Дракон дыхнул паром. Попытался. Но тело скрутило, взметнулась шея, ударил по камню хвост, а из пасти выплеснулась кровь, горячая и алая. – Тише. – Уна прижала к шее обе руки. – Сейчас пройдет. Мы расскажем другим. Они поймут. Ты не хотел ее убивать. Ты просто понял, что человек тебя обманывал, да? И ушел от него? Где поселился? Олений остров? Там заповедник, а еще это глушь неимоверная. Самое оно для дракона. Она говорила, убаюкивая словами. Дракон не знал названия острова. И что это заповедник. Что такое заповедник? Еще одно слово. У людей много слов, это чтобы удобнее было лгать. Он действительно не стал возвращаться. Сперва от обиды. Потом… потом ему было плохо. Настолько плохо, что он думал, что умрет. И лучше бы умер. Тогда бы она, его счастье, воплощение моря, осталась бы жива. Но нет, он справился. Он обессилел. И несколько дней питался ракушками, которыми поросли камни. Потом на берег вынесло мертвую косатку, изрядно обглоданную и уже пованивающую, но мясо было нужно. И его хватило. Он учился жить снова. Летать. Подниматься к самому солнцу и падать вниз. Охотиться. Притворяться тенью в поднебесье, чтобы обрушиться на добычу. И получал удовольствие от вкуса свежей крови… То мясо, что приносил человек, было другим. По человеку он тосковал, особенно ночами, но одиночество было привычно, и разве что порой накатывало что-то такое, дурное, заставлявшее метаться в ярости, вымещая ее на камнях и море. А потом он услышал ее голос и понял, что готов к встрече. – Люди. – Уна смахнула слезы. – Это люди виноваты… он не умел жить с другими, понимаешь? И в стаю его бы не приняли. Дикарей редко принимают. Но и Сапфиру не стали бы держать… а он… или она… она отказалась уходить. Она любила свой дом. И этого дракона, что готов был отправиться следом за той, которой больше не было. – Спи, – велела она. – Закрывай глаза и засыпай… она поймет. Там, по ту сторону жизни… обязательно поймет, она ведь любит, а мы, женщины, когда любим, такими дурами становимся. Глава 31 Когда-то в маленьком тихом городке Милдред случалось пить чай вместе с очаровательной старушкой. Позже на заднем дворе ее дома нашли двадцать два тела. Старушка не любила молодых женщин. Нет, она не думала убивать, когда нанимала новую компаньонку, просто… со временем накатывало. Так она сказала потом, на допросе, и потребовала адвоката. Старушка была слегка безумной, но вовсе не глупой. И на суде пришлось долго убеждать присяжных, что двадцать два тела – это не случайность. А еще она любила розы. Клайв перебирал четки. И молился. Наверное, молился, потому что слов Милдред не слышала. Она шла, сосредоточившись на дороге, пытаясь запомнить бесконечные эти повороты, но уже понимая – сама не выберется. – Здесь и вправду лабиринт. – Джонни револьвер не убрал. Но расслабился, верно полагая, что теперь Милдред некуда деваться. – В первое время пришлось ходить по меткам… не крути головой, все равно не увидишь. Они для своих, для посвященных. Ему нравилось чувствовать себя особенным. Избранным. И главным. Он и плечи расправил, разогнулся, и стало очевидно, что этот человек с прошлым Джонни имеет мало общего. Он силен. Его пальцы оставили след на руках Милдред. А еще он уверен в собственной правоте. Нарцисс как он есть, но и на этом можно сыграть. – Тогда ночью в гостинице это была твоя идея? Джонни кивнул. Его. Конечно. Нарциссам нравится демонстрировать свое превосходство над окружающими. – А вот цветы от него, верно? – Догадливая. Ты ему еще тогда понравилась. Он бы тебя забрал, если бы не отец. Я все не мог понять, что он в тебе разглядел. Не отец, Клайв. Он же дурачок. – Кроткие унаследуют обитель Господа… – Кроткий дурачок, – хмыкнул Джонни. – Но полезный, да… знаешь, одному и вправду сложно. Ник вот на редкость ограниченным получился. Он так и не понял, насколько важно было то, что мы делали! Да, за знание приходилось платить, но разве оно того не стоило? – Не знаю. – Милдред слегка замедлила шаг. Влажно. Сыро. И холодно. Ее начинает бить мелкая дрожь, но Милдред пытается совладать с нею. Впрочем, выходит не слишком хорошо. И Клайв замечает. Он останавливается. Стягивает свое нелепое пальто и накидывает ей на плечи. – Видишь, как есть дурачок. Ей жить осталось недолго, но в том, что у него мозгов немного, есть свои преимущества. Лишних вопросов не задает, делает, что скажут. Главное, точно все… он отца обожал. И меня теперь тоже. Правда? – Ты мой брат. Тебя надо слушаться. Отец сказал, – покорно ответил Клайв. Только четки в руках дернулись, и возникло ощущение, что сказать он хотел совсем другое. Но разве дуракам позволено иметь свое мнение? – Видишь? Поэтому если надеешься уговорить его… ни у одной не получилось. – Ты продолжил? – Естественно. Такую работу нельзя бросать! Ты не представляешь, какой у этой идеи потенциал, какие возможности откроются! – Не представляю. Расскажешь? Если есть время. – Есть. Еще есть… знаешь, мне всегда было странно, как это в сказках рыцарь побеждает дракона. Дракон огромен и огнем дышит, а у рыцаря только и есть, что жалкое копьецо. Джонни был явно возбужден без меры. И спешил. И это пугало больше, чем ледяное равнодушие Клайва, вновь сосредоточившегося на молитве. Было у отца… множество сыновей, из которых он выбрал лучших, так? Один одержим. Второй явно не способен к самостоятельной жизни. Третий… – Ты убил Ника Эшби? – Еще нет. Позже… властям нужен будет виновный, а мне тишина. Ты не представляешь, как все это мешает работе… столько лет… правда, первое время я с записями разбирался. Отец позволял помогать ему, но был уверен, что никто не способен оценить весь потенциал его замысла. И паранойя опять же… Подозреваю, что его собственная болезнь уже начала пожирать его тело. И вот в чем парадокс! Уна Саммерс выжила! Она брюнетка, но выжила после заражения и весьма быстро пришла в норму! Джонни подпрыгнул от возбуждения. – Нам придется изучить ее, но позже, позже… и с этим вашим Хендриксоном тоже что-то надо будет решать. Отец о нем умолчал. Наверное, считал бесперспективным, а может, вовсе забыл. Неважно, главное, что мне не нужен конкурент. Отец нас признал. Есть свидетельства… – И если что-то случится с Ником Эшби, то ты сможешь претендовать на его имущество? – Наше! – рявкнул Джонни. – Оно наше! Имя. Титул. Имущество, как ты выразилась! Эшби, если по справедливости, вовсе не заслужил всего этого! Его голос отразился от стен. – Почему? – мягко спросила Милдред. – Потому что он убил своего отца! – И прокляты будут, поднявшие руку на отца своего и мать свою… – А он из мамаши сделал мумию, да… первый опыт. – Джонни успокоился так же быстро, как и впал в ярость. – Этот ограниченный идиот… я не про тебя, Клайв, к тебе вопросов нет, ты у нас всегда был молодцом… Клайв кивнул, соглашаясь. Он готов был быть молодцом. – Я все равно не понимаю… – Женщина, – Джонни закатил глаза, – вы заявляете, что имеете права, но на самом деле вы глупы, ограниченны и предвзяты. Вы думаете только о себе и собственных удовольствиях. Вы не способны даже на то, чтобы сдержать вами же данную клятву. Вечно норовите обмануть, обвести. Сводите мужчин с ума, толкаете на безумства. Думаете, отец свихнулся бы, если бы та стерва ему просто дала? Но нет, она слишком хорошо воспитана, чтобы заводить роман с женатым мужчиной. И с мужчиной, который сдал жену в сумасшедший дом, тоже… она ведь жива. Она будет страдать. – Ты сейчас о мисс Уильямс? – С нее все началось… хотя нет, раньше. Много, много раньше… Коридор вильнул, и Милдред оказалась перед дверью. Темное дерево, скрепленное железными полосами. Внушительного вида замок. И за ним – очередная пещера. Правда, весьма облагороженная. Здесь стены укрыты за деревянными панелями. На полу – ковер, пусть и старый, но довольно плотный. Камин имеется. Стол. Стулья в венском стиле.