Глава 37 — Милютин — это тот самый господин, что привез тебя сюда, чудом оказавшись на месте аварии? — Зеленые глаза моей матери стали подобны толстому слою непрозрачного стекла, под которым не разглядеть истинных эмоций, хоть разбейся. Лишь почти неуловимый, мгновенно растворившийся в больничном запахе аромат раздражения и… возбуждения? Было время, я реально восхищался этой непрошибаемой невозмутимостью, но сейчас… такое ощущение, что она уничтожает всю пригодную для дыхания атмосферу вокруг себя, делая ее неживой. А я, похоже, был инфицирован вирусом эмоций под названием Аяна. Эта инфлюэнца встроилась в мою ДНК, въелась в каждую клетку, превратила в мутанта, что больше не в состоянии существовать в окружении этой проклятущей невозмутимости, я здесь больше не функционирую. — Мама, ты ведь не можешь не отдавать себе отчет, что если есть некто, откровенно враждебно настроенный к нам, я должен знать об этом все. — Я отдаю себе отчет, что непонятная и не присущая тебе прежде импульсивность толкает тебя на действия, разрушающие твое же будущее. И вместо того чтобы думать об этом, ты почему-то отвлекаешься на мелочи, не заслуживающие внимания. Ничто не способно сбить этот ледокол с курса! — Разрушена, надеюсь, окончательно лишь та картинка моего будущего, что ты нарисовала себе. Ты. Себе. Моего там не было ни единого штриха, если подумать. Зачем вообще это говорю? Бесполезное колебание воздуха. — Что за трагично-безвкусные сравнения и бредовые выводы, Захар? Начинаю задумываться о том, что травма не проходит для тебя без глубоких последствий и помощь психиатра будет нам весьма кстати. — Неужели? И как ты намерена это провернуть? Потребуешь обколоть меня тут чем-нибудь позабористее и доставишь к «своему» мозгоправу? Это не поможет, мама. — Захар, тебе не кажется, что ты уже все границы переходишь? Кто я, по-твоему? Враг тебе? — Ты — София Уварова, моя мать и женщина, известная не только мне своим умением добиваться от всех вокруг желаемых тобой результатов, невзирая ни на что. Даже на откровенное сопротивление и неприятие, навязываемого тобой. И так как я твоя плоть от плоти, то повторю свой вопрос: что между тобой и этим волком? С чем мне придется иметь дело, когда я пойду к нему за моей кукляхой? За этим моим чертовым сердечным стимулятором, что шарахнул бешеным разрядом и превратил эту мышцу, качающую кровь за ребрами, в нечто большее. И теперь без этих самых разрядов прямиком из их источника сейчас там растекается ледяное онемение. Словно мне уже без них и не жить. А между нами и так достаточно наворотилось и без всяких подержанных временем, присыпанных пылью чужих косяков обстоятельств. Ладно, не само наворотилось, но сделанного уже не отменишь. Подхватив сумочку, родительница грациозно прошагала до двери и распахнула ее. — Прошу прощения, но как долго еще моему сыну придется ждать необходимую помощь? — громко спросила она тоном раздраженной королевской особы и кивнула мне, покидая палату. — Вскоре увидимся, сын. — Бегство не решит проблем! — сказал матери в спину, но, само собой, это не остановило ее и не открыло волшебным образом источник откровения. — Господин Уваров, вы интересовались обстоятельствами вашей доставки сюда. — Молодой медик вернулся с блестящим стальным поддоном с инструментументами, как только звонкий стук каблуков госпожи Уваровой стих в коридоре. «Андрей Мирсан», — прочитал я на бейдже. Из рысей. Рыжий, коренастый, смуглый, как и все они. — Да, я спрашивал. Что-то вспомнили? — Просто подумал и решил поделиться одним своим наблюдением, хотя это не особо профессионально с моей стороны, да и вообще это можно счесть домысло… — Господин Мирсан, давайте без этого. Я заплачу. — Того, что я здесь зарабатываю, мне хватает. — Тон парня стал суше, а ножницы, разрезающие бинты, защелкали быстрее. — Я всего лишь думаю, что вам стоит знать о том, что, несмотря на весьма бурное требование господина Милютина оказать вам максимально необходимую и предельно срочную помощь, у меня создалось ощущение… — Что ему было бы куда как приятнее, если бы я сдох? — ухмыльнулся я тому, как Мирсан поморщился от моей формулировки и кивнул. — Не то чтобы он хотел вашей смерти, но пахло такой стойкой сдерживаемой агрессией и предвкушением. Выходит, то, что я слышал сквозь забытье, мне не почудилось. Волчара не хотел, чтобы я окочурился, но только прямо сейчас. Далеко идущие планы, Федор? Но на что? — Благодарю и за спасение, и за вашу честность. — Я огляделся и понял, что принести одежду мне никто из посетивших женщин не озадачился. — Могу я позвонить с вашего телефона? — Безусловно! — Людмила, добрый день! — Я не стал выслушивать ответное приветствие и сразу к делу перешел: — Мне нужно, чтобы вы собрали мне одежду из запасов в моем кабинете и послали Вдовина… — Прошу прощения, но Вдовин и вся его команда ведь только сегодня вечером заканчивают на форуме и вылетают из Питера, Захар Александрович. Но я могу и сама. — Вот черт, забыл совсем! — Не только это я забыл. Такое чувство, что во мне абсолютно все перезагрузилось, обновилось, кое-где радикально поменялось, как если бы я очнулся не в своей прежней человеческой форме, а в изрядно подправленной. Одной большеглазой выдрой. Говорю же — мутант стал. — А мой брат Родион сегодня в офисе? — Людмила, конечно, помощник-золото, но человек, и нечего ей делать в клинике нашего племени. Хрен знает, что на глаза попадется. — Отдайте ему вещи для меня и скажите забрать у Ливентайна. Он знает, где это. — Все в порядке, Захар Александрович. С вами? — Судя по тону, у секретаря было что мне сказать. — Да, а что? — Вчера утром в офис приходила ваша мать. Потребовала открыть ей кабинет, а потом и сейф с документами. Сказала, что вы приболели и поручили ей нечто, не терпящее отлагательств. — И? — Кабинет я открыла, насчет сейфа ответила, что ключей не имею, как и пароля от вашего рабочего компьютера. Это, надеюсь, не создало никаких реальных трудностей, как утверждала госпожа Уварова, и у меня все еще есть работа? — Господи, я обожаю эту женщину! — Людмила, она у вас есть ровно столько, сколько вы пожелаете на меня работать! А еще у вас есть, уже считайте, ощутимая премия к празднику и мое признание в том, что вы личный помощник — мечта! — я рассмеялся, представляя шок и недоумение на лице немолодой женщины. Я ведь тот еще засранец, если подумать. Столько лет я полагался на нее, воспринимал как нечто само собой разумеющееся, что все, что ни прикажу, будет выполнено идеально и даже сверх этого, но разве благодарил на самом деле? Словами, вот чисто по-людски? Язык бы отвалился? Родька влетел в двери палаты спустя час, взъерошенный, и обшарил меня испуганным взглядом, словно ожидая найти при смерти. — Братан… как… что… — Все нормально уже. Угодил под фуру, но все уже срослось, — сухо заверил его я и забрал сумку из рук. — Под фуру… — сглотнул он, глядя ошалело. Глухо рыкнув, брат подался ко мне и стиснул в таких крепких объятиях, что мои едва зажившие кости взвыли и я чуть не оттолкнул его, избегая боли. Но в том самом месте за ребрами, где чертова кукла провела свое варварское хирургическое вмешательство, вдруг потеплело… так же почти, как было рядом с ней, и я обнял Родиона в ответ, ворча, однако, тискать меня потише и не стесняясь присутствия постороннего. Отстранившись, он потянул носом, принюхиваясь. — Мать была у тебя? И ты здесь сколько? Пару дней? Она знала и мне ни слова? — он гневно нахмурился, но я махнул рукой. — Забей, делов-то было. Зачем ей сдался ты, братец, болтающийся под ногами, когда тут вовсю представление готовилось с заботливой невестушкой, сутками напролет орошающей мою поломанную грудь горькими слезами, аки живой водицей. Отвлекал бы еще. — Домой? — спросил мелкий, порываясь мне помочь одеться, но я от него отмахнулся. — В офис. — Господин Уваров, я бы настоятельно рекомендовал еще хотя бы пару суток покоя, — влез медик. — Ваши переломы были очень многочисленными, да и повреждения тканей — глубокими. Необходимо полное восстановление, исключающее активность, и обильное питание. — Я услышал ваши рекомендации, — кивнул я ему. Но следовать им вряд ли получится. Не сейчас, пока я понятия не имею, где Аяна, что с ней и между нами. Ну разве что жрать могу от пуза, а вот с отдыхом подождем. — Значит так, — оборвал я бубнеж брата «док сказал домой, домой и повезу». — Мы в офис, а тебе я предлагаю на выбор целую кучу занятий, братишка, вместо того чтобы без толку торчать в холле: можешь отправиться на помощь нашему айтишному кроту Снегову, и вместе вы мне в кратчайшие сроки соберете абсолютно всю инфу о Федоре Милютине. Где живет, с кем, кого трахает и в каких позах, что и где жрет, чем владеет и даже, блин, как часто в сортир ходит. Ясно? Либо можешь отправиться за моей тачкой в одно из убежищ Комаровских, заберешь все вещи, мои и девушки, что была со мной, и очень-очень тщательно поинтересуешься внезапным появлением там волков. Если какая-то падла в убежище завела привычку распускать язык, за это мы должны наказать. — Девушка! — опамятовался брат и оглянулся, будто ожидая ее увидеть. — Она… выжила хоть? Что-то темное, первобытное, огромное, куда больше родственных чувств заворочалось внутри, задирая мою губу в оскале и рождая грозный рокот в груди. — Тебе что за дело? — напрягся я. — Ого! — простодушно захлопал своими серыми глазами Родька. — Да ты попал, брат! Но как так-то? А как же Алана? Серые глаза! Серые, с таким четким, почти бесцветно-прозрачным кольцом вокруг зрачка, гори оно навеки в аду! Серые, против ярко-зеленых материнских и желтых, как у отца и у меня. Я хренов безмозглый эгоистичный идиот, у которого все перед носом всегда было, да только мне никогда не было до этого дела! — Захар? Ты чего? Очнувшись, я осознал, что уже не просто скалюсь на брата, но и тесню его к стене, словно собираясь придушить, в то время как обалдевший медик порывается остановить нас. — Мирсан, нам срочно нужен анализ крови! — прорычал я ему. — На сравнительное родство со всеми семействами! — Слушайте, док, а его точно уже ваши препараты отпустили? — хохотнул брат, но я расслышал за его ненастоящей веселостью отчетливый призрак боли. Дважды хренов безмозглый эгоистичный идиот Захар. Да чего уж скромнягу строить — учитывая мое поведение с Аяной — сотню раз! «Попроси меня остаться!» Заткнись сейчас, память! «Не угрожай! Не приказывай! Пообещай что-то кроме места твоей постельной грелки, и я и шагу отсюда не ступлю!» — Я сказал — заткнись! Не время! Потом! — рявкнул я и дернул ворот уже застегнутой рубашки от неожиданного приступа удушья, разрывая и превращая ту, по сути, в тряпку. — Ты уверен, что реально стоит покидать больницу? — встревоженно спросил брат, всматриваясь в мое лицо. — Я бы тоже… — начал Мирсан, но я мотнул головой. — Вы — выйдите и дайте нам с братом минутку. Ты — молчи и внимательно выслушай меня, Родька. И если что-то тебе поперек горла станет — пошли меня. Без сомнения.