– Итак, Миша попал в Нижний мир, я увидел его и понял: вот он, шанс! Я уже оказывался среди людей около двух столетий назад. Мари Лаво – ведьме, о которой ты узнал не так давно – удалось установить со мной контакт. Она в самом деле была чрезвычайно талантлива и сильна. – Сидящий в кресле ухмыльнулся. – Сумела вызвать меня, помогла кое-что изготовить, думая при этом, что управляет мною. – Кукол? – Догадаться было нетрудно. – Зачем они ей? – Мари искала секрет вечной жизни. Узнала о древнем магическом обряде: маг помещает свое сознание в специальную куклу, а оттуда оно перемещается в тело того, кто возьмет куклу в руки. Обряд, по правде сказать, не работающий, выдуманный чародеем-недоучкой, но Мари этого не знала, а я ей, разумеется, не сказал. Создавал с нею кукол, преследуя совсем иную цель. Когда Мари поняла, что ее обманывают, ощутила, что влияние мое становится все сильнее, то испугалась, поставила защиту и… – Лаффолк поморщился. – Кому хочется говорить о неудачах? Мне пришлось отступить, уйти. Сама Мари тоже вскоре отправилась к праотцам, к счастью, не успев уничтожить кукол. Мои детища, мои будущие воины остались в мире людей и дождались своего часа. – Ты хотел попасть в наш мир? – Здесь прекрасно, но у меня более масштабная задача. Вышибить – уж прости мне эту грубость! – твоего дружка из его тела и занять свободное место было не так уж сложно. Некоторое время я чувствовал себя гостем, не понимал, что к чему, но это вскоре прошло. Однако мне нужно было, чтобы рядом со мной оказались соплеменники, чтобы нас стало четверо. – Именно четверо? Почему? Заскучал? – Илья хотел, чтобы слова прозвучали неприязненно, дерзко, но голос дрогнул. Все, о чем говорило это существо, было чудовищно. Лаффолк проигнорировал выпад и не ответил на вопросы. – Ждать, что в Нижнем мире окажутся еще три человека, как ты понимаешь, было неразумно. Завладеть телами людей трем другим лаффолкам должны были помочь мои куклы. Проблема в том, что они оказались на другом конце земного шара, и мне, в новом человеческом обличье, было почти невозможно добраться до них, заполучить, тем более что тело Михаила было еще слабым, восстанавливалось после болезни. Плюс в том, что его мозг стал моим мозгом, и, изучив информацию, я нашел подходящую кандидатуру для реализации плана. – Миша не знал Марту Иосифовну! – Лично – нет. Но знал о ее существовании, знал, что она очень богата и одинока. К тому же, по иронии судьбы, еще и обожала кукол. Дальнейшее было делом техники, которой «порабощающие» владеют в совершенстве. Она сделала, что требовалось, выкупила и привезла сюда кукол. – Это ведь ты приходил к ней, для того и уехал из санатория на день раньше! Я как-то позабыл об этом, упустил из виду, и Леля, видимо, тоже. Но зачем нужно было убивать? Неужели нельзя было забрать ящик и оставить Марту Иосифону в живых? – Поверь, для нее так было лучше. Физическое и психическое здоровье было подорвано долгим общением с лаффолком, принимавшим обличье ее покойного мужа. К тому же Марту подкосило соседство с куклами. Пока я находился в Нижнем мире, мои детища дремали. Но с моим приходом они пробудились, и ожидая, когда я явлюсь за ними, стали постепенно набирать силу, подпитываясь от Марты. Восстановиться она уже не смогла бы. Чтобы тебе было понятнее, это что-то вроде воздействия радиации. «Бедная, бедная, – беспомощно подумал Илья. – Господи!» – Ты расстроен? Не стоит. Впрочем, довольно о ней. Процесс преобразования был запущен, мои куклы делали то, для чего я их создал: расчищали поле. Ослабляли, размягчали волю, подтачивали тело, чтобы в подходящий момент мятущаяся, испуганная, замороченная душа была изгнана из своего сосуда, а лаффолк – «шагающий сквозь» – шагнул через завесу между мирами и спокойно занял подготовленное место. – Место Лели и моей мамы заняли лаффолки… А где тогда они сами? Где Миша? Они… – Язык не поворачивался сказать «умерли». – Скоро сам все узнаешь, – пропела «Леля» и посмотрела куда-то вбок. Илья проследил за ее взглядом и увидел сидящую на столе куклу, которой не заметил прежде. Она была похожа на своих сестер: безупречное личико, пышные волосы, огромные глаза. Глаза были темно-карие, а волосы – иссиня-черные. Конечно, Илья давно понял, что ему предстоит отдать свое тело лаффолку, но по-настоящему осознал это только сейчас. – Нет! – Он не смог сдержаться. – Нет! – Конечно же, да! – проговорила «Ирина». – Не стоит так уж переживать. Ты ведь всегда думаешь о других, обо всех беспокоишься. Так вот, окружающие будут рады переменам, которые произойдут в тебе. Лаффолк проявит лучшее, что есть в твоей натуре. Взгляни, как изменился Михаил: стал спокойным и уравновешенным, перестал метаться, радует отца взвешенными решениями, желанием жениться и сделать карьеру. А я? Разве твоя убогая мать когда-либо была столь безупречна? Ты тоже всех порадуешь, дорогой. Никто не станет жалеть о тебе прежнем, люди будут думать, что ты растешь над собой, день ото дня становясь все лучше. Глава тринадцатая За окном клонилась к закату суббота – одна из многих суббот, когда люди отдыхают от рабочей недели, занимаются домашними делами, едут за город, веселятся, набираясь сил для очередного рывка в будни. Илья лежал в своей комнате, чувствуя, что тело его слабеет, а воля к сопротивлению гаснет с каждой минутой. На то, чтобы пробраться, словно вор-душегуб, в тело Лели, у лаффолка ушло около недели. Наверное, потому, что кукла не все время была с нею рядом. Место матери заняли гораздо быстрее: она была больна и слаба. Сколько понадобится, чтобы справиться с Ильей? Лаффолки полагали, что менее двух суток, если накачивать Илью лекарствами и постоянно держать возле людоедской куклы. Ему объяснили, что после выполнения своей миссии каждая кукла становится обычной игрушкой. Магия, что заключалась в куклах, была, можно сказать, одноразовой. Илья подумал, что хоть это хорошо: больше никого из людей не смогут заменить двойниками из Нижнего мира, но оказалось, что у отвратительных созданий далеко идущие планы. – Когда четвертый лаффолк присоединится к нам, круг замкнется. Цифра четыре обладает огромной силой: четыре стороны света, четыре времени года, четыре времени суток… Давным-давно изготовить кукол мне помогла Мари Лаво, это был трудоемкий, долгий, опасный процесс, ведь она не была лаффолком. Собравшись вместе, мы вчетвером сможем сделать все легко и быстро. Это будут круги на воде: больше кукол, больше лаффолков. Какие возможности это откроет перед нами, какие перспективы! Илье грядущий процесс напоминал не круги на воде, а расползающиеся метастазы, отравляющие человечество. Постепенно, исподволь, лаффолки начнут заменять людей, распространяясь, как смертоносный вирус… Вечером, когда палачи снова пришли навестить свою жертву, Илья задал вопрос, который мучил его, и ответ на который было так страшно узнать. – Это вы убили Томочку? Она ведь не случайно выпала из окна? Спрашивая, он смотрел на «Ирину», и та не отвела взгляда. – На двоих людей магия одной куклы распространяться не может, как ты теперь понимаешь. Никто не знал, чье место – Ирины или Томочки – в итоге займет лаффолк. Это была первая попытка, пробный шар. Так вышло, что справиться с Ириной кукле было проще. Однако, оказавшись в крайне немощном теле, лаффолк должен был где-то черпать силы, чтобы восстановить все поврежденные функции, и твоя невеста стала чем-то вроде аккумулятора. А дальше – все, как в случае с Мартой. Повреждения были слишком сильны. – Ничего не поделаешь, великие деяния и победы требуют жертв, – сказал «Миша», и Илье захотелось врезать ему, но он не смог даже приподнять руку. Сейчас, лежа в своей кровати, понимая, что находится в собственном теле последние часы, словно жилец в проданной квартире, Илья стал думать, что участь Томочки и Марты Иосифовны все же лучше его собственной: они умерли и находятся в лучшем мире, а что будет с ним? Что стало с Мишей, мамой, Лелей? «Лаффолки не возводят стен, но изгоняют хозяев и занимают построенные дома, доводя их до совершенства», – вот что сказало это существо. Скоро у его тела будет другой хозяин, и окружающие начнут замечать, что Илья изменился. Каким он станет? Более уверенным в себе, креативным и умным, талантливым и честолюбивым, практичным и хватким? «Что будет со мной, с моим собственным «я»? – думал Илья. – Погибнуть оно не может, ведь душа бессмертна. Значит, будет существовать, обитать где-то. Логично предположить, что этим местом может стать Нижний мир. Раз лаффолк придет сюда, в мир людей, чтобы занять мое место, значит, скорее всего, мне предстоит скитаться там, где его родина». В голове появилось странное щекочущее ощущение, похожее на то, будто кто-то касался, легонько царапал его голову тонким острым коготком. Только вот делал это не снаружи, а изнутри. Илье показалось, что кто-то копается в его мозгу, пытаясь добраться до глубин сознания. Он ощущал этот процесс не как воображаемое, но как телесное воздействие, и его передернуло от отвращения. «Убирайся из моей головы», – мысленно прорычал он, и услышал смешок. Поглядев на куклу, Илья увидел, что ротик ее приоткрылся, а улыбка стала шире. В другой момент это напугало бы – не могло не напугать, но сейчас Илья был почти спокоен. Он отлично знал, что происходит, эффекта неожиданности не было. Какая бы магия ни была заперта внутри куклы, он знал, на что она направлена: выкачать энергию, лишить воли. Если он позволит себе нервничать и пугаться, это ослабит его сильнее. Эту битву вы выиграли, подумалось Илье, ему не встать с этой кровати. Но это не означает, что и война тоже проиграна. Вечерело. Серые дымчатые тени затаились по углам, скоро бархатистый мрак укутает комнату. «Переживу ли я ночь?» «Не противься, – зашелестел голос, сухой и хрусткий, как осенний лист. – Усни. Уйди». И в тот момент Илья решил: он уйдет. Но уйдет сам. Его не выгонят – он покинет свое тело самостоятельно, пока есть еще энергия и силы, которые могут пригодиться. Илья не позволил себе додумать, для чего ему силы: не хотел, чтобы кукла подслушала его мысли. Он посмотрел кукле в лицо, в застывшие, широко распахнутые карие глаза. За их матовой непрозрачностью таилась жизнь; сделанные искусной рукой, они смотрели и видели, светились злорадством. Илья не отводил взгляда. «Давай же, вытащи меня, забери! Перебрось в Нижний мир, тебя же для этого создали – вытряхивать людские души из тел, как мусор из коробки. Что ты медлишь? Я готов уйти!» Он смотрел, сконцентрировавшись на своем желании. От напряжения на лбу выступил пот, пальцы рук сжались в кулаки, тело дрожало, как при высокой температуре. «Призывай лаффолка, пусть занимает этот кокон! Забери меня!» Глаза куклы превратились в два черных колодца, и в какой-то миг, оторвавшись, отделившись от себя, Илья помчался туда, в непроглядную пустоту, оставляя позади все, что многие годы составляло суть его бытия. Жуткие мгновения полета в ледяной трубе – и Илья обнаружил себя сидящим в кухне на табурете. Рядом было окно, занавешенное тюлем, за окном – ночь или поздний вечер. Перемена была настолько разительной, что Илья вскрикнул и вскочил на ноги, хлопая себя по груди и плечам. На нем были старые, протертые на коленях джинсы и красная футболка, в которые он переоделся вчера, вернувшись домой, и на долю секунды Илье показалось, что ничего не было: ни прибывших из зазеркалья лаффолков, ни Нижнего мира, ни куклы, что пялилась на него стеклянным взглядом. Сон, всего лишь сон! Но иллюзия развеялась уже в следующий миг: Илья увидел, что находится на старой кухне, в той квартире, где они жили с матерью. Причем мебель и обстановка были совсем старые, будто он перенесся в далекое прошлое, когда ребенком сидел на колченогой табуретке и делал уроки. Стены, оклеенные засаленной клеенкой, голая лампочка под потолком, убогие шкафчики с покосившимися дверцами, щербатые тарелки, чашки с битыми ручками, трещины на потолке… Воспоминания, которые Илья всеми силами старался изжить из памяти, закружились над ним, раскаркались хриплыми голосами, как вороны над свежей могилой. Аккуратные зеленые тетрадки, исписанные рядами цифр и вереницами букв; самые дешевые авторучки, подклеенные бумагой и изолентой потрепанные учебники, прозрачная пластиковая линейка – из числа тех, которые дети обычно ломают или теряют по нескольку штук за учебный год, а Илье служившая, как и многие школьные принадлежности, несколько лет. Нельзя ничего терять и ломать: мать может и не купить новое. Деньги в их семье в обязательном порядке находились только на выпивку, остальное – по остаточному принципу. Кухня, где сейчас находился Илья, почти все десять школьных лет была местом, в котором проходила значительная часть его жизни. Классы, двор, квартира лучшего друга Миши – это было то хорошее, что всегда быстро заканчивается, откуда всегда приходится возвращаться. Возвращаться сюда, в место, которое так никогда и не стало домом Ильи, откуда он всеми силами стремился вырваться. В комнатах царила мать и ее сменяющие друг друга любовники. Там шли бесконечные гулянки, ссоры, бурные примирения, вечно орал телевизор и сладко пели про любовь безголосые певички, которых обожала Ирина. Кухня была вотчиной Ильи – здесь его никто не беспокоил, спасибо хоть на этом. Он и спал бы здесь, но помещение настолько тесное и крохотное, что не поместится ни диван, ни даже просто матрас. Впрочем, за столом, положив голову на руки, он засыпал бессчетное количество раз. Оказывается, проведенные на кухне часы – горькие, безрадостные, когда Илья чувствовал себя непоправимо одиноким, но вместе с нем страшащимся, как бы это одиночество не нарушило появление пьяной матери или ее приятелей – застряли в памяти, никуда не делись. Былое, давно прожитое и похороненное, ожило: Илья слышал за закрытой дверью обрывки мелодий, громкие голоса, хохот, неясные шорохи, стуки, шаги. Он стоял посреди каморки размером с собачью будку и спрашивал себя, как тут оказался? И почему именно здесь? Тоска, глухая и ноющая, как зубная боль, охватила его, и до Ильи, наконец, дошло. Нижний мир, наверное, способен принимать облик твоего личного ада. Илья очутился там, где хотел оказаться меньше всего, потому что именно в этом месте ему будет хуже, чем где бы то ни было. Он посмотрел в окно. Перед ним был не обычный ночной город: никаких фонарей, окон напротив, машин, приткнувшихся возле подъездов. Тьма, чернота, пустота – вот что он видел, а звуки за стеной издавали обитатели Нижнего мира, пока, к счастью, скрытые от него. «Они знают, что я тут?» – подумал Илья, глядя на дверь.