Никакого расходиться. Куда ты, туда и я. — Договор скрепить надо бы, — мягко сказал я, осторожно делая шаг к ней. Ох, нарываюсь, но была не была. Внутри все обмерло от страха, что буду послан, обвинен в нарушении только что провозглашенного и наказан, но неожиданно Аяна вскинула голову, глазищи сверкнули азартом. — Надо! — произнесла она так, будто сделала мне мгновенную инъекцию озверина прямо в пах, шагнула навстречу и, обхватив за шею, приподнялась на цыпочки. — Будем считать этот договор вступившим в силу сразу после завершения этого поцелуя. — Согласен! — прорычал я уже в ее губы и через секунду вжал спиной в ближайшую стену. Мы целовались неистово, ошалело, неловко царапая зубами, хватая воздух лишь урывками, только бы не размыкать полностью губ, пока наши руки суматошно шарили по телам друг друга, ища идеального доступа к вожделенному. Аяна рванула мой ремень, и, судя скрежету, пряжке конец. А я только теперь понял, что на ней платье, возблагодарил за это высшие силы и беспардонно расправился с ее бельем. Помедлил, наслаждаясь ощущением горячей влаги на моих пальцах, за что тут же схлопотал укус за нижнюю губу и нетерпеливое ворчание. Обхватил ягодицы моей кукляхи, приподнимая, углубил поцелуй до предела, вжав ее затылком в стену, и ворвался. Вторгался в нее, принимая в себя ее стоны и всхлипы, щедро платя своими ответными. Все так же: губы к губам, не отрываясь, не дыша ничем, кроме друг друга, пока растравленный изнурительным взаимным голоданием слишком скорый оргазм не настиг нас обоих. — Вот черт! — хапая воздух, выдохнула Аяна, откидывая бессильно голову. — Скрепили знатно. Но с этого момента никаких нарушений. — Ага. Согласен, — буркнул в изгиб ее шеи, облизывая солоноватую потную кожу, и, не выдержав, заржал, как самый последний из счастливейших идиотов. Эпилог Неделю спустя — Захар Александрович, господин Милютин внизу, настаивает на встрече. Охрана уточняет, можно ли пускать. Дурацкая ухмылка сползла с моего лица, где прочно прописалась с прошлой ночи. Заставив себя сегодня геройским усилием уйти на работу из собственной квартиры, я оставил Аяну, расслабленно спящей в моей, пардон, уже нашей постели. Конечно, она ни словом не упомянула, что готова перебраться насовсем, но я же теперь оптимист. К тому же обнаружил в себе недюжиные способности упертого прилипалы. Распрощавшись с Серафимой, в чьем происхождении обязательно разберусь когда-нибудь потом, я, естественно, прицепился к понимающе усмехающемуся Родиону и делающей строгое лицо Аяне в поездке к его квартире. И даже не стал настаивать на входе внутрь. Просто самым беспардонным образом потребовал у брата подушку и одеяло и расположился бомжевать под дверью, шокируя его соседей, что так и не собрались вызвать полицию, но я заметил пару раз, как исподтишка фоткали на телефоны, от чего я ощущал незнакомый мне прежде кураж. Ну еще бы, взрослый мужик, в дорогом костюме и пальто, разбил лагерь на площадке. Небось не частое зрелище для растерявшегося народа. Аяна сломалась на третьем часу моей сидячей забастовки и, приоткрыв дверь, встала рядом, пока я деловито ковырялся в собственном гаджете, имитируя рабочую деятельность. — Ты зачем это? — Жду нашего первого свидания, — поднял на нее глаза. — Мы договорились на завтра. На шесть вечера. — Всего-то двадцать восемь часов. Чего мне мотаться туда-сюда. — Из квартиры послышалось сдавленное хмыканье Родьки. — Ты не можешь сидеть тут. — Почему? — Холодно. — Не мне. — Захар, ты обещал не давить. — Я не давлю, — поднял ладони в жесте «сдаюсь». — Я просто сижу. — Это больше похоже на то, что ты следишь за мной. — Поверь, сквозь стены я видеть не умею, так что, нет, не похоже. — То есть если я сейчас куда-то пойду, ты не прицепишься следом? — Прицеплюсь, но это не слежка, а защита, кукленочек мой, ведь вопрос с притязаниями на тебя Милютина еще не улажен. — Хорошо, я обещаю, что никуда не выйду до нашего свидания завтра. Ты поедешь домой? — Нет. — Почему? — Я не видел тебя почти месяц. Практически потерял совсем. Просить меня быть где-то еще, далеко от тебя — реальное издевательство над моими зверями. А в России теперь за жестокое обращение с животными и посадить могут. Я же безопасник — нарушать законы мне нельзя. Моя истинная закатила глаза, прекрасно видя меня насквозь, но я имею многолетний опыт делания невозмутимого выражения физиономии, так что уставился на нее как ни в чем не бывало. — Родион, можно я своего парня на чай приглашу? — наконец сдавшись, спросила она. Своего парня. Так-то по законам оборотней я тебе муж. Почти. — Ну-у-у не зна-а-аю, может, я на него сначала взгляну и побазарю по-пацански, вдруг он козел и тебе не пара. — Погоди у меня, младший, я тебе припомню это. Принял тебя на работу без «отбивания»? Вот теперь ты точно на силовой экзамен нарвался. Лично тестировать буду, засранец. — Уваровы, вы невыносимы! Заходи, Захар. Но только на чай. Само собой, чай. Много-много чаю, хоть порвись. Вечером и с утра за завтраком. И где-то между двумя этими событиями хитрющий Родька незаметно потерялся с ключами от моей квартиры. — Пусть пропускают, — ответил я Людмиле, возвращаясь на земную твердь. — Чем обязан? — сухо спросил у Федора, не предлагая присесть. Небось не барышня, ноги держат. — Мне нужно с дочерью увидеться и поговорить, — не стал он ходить кругами. — Я знаю, что она с тобой. И не хочу ничего обострять, обходя тебя и моего сына, выискивая возможность сделать это без вашего ведома. Хотя мог бы. — Не обольщайся на этот счет, — процедил я сквозь зубы. — Я знаю, что ее охраняют, знаю, где она живет и куда ходит. Перестань, Уваров, не меряться возможностями я пришел. — Ты знать о ней не хотел двадцать лет, даже не интересовался тем, что мог заделать ребенка-полукровку. Обнаружив, что она есть, первым делом увидел в ней возможность нагадить моей матери через меня. А когда явился Родион, вообще решил сбыть ее с рук, как второсортный товар из прошлогодней коллекции. О чем, на хрен, ей с тобой говорить? — Так все и было. Но прежде чем швырять камнями в меня, вспомни себя. — А я от своих косяков не открещиваюсь и упорно работаю над их исправлением. — Вот позволь и мне над тем же потрудиться, окажи такую любезность. — Черт с тобой. Но если она откажется, ты отвалишь. Без вариантов. Набрав Родьку, я все объяснил ему. Они с Аяной обещали приехать в течение получаса. Пока ждали, в кабинете царила тишина. О чем мне с ним говорить? — Кончай сверлить меня взглядом, мальчишка! — раздраженно зыркнул спустя минут пятнадцать Милютин. — Хочешь что-то сказать — вперед! — Ты мою мать намерен делать порядочной женщиной? — А ты мою дочь? — парировал он. — Не раньше, чем она на это согласится. — Аналогично. Помолчали еще пять минут. — Как ты, на хрен, смог выжить без истинной? — не выдержал я. — Почему не добивался? Федор прищурился, словно намереваясь послать меня, но все же ответил: — Вряд ли эти годы можно назвать жизнью. И я добивался. Но она была… Слишком увлечена… Еще и ты мелкий. Не важно все это больше. Аяна с Родькой вошли без стука, и я рванул ей навстречу, поцеловав сходу и подержав в объятиях, прежде чем позволил взглянуть на Милютина. Плевал я на то, как это со стороны смотрится. — Привет, — кивнул ему Родька, выглядя настороженным. — Здравствуй, сын. Зашел бы как-нибудь. — Не думаю. Мне отделка стен в твоем подвале как-то не очень. — За это прости. Был немного в неадеквате. Годы ожидания шанса отплатить портят характер и восприятие мира. — Ты так ничего и не сделал, — заметил Родька. — Понял, что не мести хотел. Любимой женщине, какой бы ни была, не мстят. — Он покосился на Аяну. — Тем более когда она одарила тебя потомком.