И помогла бы ей. - Так значит, ваша матушка выгнала… скажем так, вашего отца? - Скажем так, - Ник улыбнулся, повторив эти слова. И успокоился. Что бы там ни было, дела недавние задевали его куда меньше, чем то, что происходило пару сотен лет назад. - Он отправил садовника к прислуге, благо, дом огромный и раньше здесь держали немалый штат. Сейчас большую часть работы взяли на себя артефакты, да и Зои не нравилось, когда в доме много чужих людей. Она говорила, что справится сама… И вновь эмоции. Эхо. Чего? Боли? Чувства вины? - Отец восстановил домик, провел электричество. Там и пропадал. Матушка же занималась усадьбой. - И вами? - Мною занимались няньки. Так было принято. Ник развел руками, будто извиняясь за этот обычай. И вновь же эмоции улеглись. Не понятно. Совершенно не понятно. - Они и жили так. А дом сгорел из-за короткого замыкания. Погибли многие работы отца. Он был очень расстроен тогда… это уже случилось после того, как матушка… заболела. - Чем? - Какое это имеет значение?! – вступилась Уна. - Извините, и вправду, никакого… Надо будет узнать. Ведь если имелась болезнь, то должны были остаться и записи о ней. Врачи порой на редкость занудны. Собственная медицинская книга Милдред толщиной с ладонь, и чего там только не записано. - Шизофрения, - Ник произнес это очень и очень тихо. – Не надо, Уна. Все равно узнают. Их пальцы переплелись. И в этом виделась попытка найти опору. Вот только кому она была нужна? Нику Эшби? Уне? - И я знаю, что шизофрения передается по наследству. И знаю, что проявляться она начинает после тридцати. Как знаю, что вхожу в группу риска. Впрочем, мой лечащий врач уверен, что тот возраст я прошел и опасаться нечего, но… все равно. Неуютно осознавать, что однажды ты, возможно, сойдешь с ума. Он не лгал. И говорил почти равнодушно, точно не о себе, а о человеке по меньшей мере постороннем. Он привык и к мысли о грядущем сумасшествии, и к тому, что это сумасшествие почти неотвратимо. И может ли статься, что, ожидая его, и вправду сошел с ума? Не от болезни, но от ожидания ее? - Матушка жива. Она пребывает в лечебнице Литбрехт. Это очень хорошее заведение. Я оплачиваю и пребывание, и компаньонку. И да, я не буду протестовать против разговора с ней. Или с матушкой. - Вы навещаете ее? - Нет. Это… слишком тяжело, когда твоя мать считает тебя отродьем Дьявола. У нее навязчивая идея. И да, в лечебницу отец ее оправил после того, как она попыталась меня утопить. И да, я это помню. И нет, я не испытываю к ней ненависти. Она больна. И это ясно любому, кто поговорит с ней. Милдред склонила голову. Встретиться надо. Порой безумцы в безумии своем весьма последовательны и внимательны, и не может ли статься так, что старшая миссис Эшби знала о сыне что-то такое, что и послужило толчком к ее безумию? - Завтра, - Ник погладил Уну по волосам. – Я позвоню им завтра. Глава 36 Глава 36 Томас сидел в углу и изо всех сил старался не уснуть. Вот же… было время, и он сутками держался на ногах. А когда под прикрытием работал, так и вовсе… ночь в клубе, день в компании Дикого Сэма, который, наширявшись, требовал веселья. И не различал ни дня, ни ночи. Круговерть музыки. Дури. Девиц, от которых воняло выпивкой, потом и той же дурью. - Ну же, Томми, – она плюхается на колени и трется голым телом, оставляя на рубашке влажные потеки туши и теней. И спешит расстегнуть эту рубашку, и хохочет, когда Томас скидывает ее с колен. Она выгибается в этом смехе, пока тот не переходит во рвоту. Передоз. Стоп. Сон. Вынырнуть. Сосредоточиться. И оружие убрать. Не хватало еще, чтобы он пальнул спросонья. И без того хорош… герой… зачем он к Эшби полез? Это и Лука спросил. А спросив, еще и глянул так, что захотелось обморок изобразить. И вправду, зачем? Что пытался увидеть? Что найти? …мастерская. Манекены. Стружки и инструмент. Запах дерева. Снова сон. Приходится моргать, и Томас встает, чтобы сделать пару шагов. Он приседает, взмахивает руками, пытаясь разогнать кровь. Старый проверенный способ, но почти не действует. - Ты как? – мальчишка сует кружку с горячим кофе, и Томас делает глоток, почти не морщась, когда кофе обжигает глотку. - Нормально. Пить приходится маленькими глотками. Кофе горек. И заварен так, что от горечи горло схватывает. Но поможет. Наверное. - Спасибо. - После вмешательства ментала нормальная реакция, - Джонни возвращается к столу. Он выглядит подростком, который натянул зеленый балахон забавы ради. Хэллоуин, мать его. И отрубленные кисти рук на тарелке – всего лишь декорация. - Это не его руки. - В смысле? – голова тугая, словно мяч, влажным песком набитый. Как-то Берт сказал, что такой синяков не оставляет. Томас с Джером и нашли старый, набили песком, кое-как сшили суровой нитью. И начали друг друга лупить. Идиоты. - Не Майкла, - уточнил Джонни, беря кисть в руку. – Взгляни. Она старая. Очень старая. Ее отрезали пару лет тому, как минимум. А потом сняли кожу, высушили… …как всегда. - Ага… Мяч был тяжелым и бил так, что Джер на четвереньки рухнул, правда, затем, чтобы встать и ответить. Синяки же на второй день проступили, темно-лиловые, по всему телу. Мамка так за голову схватилась. А папаша за ремень, будто Томасу и без ремня мало досталось. - А вот кровь свежая. Ее налили специально. Смотри, он поставил на дно коробки миску, в которую налил кровь. Миску прикрыл доской, а уже на нее застелил бумагу и уложил блюдо с руками. - Хрень какая-то. - Хрень, - Джонни поднес руку к носу и понюхал. – В коридоре было темновато. Еще и кровь. Вот и решили, что руки свежие. А вот перстень – да, Майкла… скорее всего… нужно будет проверить номер. Майкла. Другие маги не пропадали, во всяком случае те, которые прошли государственную регистрацию. - …но я думаю, что это его. И кровь, скорее всего, тоже… - Тогда почему руки такие? - Может, Майкл еще жив? И нужен живым. С руками? Гадать можно вечно. - Сядь туда, - Джонни указал на кресло, поставленное за дверью. – И закрой глаза. Главное, вспоминать не пытайся, оно само всплывет. А будешь пытаться, так хуже станет. Кресло манило.