А вот врать у него получалось плохо. Но я кивнула. Глава 7 Глава 7 Матушка вышла. Она выглядела одновременно рассерженной и несчастной, впрочем, второму я не слишком верила, поскольку слишком уж она свыклась с этим, однажды созданным образом бедной женщины. А вот злость, та была настоящей. Губы поджаты. Глаза прищурены. Пальчики стискивают розовую сумку так, будто матушка с трудом сдерживается, чтобы не разодрать ее на куски. И все же она справляется с собой. Делает вдох. Отпускает сумочку, которая повисает на ремешке, и касается пальцами лица. Подхватывает несуществующую слезу и говорит: - У вас… не найдется воды? – ее голос дрожит, и Маккорнак верит. Ей все верят. Он спешит успокоить несчастную женщину, а меня ждут. За дверью. За этой вот тонкой дверью, где меня будут спрашивать про Вихо. …только ли про него? Внутри холодеет, а пальцы мелко подрагивают. Я чувствую страх. И он сильнее меня. Еще немного, и я сбегу, хотя нельзя. Тот, кто бежит, он заранее виноват. В чем? Не важно. Я делаю шаг к двери. Я, завороженно уставившись на нее, протягиваю руку, касаюсь шершавого полотна. Толкаю. И дверь поддается. - Добрый день, Уна… - этот голос смутно знаком, как и мужчина в сером гражданском костюме. Я моргаю. Я хочу разглядеть его, но не получается. Он стоит напротив окна, и солнце светит мне в глаза, стирая черты его лица. Я вижу только костюм. И еще загорелые руки. Белые полосы манжет. Запонки круглые. Они украшены зелеными камнями, и это вдруг кажется неуместным франтовством. - А ты мало изменилась. Том? Быть того не может! - Томас. Томас Хендриксон, если ты помнишь, - он чувствует мою неловкость и делает шаг навстречу. А я с трудом сдерживаюсь, чтобы не отступить к двери. Протягиваю руку. И ее берут, осторожно так, будто опасаясь причинить боль, сжимают. - Ты изменился, - собственный голос я слышу словно бы со стороны. - Так… сколько времени прошло. Он высокий. Выше меня. А это случается редко, потому что даже Маккорнак одного со мной роста. Билли, тот был ниже, и это его злило. В том числе и это злило. Томас. Надо же… изменился? Или нет? Я не помню. То есть, все помню, кроме лица. И еще то, что он светлым был. И светлым остался. Правда, теперь волосы не торчат дыбом. Аккуратная стрижка. Правильные черты лица. И зубы на месте. - Фарфоровые, - он понял, на что я смотрю, и широко улыбнулся. – Лучше тебе не знать, во что они стали… - Я… Сглотнула. А если… если он здесь? Выгнал Маккорнака из собственного его кабинета. Это ведь не просто так? Приехал из Тампески. - Успокойся, - мою руку он отпускать не спешил. – Я не собираюсь мстить. Да и… по меньше мере мстить следовало бы не мне. Я был глупым наглым мальчишкой, который вовремя получил по заслугам. Томас потянул меня, заставив шагнуть к стулу. - Садись. Пить хочешь? Или, может, попросить, чтобы чаю принесли? Ты выглядишь усталой. - И грязной. Не знаю, зачем я это сказала. Наверное, затем, чтобы сказать хоть что-то. - Есть немного, - его фарфоровые зубы было не отличить от настоящих. – В горах была? - Была. - Кто-то… - Изумруд. Помнишь? Он покачал головой. Ну да, откуда ему. Местные драконов видели, но издали. И имен знать не могли. А костюм ему идет. И прическа эта. И сам он… матушка сказала бы, что вышел в люди. Вышел. Вижу. - Мне к горам ходить запрещали. - А ты слушал? - В тот раз, когда ослушался, папаша вытащил ремень… он его частенько вытаскивал, порой просто, чтоб мы не забывали, кто в доме хозяин. Но в тот раз… я неделю пластом лежал. - Мне жаль. - Пустое, - Томас отмахнулся. И подвинул бутылку с водой. А я поняла, что дико хочу пить. У меня имелась своя фляга – глупо ходить в горы, не взяв с собой воды, но теперь захотелось именно этой, чистой, из стекла. Она вкусная, наверное. Вкуснее любой другой. - Пей… - Чтобы ты не думала всякого… тогда я на тебя злился. Ты и зубы выбила, и по лицу прошлась, - он повернулся боком, и я разглядела тонкую паутину шрамов. Со временем они стали почти незаметны, но не исчезли. – А отец еще добавил. За то, что позорю его… с девчонкой не справился. Не справились. Потом, как узнал, что у меня нож был, так снова добавил. И к дядьке сослал. А дядька у меня из полиции. Он… в общем, выяснил подробности и сказал, что нам повезло, что если бы мы сделали то, что собирались, то сели бы. Он попросил своего приятеля, который в тюремной охране работал, устроить экскурсию. Знаешь… помогло. Он открыл эту треклятую бутылку. И подал. Холодную. С капельками влаги. Такую, что… я взяла. - Лицо мне подзашили. С зубами, конечно, сложнее. Оказалось, их нельзя делать, пока челюсть не вырастет. Так что злился я долго. Я решил стать копом, чтобы тебя посадить. - И… как? Вода к огорчению моему оказалась обыкновенной, разве что чуть пахла лимоном, но запах этот скорее раздражал. - Как видишь, - он развел руками. – Сперва и вправду в копы пошел. Пару лет патрулировал, потом взяли в отдел по борьбе с мелкими правонарушениями. Там… не повезло наткнуться на один груз. Я едва не подавилась водой. …сказать? Нет, я не настолько наивна, чтобы давать повод. - И так уж вышло, что перевели, стал заниматься наркотиками, а потом уже и в Бюро предложили.