И сыр тоже надо резать. - Я только не понимаю, на кой ляд оно федералам? Милдред стояла, прислонившись лбом к стеклу, и курила. Пусть официально в лаборатории курить было запрещено, но на галерею бегали все. Гудела вытяжка. Пахло формалином и прочей химией. И запахи эти мешали сосредоточиться. Милдред затянулась, задержала дыхание, с каким-то мазохистским удовольствием чувствуя, как ядовитый дым расползается по легким. Она выдохнула его, едва не закашлявшись. - Это точно будет он, - Лука держался чуть в стороне. Знает? Мистер Боумен точно знает. А вот сказал ли своему любимчику? Интересно, что он в нем нашел? Нет, это не ревность. Даже если Лука вдруг исчезнет, для Милдред ничего не изменится. Ее в Бюро терпят и только. - Еще рано говорить… Внизу колдовали. И в прямом смысле слова, - тяжелая установка, получив жертвенную каплю крови, окуталась дымкой заклятий, - и в переносном. Столы с останками изменили порядок. Кое-где появились таблички, но большинство так и остались под номерами. Кто-то лишился кожи, кто-то избавился от останков мышечной ткани, явив миру обнаженные уродливые в белизне своей кости. - Я чувствую, - Лука посмотрел искоса. Сказать? С ним придется работать в паре, и, если подумать, вариант далеко не из худших. Многие полагают Милдред просто стервой. Лука с ними согласен. Но он хотя бы признает за ней ум. И опыт. - Чувств мало, - Милдред стряхивает пепел в пустую мензурку, которую оставили здесь именно для пепла. Анализ займет не один час и, в принципе, делать в лаборатории больше нечего. Но не в квартиру же возвращаться? Там пусто. Сыро. И в голову всякое лезет. И тянет подвинуть поближе телефон, набрать знакомый номер и услышать хриплое: - Элли, милая? Это ты? Это ведь ты… ты просто заблудилась. Дым кусает губы, и стало быть, Милдред сама их искусала. Нервы… и у нее есть нервы. - Кое-что изменилось, - если вниз нельзя спуститься, то можно хотя бы взглянуть. – Ты заметил? - Он убил мужчину? Почти шутка. Почти улыбка. Лука не просто некрасив, он откровенно страшен. Какой-то чересчур тяжелый подбородок. А вот лоб узкий и надбровные дуги на нем выделяются, придавая лицу выражение то ли безразличия, то ли тупости. Из-за этой особенности многие обманчиво полагали, что Лука не особо умен. Ложь. - Он изменил моде. А когда Лука хмурится, складывается ощущение, что он хочет ударить. Вон, и кулаки сжал. Массивные. И покрытые тонкими белесыми волосками. На руках волос становилось больше и они темнели. В этом тоже что-то было. Животное. - Раньше он наряжал их в платье по моде двадцатых, а на той… пятый номер. Обрати внимание. Платье с эластичным корсетом… Приподнятая бровь. И глаза непонятные, то ли серые, то ли голубые. А может, вовсе карие? Заглянуть бы, но этот интерес истолкуют превратно. - И пышные подъюбники. Вместе получается весьма изящный силуэт. Я видела что-то похожее в журнале. Но вряд ли это Диор. А вот у номера двенадцать определенно костюм – копия Шанель… если копия. Бирки были спороты. Но качество ткани. Пошив. И этот знакомый до боли силуэт, в котором сочетались простота и изящество. - Он их балует… - тихо произнес Лука. И Милдред согласилась. - Он действительно их балует. Украшения… ты заметил, что у каждой они свои? У номера четвертого – из прошлогодней коллекции Страйс… массовой, но все же, все же… …золото. И серебро. Цепочки, которые попытаются опознать, но вряд ли выйдет, ибо в большинстве своем они были простого плетения. Такие в любом магазинчике купить можно. Но с другими украшениями, может, и получится. Брошь в виде пчелы. Полудрагоценные камни. Или вот тот кулон-бабочка изящного плетения. Серьги… - Он наряжал их уже мертвых. И оставил все им. Платья, белье, украшения, - голос Милдред в узкой коробке галереи звучал странновато. – Он ведь мог забрать. Передать от одной жертвы другой… и это сэкономило бы ему немало денег. - Значит, он как минимум не беден. - Значит. Или… охотится не только на них… что если он… играет не со всеми? - Играет? - А как это еще назвать, - Милдред с трудом подавила вспыхнувшее раздражение. – Взгляни. Вместо того, чтобы просто взять и убить, он с ними возится… Она отступила, потому как находиться рядом с Лукой стало… не безопасно? Чушь какая. Он просто слишком массивен. Огромен. И отсюда ощущение опасности. - Ты когда-нибудь пытался понять, почему он это делает? - Потому что больной ублюдок? - Умный больной ублюдок, - Милдред выбросила окурок в ту же мензурку. – Очень умный. Очень хитрый. Очень опасный. И чтобы поймать его, его нужно понять. Не верит? Ей никто не верит. У убийц своя логика? Глупости какие. Их ловить надо, а не разбираться, с чего они вдруг слетели с катушек. - Ты ведь не выйдешь на охоту, не зная повадок зверя? И здесь почти то же самое. Смотри, он ценит красоту. Он пытается ее сохранить. Иначе зачем мумификация? - Чтобы поиздеваться? С Лукой удобно в том плане, что он готов думать. Даже если и кажется, что идея пуста, но он в достаточной мере дотошен, чтобы проработать ее. - Издеваться можно иначе. Он их не связывает. Ни у одной не нашли следов. Он их не бьет, - Милдред прикусила губу, на сей раз до крови. И эта кровь была соленой. - Он о них заботится. Ухаживает. Делает им прически. Красит… но только мертвых. Мертвые не могут отказать. - Напрочь больной ублюдок. Это верно. Милдред отступила к стене, прижалась к ней спиной. - Ты как? - Хорошо. А вот ей не нужна забота. Забота – это совершенно лишнее в ее нелепой жизни. И нежность. И… и с ним спокойно, но спокойствие тоже обман. Милдред должна быть сильной. И будет. - С одной стороны мертвые ему явно ближе. А с другой, он не спешит их убивать. Почему? Смотри, чтобы сделать чучело нужно не так много времени. Не годы точно. И стало быть, он где-то их держит. Неделями. И месяцами. И… годами? - Но в конце он все равно их убивает?