Томас осторожно сел. Уна спала. И спала крепко. Она шевелила во сне губами, но не говорила. И на прикосновение его не отреагировала. Ее бы переодеть в сухое, только самому как-то… неудобно. А если просить, то кого? Милдред? Она поймет, но будет ли свободна, если они и вправду что-то да нашли? Не спросишь – не узнаешь. Да и аспирин опять же. Не искать же его по всему дому, а у Милдред наверняка есть аптечка. Женщины в этом плане запасливей мужчин. В коридоре было пусто. А вот в холле угораздило наткнуться на Аштона. – Эй, Хендриксон, иди сюда. Иди, иди, раз уж ты соизволил объявиться. Или слишком гордым стал? – Нет, сэр. – Ты соображаешь, чего творишь? – Мистер Аштон никогда-то не отличался избытком терпения, а теперь и вовсе, похоже, пребывал в том расположении духа, когда требовалось выплеснуть на кого-то накопившийся гнев. – Ты не отстранен только потому, что я не хочу скандала. – Спасибо, сэр. – Издеваешься? – Аштон наклонился и дыхнул смесью жареного лука, табака и мятного лосьона. – Думаешь, твои дружки из Нью-Йорка заступятся? Да они позабудут о тебе, как только дело закроют. А я не забуду. – Не сомневаюсь, что у вас отменная память, сэр. Вот не стоило этого говорить. Не стоило вообще говорить. Сослался бы на несуществующий приказ, придумал бы дело, а потом изобразил бы раскаяние, как случалось. Глаза мистера Аштона налились кровью: – Щенок. – Да, сэр. – Я тебя не просто вышвырну. – Аштон наклонился и произнес это на ухо с тем выражением, которое не оставляло сомнений, что угрозу он всенепременно исполнит. – Я тебе волчий билет выпишу, засранец ты этакий… – Конечно, сэр. Все равно он о переводе думал. Или нет, не думал до недавнего момента. На плечо легла рука и сдавила так, что кости затрещали. Мистер Аштон гордился своей силой, которую не растерял и после пятого десятка, чем гордился тоже. – Я тебя посажу вместе с подружкой. За пособничество. – Простите, сэр? Пальцы разжались. – Или думаешь, что деньги твоего приятеля помогут? Не в этом деле… скандал будет. Скоро будет… – Мистер Аштон вдруг успокоился и усы огладил. – А ты иди, куда шел. И вот над чем подумай: не стоит гадить людям, которые так много для тебя сделали… Возможностью Томас воспользовался. Люди. Все люди прячутся за масками, даже сама Милдред. И она смотрит на себя в зеркало, изучая лицо, пытаясь понять, что в ней настоящего. Опасный вопрос. – Ты красивая, – Лука стоит за спиной. В зеркале отражается лишь размытая фигура, но Милдред явно ощущает его присутствие. Ей не надо смотреть, чтобы понять, что он делает: тоже разглядывает ее. Красивая? Возможно. При деньгах – а зарабатывает она весьма неплохо, в том числе на частных консультациях, – быть красивой несложно. – И умная. С этим можно поспорить. Почему она не увидела? Не поняла сразу? Все ведь настолько очевидно. – Скоро все закончится, правда? – Милдред отвернулась от зеркала и спиной ощутила взгляд отражения. Это невозможно, но тем не менее. Нервы? Или источник шалит? Та самая преобразованная энергия, которая способна радикально изменять первичные силовые контуры, что сказывается на функционировании классических заклятий. Так в учебнике написано. Страница сто семьдесят третья. И Милдред с болезненной четкостью помнит эту страницу. Если сосредоточится, вспомнит и другие. Но правда ли это? Или воображение услужливо воссоздает саму память? – Правда. – Лука отлип от стены. Неуклюжий. С виду. Но тоже маска. Неповоротливый и туповатый здоровяк, которого легко обвести вокруг пальца. – Надо лишь взять кровь… сравнить… – Она говорит, заполняя молчание, потому что невыносимо молчать в комнате, где на полу лежат снимки погибших людей. – Ага. – Но… что дальше? Ты не думал? Допустим, мы найдем совпадение. Должны найти. И что? Родство – не показатель вины, тем более сходство может быть не у одного объекта, – она переступила через снимок. Кукол пакуют. Еще пара часов, и процесс будет завершен. А затем их отправят в лабораторию, где найдутся умельцы, которые скажут… что-нибудь да скажут, вот только Милдред не сомневалась, что материальных улик они не обнаружат. Сами куклы старые, а тот, кто их сделал, мертв. – Розы? Весьма сомнительное доказательство вины, даже если их и вправду может взять лишь Эшби и это подтвердят эксперты… Лука хмыкнул. Значит, тоже не слишком верил, что эксперты подтвердят. – И что ты предлагаешь? – Не знаю. Я хочу поговорить с ними. – Она сделала еще шаг. Не стоит слишком сближаться, но комната вдруг показалась чересчур уж большой, и это пространство теперь пугало. – Я выделила троих. – Наш парень отпадает? – Пожалуй, что да. Тампеска, конечно, не так далеко, но я узнавала, он был постоянно на виду. Будь у него привычка исчезать, это бы заметили. Лука кивнул. Стало быть, пришел к аналогичным выводам. – Шериф… возможно. Станиславу Эшби на момент смерти исполнилось пятьдесят девять. Шерифу – тридцать четыре. Он охотник. И отец его тоже промышлял охотой, а еще делал чучела, так что было кому передать умения. Но с ним говорить смысла особого не вижу. Он достаточно умен и опытен. Поэтому… – Милдред прикусила губу. Придется. Нельзя кого-то выделять. Убийца осторожен. И если запаникует, то просто-напросто исчезнет. – Все равно надо. – Лука смотрел, и от взгляда его становилось жарко. – Я буду с тобой. – Нет, – покачала головой Милдред, – не стоит. Он… не шериф, а наш объект, он мужчин не любит. Я бы сказала, он опасается их. Вспомни. Переломанные кости. Отрубленные руки. Рядом с тобой он затаится. Короткая щетина пробилась на макушке, и тянуло коснуться ее, проверить, такая ли она жесткая, какой кажется. – А вот женщины для него дичь. И я тоже. Он подарил мне цветы, это и знак внимания, и приглашение к игре. И разговор для него будет продолжением игры. Луке это не нравилось. Вот выражение лица не изменилось совершенно, однако Милдред кожей чувствовала, что ее не одобряют. И все-таки коснулась щеки: – Ты же понимаешь, что так надо? – Кто еще? – Те, кто связан с этой семьей. Я не думаю, что старик держал бы протеже далеко от себя. Нет, они должны были бы видеться, и так, чтобы встречи не вызывали подозрений. – Уна? – Нет. Она любила брата, это очевидно. И смертью расстроена, хотя и пытается скрыть. Она кажется сильной, но в то же время ей нужна помощь, хотя вряд ли девочка это признает. Лука прикрыл глаза. И ноздри дрогнули. Милдред ощутила эхо ярости, которая вспыхнула и погасла. – Первым будет Клайв Бригс. – Она провела пальцем по щеке, от скулы до губ. И ниже, к подбородку, на котором пряталась пара крохотных белых шрамов. – Он вырос в этом поместье. Отец неизвестен. Мать служила экономкой. После ее смерти Эшби оформил опекунство, что с его связями было весьма просто, но распространяться об этом не стал. Дыхание Луки сбилось. Странное ощущение. Шея твердая, словно каменная, и в то же время теплая. И что она творит-то?