Тонюсенькая, с фанерой, приколоченной на месте выбитого стекла, она выглядела ненадежной и хлипкой. При желании такую можно выбить в два счета. Если затаиться, сидеть тихо (именно так, как Илья и привык в детстве, чтобы не привлечь чьего-то недоброго внимания), можно надеяться, что твари, бродящие снаружи, не заметят, не придут, не навредят… Только вот разве за этим он сюда явился? Для того берег силы, чтобы растратить их на борьбу с собственным малодушием? Идея, что пришла ему в голову, когда он находился еще в своем мире, была проста, ничем не подтверждена, но, возможно, спасительна. Ради нее, ради этой идеи и надежды, которую она давала, Илья и согласился оказаться в Нижнем мире добровольно, потому что иного способа спасти себя и других не видел. Лаффолков в подлунном мире четверо; как сказал «Миша», четыре – особое число. Сильное и мощное. Но ведь и их, людей, теперь в Нижнем мире тоже четверо! Возможно, все вместе они тоже обладают силой, и, объединившись, сумеют вернуться? Люди и лаффолки поменялись местами, близких Ильи изгоняли, выдавливали в Нижний мир по одному – непонимающих, растерянных, измученных, испуганных. Но Илья, в отличие от родных, знал, что происходит, и ему нужно найти маму, Мишу, Лелю, чтобы попробовать обратить процесс вспять. Глава четырнадцатая Осмотрев свое вынужденное обиталище повнимательнее, Илья увидел, что покинуть его можно только одним способом – через дверь. Окно оказалось чем-то вроде муляжа: картинка на стене, просто черный прямоугольник, небрежная и грубая имитация. Илья направился было к двери, но замер, не решаясь открыть. Как искать мать в Нижнем мире, он понятия не имел – наверняка он колоссален, запутан и опасен, как яма со змеями. Илья и не надеялся сориентироваться в лабиринтах кошмарного, загадочного места, он лишь хотел верить, что сработает принцип притяжения. Ведь он и остальные – люди, инородцы в Нижнем мире. Илья надеялся, что это поможет им отыскать друг друга. Что-то подсказывало ему: все может получиться, ведь энергия – всегда первична, а сила намерения велика. Однако, стоя возле двери, Илья сознавал, что не может заставить себя открыть ее. Даже руки поднять не может. Чувство безысходности навалилось, поглотило – такое всеобъемлющее, что он согнулся под его тяжестью, сжавшись в комок. Все самое плохое, что Илья мог чувствовать и помнить, о чем мог думать, пришло к нему в ту минуту. …Мать в бешенстве кричит на него, семилетнего, от нее пахнет кислым вином и сигаретами, и капельки слюны попадают Илье на лицо. …Очередной хахаль матери дал Илье пощечину, толкнул о стену так, что голова потом еще долго болела, а она сделала вид, что не знает об этом. … Мать нашла и пропила с дружками деньги, который Илья заработал за несколько месяцев, подметая дворы, моя машины и полы в подъездах. Он копил на подержанный ноутбук, и нужная сумма уже была собрана. Позабытые дни рождения и пропущенные школьные праздники; жгучие, как крапива, обиды и мимолетом нанесенные оскорбления, нищенская одежда, постоянные издевки, черная неблагодарность, насмешки, нежелание защитить своего ребенка – оказывается, Илья ничего не забыл, не простил! Такое не прощают. Он не может отправиться на поиски матери, потому что не хочет видеть эгоистичную, ничтожную, но вместе с тем жестокую женщину, лишившую его детства. Никогда. «Илюша, они этого и добиваются, они лгут! Разве ты не понимаешь?» Голос Томочки прозвучал так ясно, что Илья вскрикнул и завертелся на месте, оглядываясь: откуда она тут? Как сюда попала? Нет, конечно же, нет здесь Томочки. Но то, что она как-то сумела достучаться до него, встряхнуло Илью, отрезвило. Томочка права! Только это врагам и нужно: погасить свет в его душе, чтобы злость и ненависть камнями утянули Илью на дно, не позволили выплыть ни ему, ни его родным и близким. – Мама! – громко позвал он, перекрикивая звуки за дверью, заглушая собственные воспоминания о дурном. – Мама, я иду! Я люблю тебя! Сказал, зная, что это правда. Гадкие сцены из прошлого, атаковавшие его голову, поблекли, когда он подумал о том, как искренне мать раскаивалась, как мужественно боролась с болезнью, чтобы не стать обузой сыну; как старалась хоть чем-то порадовать его, угодить, загладить вину. Вспомнилось письмо, которое мама, немного оправившись после инсульта, целый день выводила непослушной левой рукой: неуклюжие квадратные буквы кричали, умоляли о прощении. И он простил. Давно уже простил! Не медля ни секунды, более не сомневаясь, Илья взялся за ручку и потянул на себя дверь, продолжая призывать мать, всем сердцем веря, что она услышит и отзовется. А дальше случилось то, на что он и не рассчитывал. Дверь отворилась, и Илья очутился в больничной палате – точной копии той, где несколько недель лежала мать, когда ее разбил инсульт. Мама и сейчас была здесь: сидела на кровати, с ужасом глядя на открывшуюся дверь. – Я нашел тебя! – воскликнул Илья. Она всматривалась в его лицо, и он подумал, что придется успокаивать мать, объяснять, что он – это он, и вреда ей причинять не собирается. Но ничего этого не потребовалось. Мать сразу, в следующий же миг безошибочно поняла, что перед ней не оборотень из Нижнего мира, а ее сын. Встала с кровати, поковыляла к нему так быстро, как могла. Они обнялись, мать припала к нему, крепко обхватив здоровой рукой. Увечье матери осталось при ней и в Нижнем мире, но даже с неподвижной, мертвой рукой, еле ходящая, почти немая, она была лучше, ближе, живее рафинированной копии, что заняла ее место. – Ты знаешь, где мы, мама? Она подняла голову и посмотрела на него. «Разговорного» блокнота не было, но Илья научился понимать, что она хочет сказать. «Темное место, сыночек». – Оно называется Нижний мир. «Кукла виновата. Демон». – Да, мама. «Я умерла?» Во взгляде ее заметался запоздалый ужас: если ее нет в живых, то и его тоже! – Нет, мы живы, – быстро проговорил Илья. – Это сложно объяснить. Но наши души оказались тут, а в телах обитают другие хозяева. Выдворили нас и заняли наше место. Илья хотел объяснить про Мишу и Лелю, сказать, что вместе они, может статься, сумеют выбраться, но тут обстановка вокруг них начала меняться. Пол затрясся, стал проваливаться. Стены начали двигаться и наползать друг на друга, грозя раздавить Илью с матерью. Сам воздух вибрировал, как перед грозой, а где-то вдали начал нарастать гул. – Что происходит? – крикнул Илья, прижимая мать к себе. – Такое раньше бывало? Она не успела ответить, как их потащило куда-то, сопротивляться этому было невозможно. Илью заботило только одно: как бы им с мамой вновь не разлучиться, не потерять друг друга, поэтому держал ее изо всех сил. Боялся он напрасно: все закончилось так же быстро, как началось. Под ногами снова был твердый, выложенный квадратными плитами пол; высоченный потолок терялся где-то в вышине, а стены огромного помещения, где они очутились, были неподвижны и находились на большом расстоянии друг от друга. Место было смутно знакомым, Илье показалось, что он тут бывал, но по-настоящему задаться этим вопросом не успел, потому что услышал: – Илюха! Господи! Это ты?! Не разжимая рук, Илья обернулся на голос и завопил в ответ: – Мишка! В следующую секунду они стояли, обнимая друг друга – скитальцы, невольные гости чуждого Нижнего мира. Их было четверо, потому что Леля тоже оказалась здесь. Илья был так счастлив увидеть Мишу – не подделку, не слепок, а живого, настоящего Мишу! Но при этом с болью спрашивал себя, как мог быть настолько слеп, глух и глуп, что поддался обману, не разглядел самозванца, столько времени находясь с ним бок о бок? Как позволил убить Томочку, подменить мать и Лелю? Девушка грустно улыбнулась Илье, и он понял, что она вспомнила об их неудачной, запоздалой попытке разобраться в происходящем. Когда эмоции от встречи немного улеглись, Илья посмотрел по сторонам, пытаясь понять, где они находятся. – Узнаешь? – спросил Миша. – Похоже на холл отеля «Петровский», – неуверенно проговорил Илья, – правда, в то время, когда здесь еще была больница. Я на фотографиях видел. Только намного больше. – Я увидел это место, когда пришел в отель. А выйти не смог. Леля сказала, я тут больше трех месяцев болтаюсь. – Как ты… – Илья хотел сказать «выжил», но к горлу подступил ком. Мишка, который в любую минуту был готов бросить все и бежать к нему на помощь, рискуя жизнью; который и оказался-то в Нижнем мире только из-за него, из-за желания помочь ему, провел в этом аду долгие месяцы! А в это время Илья, его лучший друг, все морщил лоб и приглядывался к лаффолку, все успокаивал себя тем, что Миша был в коме, а потому изменения его личности абсолютно нормальны и даже к лучшему! – Брось, Илюха, – строго проговорил Миша, безошибочно угадав, о чем тот думает. – Тут полно плюсов: время течет, но при этом стоит на месте. Ни есть не хочется, ни пить, ни спать, с туалетом тоже никаких проблем. Нет ни холода, ни жары, а главное – масса свободного времени для саморазвития и познания мира! – Миша взмахнул руками. – Я тут каждый камень изучил, каждую трещину. – Больше никого не видел? Миша помрачнел. – Поначалу, как только попал сюда, было дело. Все вылезли, – он дернул углом рта. – Меня, наверное, хотели поприветствовать. Даже дорогую подругу, которая мне шрам подарила, встретил. – Как? Мы же ее… – начал Илья. – Ту, что к тебе присосалась, прогнали. Но она, видишь ли, такая не одна. Да и кроме нее в здешних местах куча симпатичных тварюшек обитает. Какой только красоты ни встретишь! Короче, повылезали они изо всех щелей, а я от такой горячей встречи сознание потерял. Пришел в себя – один-одинешенек. С тех пор и робинзоню потихоньку. – Миша помолчал и сказал совсем другим тоном: – Пока не встретил Лелю, думал, навсегда здесь застрял. «Может, так и есть: все мы тут навсегда», – подумал Илья. Мишино красивое лицо исказилось, и он тихо сказал: – Илюха, я знаю, что Томочка…что она…