– Матери должны любить своих детей! Если ты любишь меня, то и его тоже должна любить. – Его голос срывается. Венди вырывает руки из его хватки так резко, что ударяется локтем о камень. Шипит от боли, пытается отползти назад, но Питер ловит её за лодыжку. Она пинается второй ногой. Камень царапает кожу, пока она борется с Питером. – Нет. Нет. Нет! – Питер – капризный малыш, что бьётся в истерике. Он сморщивается, лицо пятнистое в оранжевом свете. Блестят дорожки от слёз, и Венди на миг замирает – сердце сжимается от жалости. Этого мига хватает Питеру, чтобы схватить её лицо обеими руками. Это больно, словно он впивается пальцами прямо в кости. – Ты должна любить меня, – это и шёпот, и крик. Мальчик шепчет, чудовище ревёт, или наоборот. С этими словами, острыми, как ножницы, Венди чувствует, как знание об тени в пещере исчезает из её памяти. Остаётся только рваная дыра, вырезанная неопытной рукой. Болтаются нитки, а боль такая, что ничего больнее она в жизни не испытывала. Она тоже ревёт, и монстр отвечает, а потом Венди захлопывает дверь, запирая за ней и пространство, и звук. Вот она видит чудовище, а вот уже нет. Питер съежился рядом, как маленький испуганный ребёнок. Венди мигает. В голове глухо гудит, она и пустая, и забитая. Что-то случилось: она никогда раньше не видела, чтобы Питер так пугался. Случилось что-то ужасное, и Венди должна защитить его. Венди подползает, не обращая внимания на пульсирующую боль в руке и ссадины на голове. Берёт Питера за руку. Они бегут. Она падает, потом они летят, а потом всё затягивается чернотой. Земля дрожит; небо гневается, будто мир разверзся. – Питер! – кричит она, но ветер уносит имя, и она задыхается. Воздух не держит её впервые с момента, когда она шагнула с подоконника детской, – она слишком потрясена, слишком напугана, чтобы верить в такую чистую и хорошую вещь, как полёт. Она падает во тьму, сосновые ветки и иголки хлещут её и ломаются под её весом. Она падает на лесную подстилку и каким-то образом ничего не ломает, но из неё вышибает весь дух. Тишина. В ушах звенит. Откуда-то издалека и очень близко Питер зовёт её по имени. Неверленд – сейчас Венди вновь дрожа сгибается пополам. Во рту – привкус горького лекарства и соли, похожий на вкус пепла, и влажной листвы, и дыма, и непрожаренного мяса. Желудок сжимается, но извергать нечего. Она там, в той пещере вместе с тенью. Она вновь в лечебнице Святой Бернадетты, её бросают в ванну со льдом. Она царапается и пытается вырваться и там, и там. – Венди. – Тигровая Лилия произносит имя так, будто зовёт её уже в третий или четвёртый раз. Она ловит Венди за запястья, и только тогда Венди замечает, как вцепилась в рукава блузы, едва не разрывая ткань. – Это чудовище… – Венди колеблется, её голос срывается. – Я там была. Я видела его. Я знаю, что оно такое и где оно находится. Он. Голос выравнивается, но Венди всё ещё ощущает тошноту и головокружение. Питер. Его тень. Первые же его слова в детской были враньём. Я потерял свою тень. Поможешь мне? Пришьёшь её обратно? Венди трогает карманы. Касается рукояти сабли Крюка. Руки дрожат. С тех самых пор, как она вернулась из Неверленда, все звали её лгуньей, говорили, что она не знает, чего хочет. Единственным утешением была её собственная правда, твёрдая уверенность в том, что Неверленд – настоящий и зримый. Но Питер изменил это, забрал эту память. Он заставил её забыть. – Питер показал мне. Он так гордился. Он… Это было ужасно. Но он вырвал это из моей памяти. Будто оторвал кусок от меня самой, так что я не помнила, что нужно бояться его, так долго ничего не помнила. Венди прерывисто вздыхает. Она вновь чувствует себя маленькой. Раненой. Преданной. Питер обратил против неё её собственный разум. Превратил воспоминания в ложь. Тигровая Лилия обнимает её, и дрожь сотрясает их. Венди не знает, где эта дрожь началась и закончилась. Он ранил их обеих. Мальчик. Чудовище. – Пойдём. – Тигровая Лилия помогает Венди встать и ведёт её обратно к кострищу и кругу света, льющегося с каменного потолка. Венди садится, и в груди становится полегче. Самый тёмный угол пещеры с рисунком чудовища на стене пытается притянуть её внимание, но она отказывается смотреть в ту сторону. Питер. Следовало бы догадаться, разве нет? Не мальчик, а древнее создание, злобная тварь. Венди пытается припомнить, что говорилось в легенде Тигровой Лилии – в той, про невероятно древнее существо, – но даже теперь мысли будто шарахаются от правды. Хочется вновь захлопнуть дверь и забыть. Мечты о Питере, мечты о Неверленде – эти мысли спасли её в лечебнице. Но эти же мысли и привели её туда в первую очередь. Она причиняла боль своим братьям ради этих мечтаний. Она хранила их в тайне от Джейн, от Неда, и ради чего? Всё это была ложь. Венди чувствует, что рассыпается на куски, и приходится заставлять себя не впиваться ногтями в тело вместо одежды, расцарапывая её, будто под кожей можно скрыть все те ужасные вещи, которые она совершила. Спрятать, как тень. Мысль, острая, как игла, прошивает её, и она громко ахает. Нужно сорвать дверь в сознании с петель и никогда не позволять себе забыть. Какая версия легенды Тигровой Лилии настоящая? Та, где Питер берёт ответственность за свои поступки, или та, где всё произошло не по его воле? То, что он всё забыл, – это проявленное милосердие или намеренная ложь? Или правда где-то посредине? Неудивительно, что он ненавидит взросление – это напоминает ему о том, кем он когда-то был, или о том, кем однажды может стать. – Расскажи мне, – мягко просит Тигровая Лилия. – Ты что-то увидела – вот здесь. Она касается кончиком пальца лба Венди, пристально смотря на неё. Венди открывает рот, но не может найти слов для ответа. Она видит, как Питер нависает над ней, черты лица заострились, глаза полны боли и ярости. Ты должна любить меня. Маленький мальчик. Чудовище. И то и другое – и ничего. Питер отчаянно хотел, чтобы Венди увидела его целиком – но это словно посмотреть на две стороны монетки одновременно. Джон и Майкл видели только мальчика, только приключения. Но он показал Венди и всю свою тьму вместе со светом, и он ожидал, что она будет бесконечно великой, чтобы вместить всё это. Мать, достаточно сильная, чтобы отпугнуть чудовище, достаточно сильная, чтобы любить чудовище, даже если оно само не может себя любить. – Питер показал мне правду, а потом забрал память об этом. – Венди качает головой. – То чудовище из твоих легенд – это на самом деле он. На лице Тигровой Лилии отражается, как думает Венди, выражение её собственного лица. Они обе проиграли. Они должны были каким-то образом понять, кто такой Питер, и спасти от него остальных. Но как только эта мысль приходит в голову Венди, в ней поднимается гнев. Хочется закричать на Тигровую Лилию: как она посмела считать, что хоть самую капельку виновата в том, что натворил Питер? И хочется рассмеяться над собой горьким, пустым смехом. Без толку говорить Тигровой Лилии, что во всём виноват только Питер. Если сама Венди не может себя простить, даже понимая умом всю правду, то разве способна на это Тигровая Лилия? – Теперь мы его остановим, – говорит она вместо этого, сжимая руку подруги. Тигровая Лилия вздрагивет едва заметно – можно решить, что показалось. Она слишком глубоко задумалась о Питере или что? Время так течёт в Неверленде, что они с Питером могли быть знакомы сотню лет – или тысячу. Насколько понимает Венди, это, наверное, были годы бесконечного узнавания и забывания. Это самый лучший секрет, Венди. Я раньше никому не рассказывал. Но можно ли верить его словам? А если это ложь, знал ли об этом сам Питер? Хочется найти слова утешения для Тигровой Лилии. Хочется, чтобы они обе могли служить опорой друг другу. Тигровая Лилия встряхивается, глаза жёстко смотрят на Венди. В них – какая-то безжалостность, голод. Движение у входа в пещеру привлекает внимание Венди. Входит один из индейцев, но не выпрямляется, даже пройдя внутрь, будто проклятие Питера заставило его кости навсегда застыть в таком положении. Венди представляет, что когда-то его лицо было острым и чётким, но теперь оно исчезло в голодной худобе. – Та девочка снова на тропе, – говорит он. Говорит он так же натужно, как и Тигровая Лилия, и Венди сперва не может разобрать слова. – Но… – Тигровая Лилия округляет глаза и смотрит на Венди. – Тогда это была не ты. Венди переводит взгляд с подруги на мужчину у входа в пещеру. Его слова наконец доходят до неё, и на какое-то время она забывает, как дышать. Та девочка. Джейн. – Где она? – Венди вскакивает на ноги и дико озирается, будто мужчина мог взять Джейн с собой. Тигровая Лилия тоже поднимается, на лице у неё мешаются непонимание и тревога. – Ты знаешь её? Она так похожа на тебя, я думала, это ты и есть, – говорит она. – Или что Питер снова шутит над нами. – Мы видели её на тропе несколько ночей назад, – говорит мужчина у входа. – Мы бросали камни и наконечники стрел – отпугивали её, чтобы она не пошла к центру острова. Теперь она снова туда идёт. У Венди голова кружится от облегчения и страха, земля уходит из-под ног. – Это моя дочь, Джейн. Мне нужно к ней. Тропа, пещера, чудовище в центре острова. Ну конечно, куда ещё могла отправиться её отважная и любопытная дочь? Сердце колотится, но в этом стуке слышится и предвкушение. Если она отправится в пещеру, Питер найдёт её там. Она вспоминает, как дрожала земля, как чёрный дым поднимался над центром острова. Одна его часть уже наверняка знает, что она тут. Голод, что Венди видела в глазах Тигровой Лилии, теперь и в самой Венди – грызущая боль, что поселилась в дыре, откуда Питер однажды вырвал память о правде. Она хочет, чтобы он разыскал её, хочет встретиться с ним лицом к лицу. За всё, что Питер отнял у неё, у Тигровой Лилии, за всё, что он может попытаться отнять у Джейн, Венди жаждет в ответ отнять что-то у него самого. Нет. Всё. Она хочет отнять всё. – Расскажи мне, где тропа, – говорит Венди. Слова вырываются более резко, чем ей бы хотелось. – Я иду с тобой. – Тигровая Лилия касается запястья Венди, пугая её. – Но… – Венди сомневается. Ей хочется, чтобы подруга пошла с ней, но она не может перестать думать о русалках в лагуне, которые обратились в кости, потому что Питер слишком долго не обращал на них внимания. Не может перестать видеть призрак девочки, которой когда-то была Тигровая Лилия, запертый в том, во что превратил её Питер. – Мой выбор, рисковать или нет, – резко говорит Тигровая Лилия, прямо глядя на Венди. Венди опускает взгляд и смотрит в сторону, жар приливает к щекам. У неё нет права навязываться в защитницы Тигровой Лилии или указывать, куда ей можно идти, а куда нельзя. Тигровая Лилия не принадлежит Питеру, но и Венди она тоже не принадлежит. Венди поднимает голову, извинения готовы сорваться с губ, но тут она видит, что в глазах Тигровой Лилии вместо злости сияет надежда – хрупкая, как птичка со сломанными крыльями. – Я хочу, чтобы Питер заплатил за всё, – говорит Тигровая Лилия. – И хочу доказать ему и себе, что я больше, чем просто тень, которую он воплотил в жизнь. – Конечно, так и есть! – Венди ловит Лилию за руки, сжимает её пальцы. Надежда из глаз Тигровой Лилии искоркой разгорается в груди Венди. Это пламя не даёт вдохнуть, в глазах горячо жжётся. Сквозь пелену слёз Венди видит подругу такой, какой она была раньше: тень падает на неё заплатками, она смеётся и показывает, как ловить серебристую рыбу, что плещется в ручьях Неверленда. Эти минуты без Питера принадлежали только им двоим – Венди следовало бы заметить ещё тогда, что представления Питера о дружбе не имеют ничего общего с реальностью. Но даже теперь, спустя все эти годы, когда она вновь услышала зов Питера, он проник в самое сердце, и Венди едва не забыла всё на свете, едва опять не побежала за ним. Что, если она сломается, когда дойдёт до дела? Что, если ей не хватит сил? Что, если она окажется не той матерью, в которой нуждается Джейн, и даже не той, которую ждал Питер, а просто девчонкой, которую он бросил? – Я не знаю, с чем именно мы столкнёмся, – говорит Венди, – но мне кажется, Питер не отпустит Джейн так просто. Если я… Если я не справлюсь, ты закончишь дело, прикончишь его, убедишься, что моя дочка в безопасности? – Да, – без промедления отвечает Тигровая Лилия. Сколь мало ни осталось от прежней Тигровой Лилии, решимость сквозит в каждом её жесте. Питер сделал ей больно. Он украл часть её сути. Она так же решительно настроена, как и Венди, украсть себя обратно. Венди отпускает подругу, и та отходит обменяться парой слов с тем мужчиной, который сказал, что видел на тропе Джейн. Она что, оставляет указания на случай, если не вернётся? Тигровая Лилия мельком касается его руки – такой знакомый жест. Венди пытается припомнить, встречала ли его, когда была в Неверленде в прошлый раз. У Тигровой Лилии были братья? Её наполняет новая вина. Она не помнит. Когда она была тут раньше, брат Тигровой Лилии казался бы для неё просто ещё одним мальчишкой, которых и так было слишком много вокруг. Венди смотрит на мужчину рядом с Тигровой Лилией и вдруг ловит себя на мыслях о Джоне. Возможно, следовало сходить к нему, прежде чем отправляться сюда, и рассказать, что она намерена делать. Возможно, нужно было оставить ему указания на тот случай, если она не вернётся. За одиннадцать лет, что прошли с того момента, как Венди покинула лечебницу Святой Бернадетты, они медленно учились снова доверять друг другу. Если бы она попросила его, если бы сказала, что отправляется в Неверленд на поиски Джейн, поверил бы он ей в последний раз, как бы безумно ни звучали её слова? Не так давно была минута, когда она подумала, что они наконец-то поняли друг друга – не пытаясь похоронить прошлое, а принимая шрамы, которые оно оставило на них обоих. Джон застенчиво пришёл к ней и сказал, что намерен попросить Элизабет стать его женой. Эти слова изумили Венди, но она не смогла удержаться от искушения подразнить его, наслаждаясь тем, что вновь может себе это позволить. – Может быть, тогда тебе следует поговорить с ней? Я тут при чём?