Тигровая Лилия вздрагивает, будто холодный ветерок пробежался по коже. Венди тоже его чувствует, но ещё чувствует непонятный жар, от которого пот выступает на коже, будто кто-то дышит совсем рядом. Свет меркнет в глазах Тигровой Лилии, и остаётся лишь боль. Венди видела то же самое выражение в глазах Майкла – та же самая жажда и запомнить, и забыть. – Больше я ничего не помню. – Тигровая Лилия поднимает голову и смотрит Венди в глаза. – Всё хор… – начинает Венди, но слова застревают в горле и колются, как шипы. Она помнит. Она не должна помнить, не может помнить, но это так. Ужасное создание, разделённое с самим собой, запершее всю свою тьму, будто сброшенную кожу. Нет, не кожу – тень. Венди обхватывает голову, впиваясь короткими ногтями в кожу под тяжёлыми волосами, будто можно силой вытащить оттуда сведения. Дверь в сознании шатается. Дерево трещит от веса, что налёг на него изнутри. Она слушает. Слышится чьё-то дыхание – ужасный хрип, похожий на работу мехов. Венди судорожно вдыхает, сгибаясь пополам. Голова болит: на дверь одинаково давят изнутри, пытаясь освободиться, и снаружи, – её собственный страх держит дверь закрытой. Тигровая Лилия трогает Венди за плечо, но её обеспокоенный голос тонет в рёве крови в ушах Венди. Она качает головой, но и от этого легчайшего движения вспыхивают искры боли. Будет ещё больнее, если она откроет дверь, но держать её закрытой тоже нельзя. Что бы там ни было на той стороне, это может оказаться недостающим ключиком к спасению Джейн, к тому, чтобы остановить Питера раз и навсегда. Она выпрямляется, насколько позволяет наклонный потолок, и вымученно улыбается Тигровой Лилии. – Всё хорошо, – но голос такой же неживой, как и у подруги. В лечебнице Святой Бернадетты не было замка, который они с Мэри не смогли бы открыть, не было места внутри этих стен, куда они бы не смогли пробраться. У их пряток и воровства иногда были последствия, но это их не останавливало. Они не позволяли страху сломить себя. А ещё они никогда не позволили бы такой простой вещи, как дверь, помешать им. Правда была спрятана от Венди долгие годы, но вдруг всё кажется так просто. Вот замок, вот дверь – как обычно. У неё отобрали так много всего, и она боролась, чтобы вернуть себе это, так что теперь она не станет отрицать собственную память. Она выкрадет обратно часть себя. Питер и так владел ею слишком долго. Она ощущает, как Тигровая Лилия смотрит на неё, но сосредотачивается на рисунке на стене пещеры, на рогатом когтистом существе. В этот раз, когда дверь сопротивляется, когда чутьё требует вернуться, она только налегает сильней. Она не тот ребёнок, что покинул Неверленд, не та напуганная девочка, что ждала, когда Питер спасёт её. Она взрослая; она видела такие ужасы, каких Питер и представить не может. Она достаточно сильная, чтобы встретиться и с этим. Венди изо всех сил толкает дверь. Дерево содрогается. Трескается. Раскалывается, не в силах удержать её, и Венди катится внутрь. Неверленд – 27 лет назад – Давай, Венди, скорее! – Питер тащит её по лесной тропке так быстро, что она будто летит. – Почему ты не говоришь, куда мы идём? – Венди, задыхаясь, пытается удержаться на ногах. Хочется злиться на Питера, но она предательски ликует. Он ведёт её в какое-то особое место, только её одну, куда нельзя Джону и Майклу. Это почти сглаживает то, что её не пустили на войну. – Я же сказал. Это секрет. – Питер оглядывается через плечо, сверкая ухмылкой. Они бегут, и тени мелькают по его коже. Листья летят с деревьев, словно перья. Они искажают форму его лица, превращая то в мордочку лиса, то в птичий клюв. Дыхание перехватывает от любопытства, но подлесок становится гуще, и Венди приходится сосредоточиться на беге, чтобы не споткнуться. – Сюда, наверх. – Питер отпускает её руку, подпрыгивает и хватается за изгиб корня, который торчит из скалы над ними – утёс появился так внезапно, будто рухнул с небес. Он разок оборачивается на неё, а потом, не дожидаясь, прыгает снова, ловко, как горный козёл, хватаясь за чахлые деревца и невидимые уступы. Венди смотрит, как он взбирается. Утёс кажется очень высоким. – Давай! – Питер не летит, а хвастается новым умением: его ноги всегда приземляются именно туда, куда он и хочет, а руки цепко хватаются. – Подожди меня! – Венди тянется к выступающей толстой ветке и проверяет, выдержит ли она её вес. Лазать по деревьям – это одно, но здесь совсем иное. Она задирает голову, но Питера уже нигде не видно. Венди сосредотачивается на утёсе, подтягивается и находит, куда поставить ногу. Она поднялась едва ли на фут от земли, но голова уже кружится, приключение пьянит, а кожу покалывает от страха. А если Питер ведёт её в опасное место, куда-то, куда лучше не ходить? Приходится тянуться к следующей опоре и нащупывать её пальцами, неотрывно глядя на скалу перед собой. Волосы приклеиваются ко вспотевшему лбу. У Питера всё выглядело так просто, Неверленд ведь помогает ему на каждом шагу. Ветки царапают кожу, мускулы дрожат, но она твёрдо намерена не отставать. – Скорее, Венди! – голос Питера звенит от смеха. Венди хочется сказать что-нибудь очень не подобающее леди, но нужно беречь дыхание для подъема. Грязь и камешки скользят из-под ног. Когда она тянется к следующей опоре, Питер ловит её за запястье, пугая. Ноги соскальзывают, и она повисает над пустотой. Но Питер вытаскивает её наверх легко, как тряпичную куклу. Она неуклюже падает, хватая воздух, как рыба, вытащенная из воды. Когда получается сесть, она видит, что они находятся на голой скале. А выглянув через край, поражается тому, как высоко забралась. Неверленд расстилается внизу, как лоскутное одеяло, блестит лагуна, пляж огибает остров светлой полосой. – Сюда. – Питер с озорным видом прижимает палец к губам. Если бы он не показал, куда смотреть, Венди никогда не заметила бы эту расщелину в скале. Вообще-то, как только она чуть поворачивает голову, щель исчезает. Это только тень, очевидно, слишком узкая для мальчика, но Питер поворачивается боком и просачивается внутрь, как вода. Венди сомневается, но понимает без слов – это как полёт, тут нужно просто поверить. Щель такая узкая, что и девочка, и её сомнения в ней не поместятся. Венди глубоко вздыхает и ныряет в темноту по следам Питера. В ту же секунду она жалеет об этом. Чёрный как смоль воздух забивает грудь, каменные стены сжимаются вокруг. Ничего не видно в двух дюймах от лица. Хочется выдохнуть, но она боится застрять. Что, если она останется тут навсегда, а Джон и Майкл никогда не узнают, что с ней случилось? Но здесь негде развернуться, и она не уверена, что получится выбраться задом. Да к тому же она представляет себе, как будет насмехаться Питер, если она попытается. Она заставляет себя пробираться вперёд. Вдруг тоннель расширяется. Венди вываливается из него, как пробка из бутылки. Первое, что она замечает – внутри пещеры необычно тепло. Здесь словно где-то горит костёр, которого не видно. Глаза медленно привыкают. Земля идёт под уклон, гладкая и неровная одновременно, похожая на растаявший и после застывший воск. Венди будто оказалась в соборе или в каменном лесу. Каменные столбы разделяют пространство, падая с потолка и вырастая из пола. Ей не видно всей пещеры, и вообще создаётся головокружительное ощущение, что она видит только крошечную часть. Пещера может тянуться во всех направлениях бесконечно и оказаться куда больше, чем снаружи, – ещё одна невозможная вещь. Она поворачивается взглянуть на узкий проход позади себя, но не может его разглядеть. – Пошли. – Питер снова хватает её за руку, и она подпрыгивает. Его рука скользкая от пота, и Венди чувствует, как колотится его пульс. Что за секрет стоит всего этого? Питер тянет её, но Венди упирается. Ей хочется идти помедленнее и всё рассмотреть, но Питер – неостановимое стихийное бедствие. Он тащит её, и она неохотно спешит следом. Когда они проходят дальше, рыжеватый свет красит каменные столбы в красно-оранжевые цвета заката. Эти не-деревья вокруг будто охвачены пламенем. То там, то тут блестят кристаллы, сверкая, как звёзды в темноте. Венди мельком замечает ниши и углубления, разбросанные в неожиданных местах, и это ещё больше напоминает церковь, хоть и невозможно представить, как Питер или кто-нибудь из Потерянных Мальчиков собираются на молитву. С одной стороны она замечает небольшой зал, а в его центре – пирамиду из светлых округлых камней. – Ну скорее, копуша! – Питер пытается тянуть ее еще быстрей, но Венди впивается каблуками в землю, чувствуя, как перехватывает дыхание. Вдруг она видит, что это совсем не камни, а черепа – человеческие черепа, целая куча, а когда она смотрит внимательнее, то замечает и другие кости, что сложены в нишах стен. – Питер! – Она вырывает у него свою руку, и он хмуро оборачивается. Взглянув туда же, куда и она, он не меняется в лице – только нетерпение, ни следа страха или удивления. – Чего ты такая медленная! – Питер топает ногой. – Но… – Венди показывает на черепа, её рука будто отделена от тела и парит в темноте. – Там кости. Они должны быть чьи-то. Ты сказал, что в Неверленде никто не умирает. Питер кривит лицо, морщины собираются вокруг созвездий веснушек. – Они не чьи-то, дурочка. Это просто скелеты. Пошли! Он хватает её за руку так грубо, что Венди бежит, чтобы не упасть от рывка. Она поворачивается, пытаясь не выпустить кости из виду. Питер в самом деле не понимает, что у людей внутри скелеты? Или он врёт ей и утаивает что-то? Он вообще знает, что значит умирать? Она вспоминает, как мальчишки играли в войну безопасными мечами, получая бескровные раны, которые она весь день перевязывала. Венди пытается припомнить, сколько именно мальчиков побывало в тот день в палатке и до того, на пляже, когда они только приземлились. Их было одинаковое количество? Числа, имена и лица путаются и размываются в голове, так что вспомнить сложно. Она уверена, что там были она, Питер, Майкл и Джон, но не может точно сказать, сколько именно детей на острове, кроме них четверых. Её охватывает чувство, обратное тому, что она ощутила, протискиваясь между скалами. Теперь она будто стоит на краю пустоты; в любой миг она может упасть. Впереди маячит рваный силуэт Питера, колеблется в набирающем яркость свете. – Мы пришли. – Он останавливается, и Венди тоже резко замирает. – Что… – но она больше ничего не говорит, позабыв и кости, и всё остальное. Пол пещеры резко идёт вниз, образуя чашу. В центре этой чаши – чудовище. – Это мой секрет. – Питер сияет. Оранжевый свет оставляет на его лице резкие тени, делая его совершенно нечеловеческим. Взгляд Венди скользит к существу, что скорчилось перед ними. Оно словно ночь, только ещё темнее. Оранжевое сияние не освещает это существо так, как её саму или Питера. Не разглядеть никаких деталей, только сплошное пятно, будто пролитые чернила, которые образуют изогнутый позвоночник, проступающий сквозь кожу, ноги, согнутые не в ту сторону, зловещие кривые рога. – Нет! – Венди трясёт головой. Она не хочет смотреть на это, но не может отвернуться. Она делает шаг назад. Чудовище поворачивается на звук её голоса. У него нет глаз, но он каким-то образом смотрит на неё. Оно пыхтит – принюхивается к ней или выражает недовольство, она не знает. Пахнет жжёными спичками, как старая овчарка Венди, когда приходила с дождя. Венди отступает ещё на шаг и наступает каблуком на шаткий камень. Падает, сильно ударяется о землю – боль простреливает по спине вверх так, что она сжимает зубы. Чудовище – оно всё смотрит на неё, а Венди смотрит на него. Эта форма. Она узнаёт её. Это невозможно. Это… Венди чувствует иголку в пальцах, чувствует, как протягивает нить сквозь тьму и кожу, Питер дергается и вскрикивает. Та тень – та, которую она к нему пришила, – истаяла и умерла. А эта штука в яме – это… – Венди, что случилось? – Питер стоит над ней, закрывая обзор. Она смотрит на него, сразу освобождаясь от чудовища и возвращая себе способность мыслить. Дышит, распахнув рот – рваные вдохи на грани паники. Угол обзора и освещение делают Питера выше, голова скребёт по потолку пещеры. Он слишком большой. Слишком кошмарный. Язычок оранжевого света остался в его глазах, сверкая, будто пламя. – Чудовище. – Голос Венди срывается; она закрывает лицо руками. Неверленд такой прекрасный: русалки с сияющей на солнце чешуёй, с голосами, будто стеклянные флейты; смуглые пальцы Тигровой Лилии рядом с пальцами Венди показывают, как плести короны из камышей. Полёт. У Венди никогда не было таких приключений, никогда она не чувствовала себя так свободно. Всё это не может обернуться такой правдой. – Посмотри на него. – Питер наклоняется, убирает её ладони от лица и держит её за запястье. Он выглядит серьёзным, как никогда раньше. Вдруг она видит совсем другого мальчика – не того, который влетел в окно их спальни, который командовал в «делай как я». Он кажется куда старше, чем подразумевается его тонкой фигуркой, словно здесь, рядом с чудовищем, он превратился в совсем другого человека. – Посмотри на меня, Венди. Мой секрет. Его лицо в дюймах от её лица, он резко дышит. За спиной Питера теневое чудовище вновь пыхтит, раздувая бока, как мехи. – Нет! – Венди трясёт головой. Горячие слёзы текут по щекам. Она хочет, чтобы Питер оставался тем мальчиком, который вытащил её из окна. Хочет, чтобы вокруг были те звёзды, и стремительная тьма, и бархатное небо, которое никогда не даст ей упасть. – Венди! – Питер так трясёт её, что звёзды брызжут из глаз. Она не летит. Падает. – Мне больно! – Она пытается отодвинуться, но он хватает её ещё крепче. – Ты должна посмотреть на него, Венди. – Оно ужасное. – Она не хочет, но поворачивает голову и видит одновременно и мальчика, и чудовище. Один скорчился перед ней, другой в каменной чаше; они одинаковые. Помнил ли Питер до этой секунды, чем он был, каким ужасным был секрет, который он хотел ей показать? Забудет ли он вновь снаружи пещеры? Тьма опять пятнает кожу Питера, но не так, как тени листьев в лесу, а будто просачивается изнутри. Это чудовище – та же самая рваная тьма, только больше, и она живёт вне Питера, будто он смог отделить всё самое тёмное в себе и остаться просто мальчиком и ничем иным. – Нет! – Питер повторяет за ней, и существо в яме ревёт в ответ так, что трясутся стены.