообщили, что народ в очередной раз доказал ему свою безграничную любовь и произнес свое “Да, согласны”. В ближайшие недели страна получит новое название и новую Конституцию. Однако непредвиденная природная катастрофа помешала Чавесу отпраздновать великое событие, которое он готовил все последние месяцы и которое, как ему казалось, станет краеугольным камнем его правления. Анхель Монтес рассказал Уго о масштабах трагедии. Но Чавес не желал слушать подробностей самой страшной из природных катастроф, пережитых страной в новые времена. Он предпочел скрыться и сидеть в одиночестве в своем кабинете во дворце Мирафлорес. Целый день он отказывался выступить по радио или по телевидению, и его мало волновало, что подобное молчание удивит всех и даже напугает некоторых его соратников и последователей. Что с ним происходило? Почему он тянул время и не возглавил движение спасателей? Пошли слухи, будто Чавес впал в депрессию и она парализовала его моральные силы. Но неожиданно он вновь вышел на сцену, не дав времени оппозиции осудить его за бездействие. И теперь Уго быстро взял ситуацию под свой контроль и проявил бешеную энергию. Он на вертолете отправился в зону бедствия, где царили полный хаос и суетливая растерянность. Лично посетил пункты, где предполагалось разместить пострадавших. По его приказу парашютисты-спасатели участвовали в операциях по розыску тех, кто остался в зонах затопления. Уго сам сел за руль внедорожника и добрался до самых отдаленных мест. Люди встречали его с большим воодушевлением. Он распорядился поселить большую группу людей в президентской резиденции и наконец-то обратился к стране по телевидению. Не скрывая сложности положения, он сообщил о новых чрезвычайных мерах, предпринятых правительством, дал практические советы и постарался поднять дух сограждан. И бедняки в очередной раз убедились, что Уго – покровитель обездоленных. Если за дело взялся Уго, все будет хорошо. Узнав о невероятной катастрофе, правительство Соединенных Штатов сразу же предложило срочную и столь необходимую Венесуэле гуманитарную помощь. В дни трагедии Эва Лопес тайно привела в действие все свои связи в Вашингтоне и прежде всего обратилась к сенатору Брендану Хэтчу: американская армия должна немедленно развернуть гуманитарную операцию. Одновременно, используя сеть своих агентов в правительственных кругах Венесуэлы, она стала добиваться, чтобы Министерство обороны без промедления согласилось принять помощь, предложенную правительством Билла Клинтона. Анхель Монтес пришел с этим вопросом к Чавесу. – Ты сам отлично знаешь, Уго, что наше правительство не располагает нужным количеством людей и нужной техникой, а главное, у нас нет соответствующего опыта, мы не сумеем сами ликвидировать последствия природного бедствия, – сказал он и протянул Чавесу документ на подпись. – Мы не можем отказаться от такой помощи. Уго скрепя сердце поставил свою подпись, и уже через два дня несколько военных кораблей США отплыли с военноморской базы американского флота в Норфолке, Вирджиния, и направились к берегам Венесуэлы. Между тем десятки тысяч людей оставались в затопленной зоне, где появилась опасность эпидемий. Пострадавшие голодали. Учитывая чрезвычайную серьезность положения, правительство США, которое уже имело достаточный опыт, обретенный в схожих ситуациях в Центральной Америке, странах Карибского бассейна и других частях света, готово было в кратчайшие сроки восстановить в прибрежной зоне шоссе, стертое ливнями с лица земли. Корабли должны были доставить механизированные бригады и тяжелую технику, чтобы обеспечить доступ в отрезанные водой населенные пункты. Также готовы были к оказанию помощи служащие инженерных войск, вертолеты, полевые госпитали, палатки для семей, потерявших жилье, спасатели, сотни врачей и медсестер. Министр обороны при поддержке неотлучно присутствовавшего рядом советника президента Анхеля Монтеса координировал всю работу, в то время как телевидение обеих стран показывало, как американские корабли плывут к берегам пострадавшей Венесуэлы. Нет оккупационным войскам! В самый тяжелый момент, когда надо было срочно принимать меры для ликвидации последствий стихийного бедствия, Чавесу позвонил очень встревоженный Фидель Кастро. Без лишних вступлений кубинский руководитель объяснил, насколько недопустимо позволять янки доказывать свою добрую волю, совершая подобный акт солидарности и гуманности. – Пойми ты наконец, что никакие это не инженеры и не врачи, – растолковывал Фидель Чавесу. – Это оккупационные войска! Это морская пехота, глупец! Ты и глазом не успеешь моргнуть, как они захватят всю твою страну! Уго тотчас вспомнил, что произошло несколькими неделями раньше, когда никто еще не подозревал о приближении ужасной трагедии. Между двумя странами, Кубой и Венесуэлой, была достигнута договоренность об идеологической взаимоподдержке, и, выполняя часть намеченной программы, венесуэльский президент пригласил группу близких ему людей в конференц-зал дворца для просмотра серии документальных лент, подготовленных в Гаване по поручению самого Кастро. Фильмы воспроизводили два выступления чилийского президента Сальвадора Альенде, вскоре после того погибшего. Он был первым марксистом, которому удалось выиграть выборы и прийти к власти в Латинской Америке, и случилось это в 1970 году. Одну из речей Альенде произнес перед главами государств на сессии Генеральной Ассамблеи Организации Объединенных Наций, и она заканчивалась такими словами: Наша уверенность в своих силах способствует усилению нашей веры в высокие человеческие ценности и убежденности, что эти ценности должны взять верх. Их нельзя уничтожить! В юности Уго очень интересовался фигурой Альенде, его идеями и речами. И вот сейчас, снова увидев чилийского президента на экране, он испытал огромное волнение. Завершался фильм кадрами, на которых самолеты военно-воздушных сил Чили сбрасывают бомбы на президентский дворец “Ла Монеда”. На голове у Альенде каска, он держит в руках автомат, который совсем недавно ему подарил Фидель Кастро. Последняя трагическая сцена – смерть чилийского президента. Однако сцена гибели Альенде и без того была навсегда запечатлена в памяти Уго, ведь тот был левым, как и сам Чавес, кроме того, он, как и Чавес, победил на выборах, старался управлять страной, опираясь на демократические принципы, и погиб во время путча. Уго представлял себе, как путчисты, силы которых значительно превышали силы защитников дворца, окружают Альенде, требуют, чтобы он сдался и объявил о своей отставке. Представлял себе зал во дворце, превратившийся в западню, где, как говорят, президент покончил с собой. И вот теперь Фидель Кастро старался убедить Чавеса, что следует отказаться от “гуманитарной помощи” Соединенных Штатов, и напоминал о случившемся в Чили: – Все это устроили гринго. А ведь ты уже пошел дальше, чем Альенде, и не должен становиться еще одним мучеником. Но поверь, тебя ждет такая же судьба, если ты не проявишь бдительности и вовремя их не остановишь. Фидель добился своего. Уго позвонил по телефону Анхелю Монтесу и непререкаемым тоном велел отказаться по официальным каналам от помощи Соедиенных Штатов: – Мы не позволим их военным кораблям пересечь границу нашей страны. Анхель не мог скрыть не только своего удивления, но и огорчения. До сих пор все считали, что Уго по доброй воле, то есть без всякого давления со стороны, согласился на помощь США. Теперь Анхель пытался переубедить его. Напомнил, как срочно нужны им инженеры и тяжелая техника, чтобы добраться до тех людей, которые умирают, не получая медицинской помощи, воды и продуктов. Груз, доставленный военными кораблями США, спасет много жизней. Десятки тысяч пострадавших получат временное жилье. И помощь медиков. Было видно, что Монтес искренне сострадает несчастным. Но как раз это и вывело из себя президента: – Никто не способен любить наш народ больше, чем я! – Взгляд его стал ледяным, он едва сдерживал бешенство и орал на друга: – Если ты не собираешься исполнять мой приказ, так и скажи. У меня есть достаточно других товарищей, готовых подчиняться без возражений. А ты нарушаешь субординацию – вот что означает твой отказ! Сцена происходила на глазах у высокопоставленных чиновников, которые тут же намотали себе на ус, как относится президент к инициативе североамериканцев. А еще их поразило, с какой резкостью Уго отчитывал самого близкого своего товарища по борьбе и самого близкого друга. Между тем Анхель Монтес всем видом своим выразил покорность и тоном, в котором тем не менее звучали тревога и унижение, ответил: – Ваш приказ будет исполнен, сеньор президент. Позвольте мне удалиться. Через несколько часов кораблям США предстояло изменить курс, чтобы вернуться на свою базу. Чавес был откровенно доволен, что принял такое решение. Фидель улыбнулся, увидев по CNN, как поворачивают назад американские корабли. А тем временем тысячи пострадавших продолжали надеяться на спасение.