– Крепок тот, чья вера подобна столпу, небеса подпирающему. И слаб тот, кто слеп. И слеп тот, кто не видит деяний Господа. – Он чуть наклонил голову и осенил себя крестным знамением. – А драконы? – Твари. – Ясно. Спасибо. Вы позволите взять кровь? Сравнить. – Нет. – Боюсь, – Милдред шмыгнула носом, – у нас есть ордер. Поэтому ваше согласие не так уж и необходимо. Но настоятельно советую не покидать дом. – И повержены будут грешники, и возопят о милости, но не получат ее, ибо наступит час гнева. А дверью все-таки хлопнул. – Как ты? – Лука отобрал платок. – И нужно оно было? – Нужно. – Она прижалась к нему, обняла, будто цепляясь, будто опасаясь, что если отпустит, то потеряется. – Я… я не уверена, что действительно вспомнила все. Это как-то… странно, по меньшей мере. Смотри, очевидно, что Чучельником был Станислав Эшби. Аккуратный. Сдержанный. Педантичный. Взять хотя бы его кукол. Насколько тонкая работа, удивительная просто-таки… а еще он авторитарен. Им всем это было нужно. Кровь не останавливалась. – Я рубашку вымазала. – Постираешь. – Я не умею. – Тогда я постираю. Я умею. – Ты вообще талантливый, как я посмотрю. – Она все-таки улыбнулась. Бледное лицо с запавшими глазами. Острые скулы. Серые губы. Ее бы снотворным напоить да спать уложить, но ведь обидится. Может, конечно, потом и поймет, но хватит ли этого, чтобы через обиду переступить? Женщины порой поразительно упрямы. – Я вспоминаю снова и снова… мы свернули на старую дорогу. Случилась авария. Но нас нашли. Предполагаю, что очень быстро. – Предполагаешь? – Восприятие искажено. Нас нашли… возможно, они ехали следом. Выбирали момент. Помнится, в заключении указывалось, что шины были в неудовлетворительном состоянии. Возможно, на это был расчет? На то, что по дороге шина лопнет и мы вынуждены будем остановиться? Милдред была теплой, даже горячей. И кровь пыталась остановить. – Садись. – Лука сам опустился на пол, скрестил ноги и притянул эту упрямую женщину. – Закрывай глаза и отдохни. Постарайся ни о чем не думать. – Я стараюсь, но… – Плохо стараешься. – Это да… так вот, нас бы не нашли. И да, логично. Одиночке сложно было бы справиться с тремя, оставался бы шанс, что кто-то уйдет, а вот если двое… или трое… – Даже трое? – Машина перевернулась. Дэйви скончался. Я была жива, но не в самом лучшем состоянии… Кто-то сумел переместить машину со старой дороги на действующую. Кто-то восстановил экспозицию. И сделал это аккуратно. Кто-то переправил и меня, и Дэйви… и чем-то накачал меня напоследок, иначе я не могу объяснить провал памяти. – Потеря сознания? – Но потом оно вернулось и было смазанным. У меня хорошая память. Сейчас еще и тренированная, а тогда была просто хорошая. Но я не к тому. Чучельник забрал Элли. А вот тот, кто остался… было слишком много работы для одного человека. Пожалуй что так. Машина… зачем было ее трогать? Старая дорога, конечно, вплотную подходит к трассе, но не настолько, чтобы это было вовсе незаметно. – Или она не так и сильно повредилась? – Милдред морщила лоб. – Я помню, как меня вытаскивали… то есть мне кажется, что я помню, как Элли меня вытаскивала. Но не помню, так ли сильно была повреждена машина. Если допустить, что она оставалась на ходу, то логично было бы просто ее перегнать. А если нет? – На ходу. – Лука перебрал возможные варианты, включая чертова дракона, который спустился с небес, чтобы переместить раздолбанную колымагу с одной дороги на другую. Перебрал и отверг каждый. Дракона тоже. Дракона определенно заметили бы. – Значит, усадить меня, перегнать. Перевернуть? Никто ведь сперва не заподозрил, что Элли… А потом было поздно. Милдред втянула носом воздух. – Кажется, прекратилась. – Я бы тебя запер. – Где? – Где-нибудь в тихом, спокойном и безопасном месте. – Знаешь, это звучит одновременно и пугающе, и привлекательно. Я бы не отказалась пожить в тихом, спокойном и безлюдном месте. Потом. Когда все закончится. Но даже если машину просто перегнали, перевернуть ее в одиночку можно, хотя и непросто. Воссоздать картину аварии. У них было не так много времени. Трасса действующая, пусть и не совсем чтобы сезон, но кто-то мог ехать, увидеть… Конечно, он бы сказал, что пытается помочь, и, быть может, ему бы даже поверили. Сначала. Но потом все равно возникли бы вопросы. Да и как бы он назад вернулся? Чучельник забрал Элли… ждать с добычей, пока подельник возится, выполняя поручение? Элли в отключке, но там жарко, а она после аварии. Вдруг бы умерла? – Думаешь, его это заботило? – Думаю, что да. Понимаешь, пока все, что мы узнали о Станиславе Эшби, указывает на то, что он не желал случайных жертв. Он был заботливым человеком. – Чокнутым только. – Это да, но все равно заботливым. Он не стал бы мучить девушку без нужды. Да и вообще… я начинаю думать, что ошибалась. – В чем? – Во всем. – Милдред прижалась к нему. – Это не совсем чтобы безумие… то есть безумие тоже, но не то, которое представляют люди. Он определенно не был садистом. Да и опять же… оставалась вероятность, что его заметят рядом с местом аварии. Нет, он должен был уехать. Уехать и унести Элли туда, где он держал жертв. Тихое закрытое место. И скорее всего, добраться до него непросто. А значит, его сообщник остался бы один. И надолго. Это да, Эшби потребовалось бы время. От места аварии до городка около часа езды. В одну сторону. И обратно. Даже если то самое тайное место находится где-то поблизости, в чем Лука изрядно сомневался, пока девчонку отнесешь, пока закроешь, пока убедишься, что она не выберется… – Как минимум два с половиной, а то и три часа. Это слишком долго. Конечно, его подельник мог бы спрятаться где-то среди камней или в условленном месте и там ждать возвращения, но не верю, что так оно и было, – она потерла нос и пожаловалась: – Чешется. Всегда, когда кровь идет, оно потом чешется. – Предупреждает, что в следующий раз мозги вытекут. – Было бы чему, – усмехнулась Милдред. – Знаешь, я вот все больше убеждаюсь, что их как минимум двое. Один указывает, второй исполняет. Он учил обоих. И брал с собой на охоту. А когда умер, парни притихли… надолго притихли. Первый работал. Второй ждал. Отогнал машину куда-нибудь подальше. Может, изобразил поломку. То же спущенное колесо. В пустыне и трассы бывают опасны, и колесом никого не удивить. Пара миль от места аварии, и можно честно говорить, что оказался там случайно, что до места этого не доехал. День неудачный. У всех. Потом подсадил первого и убрался с глаз долой. Возможно, в ту же Тампеску или еще куда. Проклятье! – И хорошо, – добавила Милдред и закрыла глаза, – если их только двое… Глава 25 Я проснулась ближе к полуночи. Открыла глаза. Поморщилась – луна светила в окна, и свет ее был ослепительно ярок. Повернулась. И не удивилась, увидев Томаса, который лежал на самом краю кровати. Этак шелохнется – и грохнется на пол. Но он не шевелился. Лежал. Дышал и то через раз. Не стоило бы на него пялиться, но я пялилась. Подмечала. Вот и подбородок жесткий, но с ямочкой. Щетина пробивается. Колючая, наверное. И тянет потрогать и ее, и подбородок, и розовое ухо, которое кажется полупрозрачным. Но я держусь. Проснется ведь. А он устал. И я устала. И мы оба такие усталые, что по-свински дрыхнем в одной кровати. На щеке у него шрамик, и еще пара – у висков. Не ожоги, ожоги другие, а будто на стекло упал. Шрамики исчезают в волосах. А волосы все-таки вьются. Это я только сейчас заметила. Надо же, до чего внимательная, да… и главное, я ведь помню, они и раньше вились, но были светлее. Почти белыми. Курчавились так, что… Как-то я нашла кусок смолы, разжевала и бросила. А бросала я метко. Томас пытался выдрать и пообещал, что уши мне оборвет. Дома его остригли налысо, наверное, не получилось вычесать смолу. И потом, пока волосы отрастали, его дразнили лишайным. То есть я дразнила. Громко, да. Прочие остерегались. Томас открыл глаза.