И я собралась. – Значит, на похоронах вы присутствовали? – Да. – И тело видели? – Нет. – То есть? – Урна с прахом была, и все. Службу провели в доме. И людей было немного. Ник, я, святой отец… матушка еще, она от церковного комитета приходила помогать. Шериф. – Который исполнил обязанности коронера… очень удобно. – Это было сказано тихо, но я услышала. – Значит, вы не можете с полной уверенностью утверждать, что Станислав Эшби умер? – Почему? Шум в голове нарастал, и кружилась она. И мешала сосредоточиться. Я пыталась, честно, но нить беседы ускользала. – Потому что вы не видели его мертвым. – Но Ник сказал… зачем ему лгать? – Вот и мне интересно, зачем ему лгать… Томас поднял меня на руки. И не устал он? Похоже, что нет. – Ей отдохнуть надо. И… – Будь рядом, – то ли приказали, то ли разрешили. Хорошо. Но в спину донеслось: – Вот дерьмо… Да, а еще я не сказала, что Дерри ушел на следующий день после похорон. И почему это теперь кажется важным? Понятия не имею. Но я скажу. Обязательно. Потом, когда жар пройдет. А сейчас я тоже хочу отдохнуть. Просто лечь. Закрыть глаза. И лежать. Вечность лежать. Можно даже не одной. Не знаю, зачем Томас со мной возится, но вдвоем лежать тоже неплохо. – Спи, – сказал он, коснувшись губами моего виска. – Спи, и все пройдет. И я заснула. Мужчины любят, когда их слушаются. Глава 18 Уна была горячей. Томас коснулся ее лба и нахмурился. Нет, сложно представить, что человек, полдня просидевший в ледяной воде, останется здоровым, но вот… Уна приоткрыла глаза. Взгляд ее был затуманен. – Ты? – просипела она. – Я. – Пришел? – Я и не уходил. – Томас поправил подушку. Следовало бы вызвать врача, но врачом в этой глуши был Николас Эшби, а его звать не хотелось. Джонни? Он в лаборатории занят. И вряд ли скажет что-то помимо того, что следует принять аспирин и больше пить. Аспирин Томас и без посторонней помощи найдет. В доме-то врача. Мать его. – Уходил. – Она повернулась на бок. – Мне было плохо… мне было так плохо, а ты ушел! И никого не осталось. Вообще. – Прости. – Прощу. – Она закашлялась. – Я спать хочу. – Тогда засыпай. – Ее коса была еще влажной, и Томас, вытащив ее из-под одеяла, аккуратно устроил поверх. – Не могу. Ты опять уйдешь. – Чтобы найти лекарство. – Не надо. Я… поправлюсь так. Просто не уходи. – Она перевернулась, схватила Томаса за руку и вздохнула. – Пожалуйста. – Не уйду. – Он устроился рядом, хотя делать этого определенно не стоило. И кого она видит? Хотя… ясное дело кого. Ревность кольнула так, что просто дыхание выбило. Она все еще любит своего Николаса? Определенно. Дураком Томас себя не считал. И даже если окажется, что Эшби – на всю голову больной ублюдок, это вряд ли что-то изменит для Уны. – Хорошо, – пробормотала она, утыкаясь мокрым лбом в ладонь. – Я… скоро буду в порядке. Честно. – Верю. – И расскажи… – Что? – Что-нибудь. Про себя… – Она вцепилась в его ладонь. – Ты не представляешь, как тут тоскливо… с тобой хоть воевать было можно… я тебя боялась. – Неправда. Признайся, это ты мне подложила ту доску с гвоздем. – Я. – Уна блаженно улыбнулась. – Я так ногу рассадил, что шрам остался. – Вообще-то по задумке ты должен был голову пробить. – Она хихикнула и зашлась хриплым кашлем. – Я тебя терпеть не могла… я хотела, чтобы ты умер. – Я почти и… похоже, должен был. А умер Берт. – Томас не позволил ей скинуть одеяло. – Лежи уже, убийца… и шершней я с тех пор боюсь. – Извини. – А ты меня? Ты ведь защищалась, я же просто дураком был… Берт смеялся, что с девчонкой справиться не способен. Может, все-таки я за лекарством схожу? – Не хочу. – Она повернулась на бок и уставилась черными глазищами. А ведь не различить, где зрачок переходит в радужку, и от этого слегка жутковато. – Я и так… В детстве, когда я болела, мама закрывала меня в комнате, чтобы не попадалась на глаза отцу. Сидеть одной было тоскливо. – Меня поили кипяченым молоком. – И меня. С жиром. – И с маслом. – Гадость! – сказали одновременно, и Уна хрипло захихикала. А потом замолчала и сказала: – Они ведь думают на мистера Эшби, верно? – Да. – Почему? – Пока не знаю. Но выясним. Мы все выясним. Закрывай глаза. – А ты не уйдешь? – Не уйду. – А потом? Когда все закончится… ты… ведь уедешь? – Не знаю, – честно ответил Томас, и она замолчала и закрыла глаза. Дыхание выровнялось, а вот жар остался. Аспирин все-таки нужен. И теплое питье. Хоть бы то самое молоко с жиром и маслом, от которого во рту надолго оставался мерзопакостный привкус.