Потанцуем? Впервые за всю историю Ежегодного бала, который проводится для сбора средств в пользу известного приюта для брошенных детей, его посетил президент Республики. Организацией бала занималась Венесуэльская женская ассоциация, и он уже стал тем светским мероприятием, где непременно собирались самые сливки общества. Поэтому устроительницы бала – в основном жены и дочери банкиров, промышленников и политиков – с великой гордостью отдавали свои силы и время такому замечательному делу. Итак, в этом году президент Чавес тоже принял приглашение на бал. Собственно говоря, присутствие на нем вполне соответствовало избранной им рекламной стратегии: это был отличный повод в очередной раз оказаться в центре внимания публики и упрочить свою репутацию образцового гражданина и просто хорошего человека, к тому же и сам он служил живым примером того, как можно одолеть социальные барьеры, создаваемые бедностью, и подняться на самый верх. Поскольку речь шла о юбилейном, двадцатом по счету, Ежегодном бале, дамы-патронессы, среди которых были и близкие подруги Моники Паркер, просто мечтали видеть ее среди гостей, и хотя обычно она уклонялась от участия в подобных сборищах, на сей раз даже согласилась на роль распорядительницы. Моника немного опоздала, но умело скрывала свое тяжелое настроение: уходя из дому, она оставила там отца, который приканчивал уже третью бутылку. И, как ни удивительно, теперь она и сама, чтобы подбодриться, выпила две рюмки рому, прежде чем приступить к выполнению своих протокольных обязанностей. В соответствии с заранее подготовленным и одобренным устроительницами сценарием, Моника прежде всего поблагодарила президента Республики и первую даму за честь, которую те оказали своим присутствием всем собравшимся на сегодняшнем балу. Затем поблагодарила остальных гостей – их было больше шестисот человек, – пожертвования которых стали “очередной главой надежды в жизни миллионов обездоленных детей”. Следом Моника объявила, что почетная медаль, которой отмечается самый щедрый жертвователь года, на этот раз присуждена сети бутиков “Элита”. Гости, многие из которых были одеты в роскошные наряды, приобретенные в одном из этих столичных магазинов, взорвались аплодисментами, когда управляющий компанией Маурисио Боско встал из-за стола, где сидел вместе с президентом, вышел на сцену, чтобы получить медаль, и обнял Монику. Потом быстро и звонко поцеловал ее, и этого оказалось достаточно, чтобы все женщины возмечтали потанцевать с ним – пусть хотя бы один танец, а еще один – с президентом, когда объявили, что после ужина оркестр “Тропикалисима” будет до самого рассвета играть сальсы[17]. После завершения торжественной части Монику подвели к почетному столу, который ей предстояло делить с самим президентом, первой дамой и выдающимся бизнесменом Маурисио Боско. Официант отодвинул предназначенный ей стул, место журналистки оказалось как раз между двумя кавалерами, которые, приветствуя ее, разом встали. Под придирчивым взглядом жены, ревниво следящей за каждым движением Уго, тот подмигнул Монике и мимикой повторил то, что раньше уже столько раз произносил вслух. Маурисио пожал ей руку и представился по всем правилам этикета. Несмотря на царящую вокруг праздничную атмосферу, Моника уже жалела, что приняла приглашение, и решила при первой же возможности и под любым предлогом покинуть бал. Однако очень скоро она поняла, что прервать нескончаемый монолог президента совершенно немыслимо. А тот, как всегда, чувствовал особое возбуждение из-за общего внимания к своей персоне, к тому же ему ловко подкидывал вопросы Маурисио, с которым Уго обращался как с близким другом. Между тем десятки гостей подходили к их столу, чтобы пожать Чавесу руку, обнять его, похлопать по спине и выразить готовность всегда быть полезными. У Элоисы кровь закипала в жилах всякий раз, когда супруг, пользуясь случаем, обнимал и целовал очередную даму. Моника успела заметить, как Элоиса, стараясь сохранять на губах вежливую улыбку, несколько раз шепотом, но очень настойчиво предлагала мужу уйти с бала. Однако Уго тотчас забывал о ее просьбе, опустошая один стакан виски за другим. Маурисио в свою очередь умело подчеркивал, что главное лицо за их столом – президент, и это свято, а сам старался держаться в тени и поднимал глаза, лишь когда Уго обращался непосредственно к нему. Монике, а особенно Элоисе, казалось, что они тут лишние, и обе женщины считали минуты, дожидаясь, когда же наконец им можно будет покинуть праздник. После еще нескольких стаканов виски, объятий и поцелуев президент, который вроде бы остался доволен произведенным на гостей впечатлением, начал застегивать пиджак, показывая тем самым, что собирается уходить. Он извинился перед руководителем нефтяной компании и его супругой, подошедшими к нему поздороваться: – Завтра мне надо очень рано вставать, долг перед родиной… Праздник на несколько минут замер, пока Уго с Элоисой шествовали к дверям. И тут, когда Моника собралась последовать их примеру, Маурисио остановил ее, задав вопрос, на который она не могла ответить отказом: – Потанцуем? Глава 6 Клинтон, Путин, Саддам Хусейн и мать-природа Подполковник путешествует по миру Глобус в президентском кабинете постепенно покрывается красными кружками. И становится похож на магический хрустальный шар. А Чавес, сидя перед ним, отмечает сотни мест, которые хочет посетить – “с геополитической миссией”, разумеется, как он это называет. Выступая по телевидению, на митингах или давая интервью, он подчеркивает, что разъезжает по миру не ради отдыха или развлечений. Он должен донести революционные идеи до каждого уголка планеты. В глубине же души мечтает – хотя вслух ничего подобного не произносит – изменить мир. Фидель призывал его мыслить великими категориями, Чавес так и поступает. И у него вроде бы получается. Он засыпан приглашениями из самых разных стран. Вообще-то ездить за границу Уго начал еще до того, как принес присягу в качестве нового президента. В первое время это были поездки по Латинской Америке. Лула да Силва, тогдашний президент Бразилии, пригласил Чавеса к себе домой и дал обед в его честь. Вдвоем они строили грандиозные планы, задумав соединить географические просторы Бразилии с доходами от венесуэльских запасов нефти. В других странах Уго встречался с президентами, политиками, крупными предпринимателями и знаменитыми журналистами. Он пытался объяснить им свое видение мира, хотя и не всегда успешно. – Нет ничего сумбурнее, чем речь спесивого самоучки, дорвавшегося до власти, когда он не знает, что чего-то не знает, – сказал шепотом один старый латиноамериканский президент своему соседу по столу, после того как они выслушали растянутое до бесконечности выступление этого “подполковника, ставшего главным экспертом по международным вопросам”. А теперь, уже в качестве президента, он посещает все пять континентов и произносит зажигательные речи перед самыми разными аудиториями. “Самодовольная наглость, с какой он демонстрирует свое невежество, искупается его обаянием и пылкой отзывчивостью – они помогают не обращать внимания на неудачные попытки копировать Фиделя Кастро и Генри Киссинджера”, – с тонкой, но ядовитой иронией написал о Чавесе некий популярный французский журналист. Главы государств подсмеиваются над его претенциозными выступлениями, но потом терпеливо дожидаются случая сфотографироваться рядом с ним. Интуиция подсказывает им, что перед ними очень необычный персонаж, мало того, человек, который способен повлиять на ход истории. Не менее очевидно и то, что это не просто какой-нибудь очередной политик, вышедший на международную арену. Это Уго Чавес. И у него есть большой самолет, стоивший сто миллионов долларов, который всегда готов доставить его в любую точку земного шара. Чтобы воля Чавеса неукоснительно исполнялась как на земле, так и в небесах, в его распоряжении имеется сто сорок человек – пилоты, авиаинженеры, механики, стюардессы и телохранители. Они заботятся о том, чтобы президентский лайнер мог в любой миг оторваться от земли. Чавеса называют современным Боливаром, правда, он уже не скачет по дорогам на коне и не пересекает моря на бригантинах. Уго путешествует на сделанном в Европе аэробусе ACJ-319 с роскошным салоном. Это настоящий воздушный дворец, и Чавесу суждено проделать на нем более трехсот тысяч километров, что почти равно расстоянию от Земли до Луны. Моника Паркер, Эва Лопес и Маурисио Боско всегда располагают точной информацией об отлетах и возвращениях Чавеса, его официальных встречах и рабочем графике. Они тщательно отслеживают каждый шаг президента и хотят знать, насколько можно верить утверждениям Чавеса, будто по миру он ездит не ради развлечения, а чтобы работать на пользу венесуэльцев и на пользу революции, которая восстановит их честь и достоинство. Чавес, например, имел встречу наедине с Биллом Клинтоном в Овальном кабинете Белого дома. До этого ему дважды отказывали во въездной визе в США по той причине, что он участвовал в попытке государственного переворота. Кроме того, он неустанно клеймил американцев и объявлял себя антиимпериалистом… И вот наконец Чавес попал в страну, о которой мечтал с детства, и воспользовался официальным визитом, чтобы познакомиться с Нью-Йорком. Но он не ходил по улицам столицы мира как обычный турист. Нет. Хотя президентом он стал всего каких-то четыре месяца назад, его уже все знали и присылали ему весьма почетные приглашения – например, ударом в колокол закрыть торги на Нью-Йоркской фондовой бирже или сделать первый удар в бейсбольном матче на стадионе “Шей”. И сам Чавес лучше всех понимал, насколько это важно. Игроки и болельщики с удивлением наблюдали, с каким серьезным видом президент Венесуэлы исполняет роль питчера: он вышел на поле в соответствующей форме – футболке венесуэльской сборной, полосатых штанах, шлеме, перчатках и бутсах. Потом бросил мяч левой рукой, чтобы свободной правой поприветствовать публику и ответить на овации. И пусть Чавес никогда не признавался в этом вслух, но в мечтах он всегда хотел стать одним из “Сан-Франциско Джайентс”, а теперь его мечты в какой-то степени сбылись. Пару месяцев спустя, когда Уго делал последние поправки в проекте изменений Конституции страны и засиделся в кабинете далеко за полночь, он стал отмечать красными кружками Бонн, Гамбург, Ганновер, Берлин и Рим – пункты предстоящего ему первого турне по Европе. А уже через несколько дней Чавес в сопровождении восьми министров поднялся в салон президентского самолета. Ближайшая остановка – Берлин. Во время одного из своих многочисленных выступлений он, стараясь найти понимание у немцев, обратился к недавней истории Германии: – Вы у себя пятьдесят лет назад возвели Берлинскую стену, разделившую страну на две части. Вот и у нас в Венесуэле сорок лет назад были возведены такие же стены, только невидимые, которые нас разделили: стена голода, стена нищеты, стена неравенства. Как и вы, мы сейчас начинаем рушить их, чтобы снова объединить граждан нашей страны. Каждый взрыв аплодисментов делал Чавеса счастливым! Несколько недель спустя Уго отправился на самую важную из встреч этого турне – его должен был принять в своем личном кабинете в Ватикане папа Иоанн Павел Второй. Чавес привез ему подарки и, будучи ревностным католиком, который во всем следует заветам Христа, попросил Его Святейшество благословить их революционные начинания. И тогда папа, который, по словам Уго, “смотрел на него юношеским, лукавым и острым взглядом”, дал ему свое благословение, а Чавес во время передачи “Алло, президент!” передал это благословение всему венесуэльскому народу. Правда, в Каракасе он пробыл всего несколько дней. По сути, президент возвратился на родину лишь для того, чтобы объявить о своих планах на будущую неделю: – В пятницу после обеда мы начнем паковать чемоданы и готовить документы, потом проведем совещания с министром иностранных дел и некоторыми послами, поскольку в субботу отправляемся по маршруту Китай – Япония – Малайзия – Корея – Индия и Сингапур. Полторы недели мы пробудем в Азии, а потом полетим с государственным визитом в Испанию… Но “дорогая Венесуэла” не должна забывать, настаивал он, что для него это будет не прогулка и не праздник. Он по-прежнему будет добиваться поддержки для своей страны, искать инвесторов и объяснять суть начатого в Венесуэле революционного процееса. Настанет день, когда он доберется и до Африки. Как он утверждал, их страна прокладывает себе дорогу “в новом многополярном мировом порядке”. В самый первый год своих поездок по свету Уго с оптимизмом смотрел в будущее, поскольку ему удалось найти поддержку и встретить дружеское расположение у королей, эмиров, шахов, президентов, глав правительств и крупных предпринимателей. Он охотно цитировал отзывы французского и испанского президентов, короля Испании, короля Малайзии и эмира Катара. И общее впечатление у него сложилось такое: – Мы получаем широчайшую политическую поддержку. Они считают, что мы действуем правильно, и приветствуют нашу революцию. Чавес со всеми этими высокими лицами фотографировался, а кроме того, у него остались воспоминания о том, как он заглядывал в лачуги бедняков, посещал площади, носящие имя Боливара, рассыпанные по всему миру, куда неизменно приносил венок, кланялся памятникам Освободителю, пел национальный гимн и произносил на улицах, импровизируя по ходу дела, речи, посвященные светлому будущему любимой Венесуэлы – самой процветающей, по его словам, страны на планете. После бала Спустя пару месяцев после знаменитого благотворительного бала Моника и Эва договорились вместе поужинать. До этого обе были очень заняты и потому долго откладывали встречу. Как и следовало ожидать, две одинокие красивые женщины по дороге привлекали к себе все взгляды, особенно горячо любимая публикой журналистка. Зато в роскошном ресторане, где они ужинали, им предоставили столик в самом укромном месте – на террасе с видом на панораму гор, окружающих Каракас. Они заказали еду и бутылку вина. – Наконец-то мы с тобой нашли время друг для друга, – начала Моника. – А я ведь уже которую неделю просто умираю от желания кое-что тебе рассказать. Эва нутром чует, что ее подруга хочет поделиться с ней какой-то сносшибательной романтической новостью, и с хитрой улыбкой принимается расспрашивать: – Ладно, не тяни, кто он такой? Чем занимается? Как вы познакомились? Удивленная догадливостью подруги, Моника смеется и подробно описывает, что произошло два месяца назад после того, как президент с супругой покинули благотворительный бал. Эва слушает с большим интересом. – Его зовут Маурисио, Маурисио Боско. Он доминиканец, управляющий торговой сетью “Элита”, слышала про такую? Но если говорить честно, я мало что знаю о нем – если не считать того, что он старается вести себя как герой-любовник из телесериалов. – Старается? – недоверчиво переспрашивает Эва. – Нет, я неправильно выразилась, – спешит поправиться Моника. – Он действительно настоящий герой-любовник и будто явился сюда из какого-то другого мира. – Она принимается в деталях описывать события того вечера: – Маурисио сначала держался очень скованно, все время молчал, потому что рядом, как всегда, разливался соловьем президент. Я даже подумала: он что, немой? Но как только Уго с Элоисой удалились, он протянул мне руку, приглашая на танец. И мы с ним танцевали. Знаешь, Эва, я никогда ни с кем так не танцевала. В этом деле он просто виртуоз! Правду говорят, что доминиканцы – огонь, а не мужчины. И слова нам совсем не были нужны. А я ведь думала, что уже потеряла чувствительность к чарам таких вот записных соблазнителей, главный талант которых – уметь врать без зазрения совести, так что вывести их на чистую воду бывает очень трудно. Знала я одного такого, много слез из-за него пролила… И после той истории у меня внутри всегда включен своего рода радар-детектор под названием “антидонжуан”. Больше в свои сети им меня не затянуть. Но этот… Понимаешь, он совсем другой. Не знаю, в чем тут разница… но он другой. Моника спешит выговориться и не может скрыть возбуждения. Эва никогда не видела ее такой. – Мы с ним протанцевали целых шесть танцев подряд, потом я, извинившись, отлучилась в туалет. На самом деле я страшно устала, но посчитала, что короткий перерыв поможет мне прийти в себя и протанцевать еще шесть. Когда я вернулась к нашему столу, его там уже не было. Ушел. И оставил рядом с моим бокалом салфетку со словами: “Мы еще это повторим, правда?” Вместо подписи – инициалы: МБ. Но прошло несколько недель, а о нем не было ни слуху ни духу, и все это время Моника пыталась раздобыть какую-нибудь информацию – правда, без особого успеха – про управляющего бутиками “Элита”. – Узнала только, что да, он доминиканец, много разъезжает по карибским странам, где предполагает открыть такие же магазины. Эва слушает подробности со сдержанным волнением. От природы она тоже склонна к романтическим переживаниям, хотя профессия вроде бы должна была излечить ее от подобных настроений и даже, пожалуй, ожесточить. Поэтому Эва не без удивления отмечает, что ей очень хочется узнать побольше деталей, узнать, увиделись эти двое снова или нет и было ли у них еще что-нибудь похожее на тот первый вечер. – Пока еще мы больше не встречались, – отвечает Моника. – На этой неделе он прислал мне в студию цветы, диски и еще какие-то подарки. И вот эту записку, которую я прочитала, наверное, уже миллион раз, не меньше. Эва и Моника склоняются над запиской: “Ни одна женщина на Карибах не танцует сальсу лучше тебя. Мечтаю увидеть тебя снова в самое ближайшее время. МБ”. Но это “ближайшее время” успело растянуться еще на три недели, и Моника, по ее собственному признанию, каждое утро, спеша на работу, думает только об одном: скорее бы этот странный тип появился, и пусть что-нибудь наконец произойдет, что угодно, лишь бы их история на этом не закончилась. Подруги, сами того не заметив, выпили всю бутылку вина. Но Монике пока еще не хочется расставаться с Эвой, и она спрашивает: – А у тебя? Никаких новостей на любовном фронте? Слегка опьяневшая Эва смеется, но, как всегда, начинает врать, поскольку не может позволить себе никаких откровенных признаний: – Нет, у меня ничего нового нет, да мне и так хорошо. Однако на самом деле Эве очень хотелось бы услышать, что думает Моника об ее отношениях с Бренданом Хэтчем, хотелось бы знать, как подруга отреагировала бы на сообщение, что Эва – любовница американского сенатора, с которым они в последний раз встретились ровно две недели назад в Пуэрто-Рико и которого она призывает, когда жизнь кажется ей невыносимой и нужно немедленно опять стать Кристиной, попав в его объятия. Да, согласна