– Я прохожу и медосмотры. – Не сомневаюсь. Изменения не так уж бросаются в глаза. А медосмотр в основном направлен на выявление явных патологий. Парень натянул майку. А девчонка зарычала сквозь стиснутые зубы. И это решило вопрос. – Когда? – Чем быстрее, тем лучше. – Хорошо. Где? – Здесь. И у нее тоже нужно будет взять. Для сравнения. С нее и начнем… подержите? Как ни странно, она почти и не вырывалась, а стоило положить ее на бок, девчонка сама подтянула колени к груди и замерла. – Держите крепко. Я не могу дать ей снотворное. Ничего не рискну давать, потому что неизвестно, как тело отреагирует. – В черном чемоданчике Джонни хранилось множество занятных вещей. К примеру, шприц с толстенной, уродливого вида иглой. Он провел над шприцем ладонью, и с другой стороны тоже. Смазал поясницу спиртом. Нарисовал мишень. – Если бы она могла слышать, я бы попросил сделать вдох. Но… просто держите. Это несложная процедура, но весьма неприятная. И если она дернется, я могу повредить ствол мозга. Томас побелел. – Сиди. – Лука примерился и перехватил вялое тело, сдавил, мысленно попросив Господа, чтобы все прошло как надо. Вряд ли поможет, он давно утратил веру в чудесную силу молитвы, но то ли силы небесные снизошли, то ли звезды сложились должным образом, игла вошла в поясницу, а шприц наполнился мутноватой жидкостью. И это тянулось, тянулось. По лбу Джонни бежали капли пота. И губы подрагивали. И руки, но уже после того, как игла покинула тело. – Вот так, – сказал Джонни и поинтересовался: – Сможешь сам или подержать? – Смогу. Только… Томас накрыл девчонку, которая вроде и задышала ровнее, будто все это время ждала, чтобы ей продырявили поясницу. – Я с ней посижу, – сказала Милдред, устраиваясь на краю кровати. – Если вдруг станет хуже, то позову. Вот же… а ведь девчонка может быть заразной. Или нет? Если и заразна, то они давно должны были… хотя что он, Лука, о болезнях знает. – Спасибо. – Парень вяло улыбнулся. Он устроился на другой стороне кровати. Сам майку задрал, закрыл глаза, сделал вдох. Чуть поморщился. Со стороны оно, конечно, гляделось страшновато. Игла, пробившая позвоночник, и та же желтая жижа, может, не настолько мутная. – Наше тело устроено так, что оно борется с болезнью. – Джонни капнул по капле раствора из каждого шприца на стекла. И закрыл глаза. Сосредоточился. – Здесь хорошо… источник… силы возрастают, так бы без лаборатории ничего не получилось бы. А да… возбудитель одного типа. Про полную идентичность не скажу, но очень на то похоже… да… и живой. В обоих случаях. – То есть… – Случается, что человек излечивается, но инфекция остается в теле. С вирусами такое – обычное дело. Например, взять ту же ветряную оспу. Человек выздоровел, оспины затянулись, а вирус продолжает жить в теле, в лимфатической системе. Он особо и не мешает… Джонни поднес одно стекло к носу. – Но люди болеют по-разному? – уточнила Милдред. – Кто-то переносит болезнь тяжело, кто-то легче… кто-то и вовсе может не заметить? – Верно. Одно стекло сменилось другим. – И этот вирус… – Судя по локализации, воздействует на нервную систему, – Джонни замер, и губы его растянулись в улыбке. – Конечно! Я должен проверить тело! – Какое? – Той женщины, которая недавно умерла. Мне отправили ее на вскрытие, и… я должен проверить тело! Взять образцы! – А Уна? – Она или выздоровеет… – Джонни поспешно перелил содержимое шприцев в пробирки, запечатав каждую стазисом, – или нет. Это… действительно похоже на менингит. – И ничего нельзя сделать? – спросила Милдред, сжимая бледную, мокрую от пота ладонь. – Я не рискну. Оно… как-то неправильно отзывается на силу. И боюсь, что мои попытки помочь сделают лишь хуже. Поэтому просто ждите. Попытайтесь ее напоить. Может, дайте сладкой газировки. Смените одежду… и ждите. Лука ненавидел ждать. Глава 19 Я горела. И задыхалась в драконьем огне. Случается. Достаточно неосторожного выдоха, чтобы малое количество секрета соприкоснулось с воздухом и вспыхнуло. Я видела, как плавятся камни. И просила их плавить. Для туристов. Они такие штуки любят. Но здесь туристов не было. Берег вот был. И море. И небо. Оно нависало, прогибаясь под собственным весом. Красное. А море белое и кипит. Поэтому дышать тяжело. И еще потому, что кожа плавится, облезает лохмотьями. Странно, что не больно. Я смотрела на собственные руки, на стремительно чернеющие пальцы и думала, что пора бы закричать. Позвать на помощь. Вместо этого я осмотрелась. Море и небо. Скалы вдали. К ним я и пошла, проваливаясь почти по колено. Безумие. Люди, которые почти сгорели, не могут ходить, тем более с таким упорством. А я вот шла. Истекала потом. Но шла. Пробовала закричать, но не получилось. А скала не становилась ближе, но идти было нужно. Я сама не знала, зачем мне туда, но понимала, если хочу выжить, придется добраться. Поэтому шаг. И еще один. Споткнуться. Хлебнуть горькой воды. Откашляться. И встать. Вперед. Дно скользкое. В спину дышит жар, но я перестала обращать внимание на такую мелочь. Это сон. Бредовый. Безумный, но всего-навсего сон. И рано или поздно, но он закончится. Я облизала пересохшие губы. Во сне не должна мучить жажда, но поди ж ты. Меня окружала вода, но она была не пригодна для питья, лишь дразнила. Ничего. Выдержу. Я сильная. – Сильная, – сказали сзади знакомым голосом. – Дура. Билли. Он мертв. И это сон. Значит, не нужно оборачиваться, а вот двигаться – так да. Пусть и сил почти не осталось. – Упрямая. Все из-за тебя… Он нудел и нудел, странным образом лишь заставляя крепче стиснуть зубы и шагать. Вперед. К скале. Раз и два, раз и… – Я тебя любил, я тебе… Я не обернулась. Ни когда голос стал затихать, ни после, когда появилось отчетливое ощущение, что Билли стоит за спиной, что он вот-вот прикоснется, дотянется, ухватит за косу и дернет, опрокидывая на спину. А потом добавит сапогом в бок. Он любил вот так, забавляясь. – Сгинь, – прошептала я самой себе и слизала соль с губ. Или кровь? Тоже ведь соленая. Вперед. И дальше. И… Я теперь видела, что скала эта неровная, как драконий хребет. Правда, страшно представить, каких размеров этот зверь. – Я мог бы выручить за тебя куда больше, чем пять сотен. Отец? Надо же, какой у меня сон… открытый. – Она продешевила. Мне предлагали пять тысяч, и я готов был согласиться. Не успел. Не знаешь, отчего я вдруг слег? Я ведь был здоровым… Плевать.