Лицо Джона покраснело ещё сильнее – это было не чистое смущение или огорчение, а какая-то сложная смесь. Вдруг Венди отчётливо увидела все те способы, которыми он пытался наладить отношения с ней с тех пор, как она вернулась из лечебницы, и увидела, чего не хватало ей, когда она пыталась сделать то же самое. – Мне нужно твоё одобрение, Венди, – мягко сказал он, и она обрадовалась этому, потому что её сердце едва не разорвалось от нового, неизведанного веса. – Без мамы и папы… То есть остались только ты, я и Майкл. Мы – единственные Дарлинги. Её фамилия. Их фамилия. Несмотря на то что Венди вышла замуж, Джон всё ещё звал её Дарлинг, возвращая её самой себе так, как она никогда не ждала. Эта мысль так увлекла её, что она едва не упустила продолжение слов Джона. – …мне важно, что ты об этом думаешь, Венди. – Конечно! Конечно, я одобряю, и конечно, я очень за тебя рада! – ухитрилась кое-как произнести она, и через несколько мгновений обняла его и крепко прижала к себе. Она мечтала, чтобы всё ужасное, что случилось между ними, исчезло, чтобы никогда не случалось, даже понимая, что без всего этого не случилось бы и этих секунд. Когда она отстранилась, то внимательно посмотрела на Джона и увидела надежду в его глазах, его порозовевшие щёки, и это говорило о его любви к Элизабет и о том, как он рад одобрению Венди, больше, чем что-либо другое. – Подожди минутку. Она оставила сбитого с толку Джона в гостиной и побежала в спальню. Там она покопалась в ящичке для украшений и наконец нашла маленькую круглую шкатулку размером чуть больше кольца, которое в ней хранилось. По голубой эмали на крышке вились золотые розы, и по бокам шёл тот же узор. Она едва не свалилась с лестницы, и когда она ввалилась в гостиную, Джон поймал её, глазея, будто на чокнутую, а она только задорно улыбнулась ему. Она всунула ему в руки шкатулку, на котоую он недоумённо уставился. – Ты не помнишь? Давай открывай. Венди от нетерпения поднялась на цыпочки. Джон открыл шкатулку и замер, глядя на кольцо, которое их отец подарил маме после рождения Венди, а мама, в свою очередь, вручила его Венди на десятый день рождения. Простая серебряная полоска, сияющая, будто лунный свет, украшенная единственным камешком такого светлого голубого оттенка, что он казался почти бесцветным. Когда-то это была звёздочка, с помощью которой она загадывала желания. После гибели родителей камень стал похож на осколок льда и превратился в ежедневное напоминание о потере. Она перестала носить кольцо и спрятала подальше, но не знала, зачем оно может пригодиться, до этого момента, когда она решила отдать его Джону. Она смотрела, как Джон достаёт его из шкатулки, и вдруг поняла, что смотрит на кольцо без скорби, вновь видя в маленьком камешке символ надежды, подарок, который она дарит брату в знак начала его новой жизни. – Оно было мамино, – сказала Венди. Джон хрипло ответил едва ли не раньше, чем она произнесла эти слова: – Теперь я вспомнил. Венди, я не могу… – он попытался втиснуть шкатулку обратно ей в руки, но она не забрала её. Джон едва сдерживал слёзы, повисшие на ресницах. У Венди тоже защипало в глазах – больше всего от того, как Джон пытается не заплакать. – Оно предназначено Джейн, – сказал он. – Разве ты не должна отдать кольцо ей? Венди думала о том, чтобы подарить кольцо дочери, но как бы Джейн ни смотрела на ночное небо, она всегда принадлежала только этому миру. Камешек на её пальце должен быть глубокого зелёного цвета, как молодая листва, или синим, как спинки жуков. Венди покачала головой. – Ему лучше быть у тебя. Так хотела бы мама. Джон прекратил бороться со слезами и сгрёб её в объятия. Они долго простояли, обнявшись, прижавшись друг к другу, и когда Джон снова заговорил, начало фразы потерялось в волосах Венди. – …тогда совсем детьми. – Он выпрямился и сделал шаг назад, чтобы взглянуть ей в глаза. – А теперь посмотри на нас. Думала ты когда-нибудь, что мы станем такими взрослыми? – Никогда. – Слово застряло в горле, но Венди улыбнулась сквозь невысохшие слёзы. – Но теперь мы настоящие взрослые: нам командовать, нам следить за своими детьми, чтобы с ними ничего не случилось. Джон снова польщённо зарделся. – Тебе не кажется, что ты забегаешь вперёд? Я ещё даже не сделал Элизабет предложение. Он убрал шкатулку в карман и не удержался, погладил её пальцами через ткань, словно бы убеждаясь, что она не испарилась. Венди вспомнила, как приобрела в лечебнице Святой Бернадетты привычку трогать кармашки и пересчитывать украденные вещи, и едва не рассмеялась. – Я рада, что ты встретил её, Джон. Элизабет любит тебя, уж это очевидно, и я уверена, что вы будете очень счастливы вместе. Ты станешь отличным мужем, а когда-нибудь и отличным отцом. При прощании они вновь засмущались, но когда Джон вышел наружу, она позвала его обратно. Он повернулся озадаченно взглянуть на неё, и она торопливо выпалила, опасаясь, что иначе он не станет её слушать: – Джон, спасибо за всё, что ты пытался сделать для меня. Я не могу прикинуться, что в лечебнице было просто или что я была там счастлива, но я знаю, ты сделал всё это для моего блага. Он стоял там, совершенно растерявшись от её слов, пока она не погнала его прочь: – Иди к Элизабет, и когда она скажет «да», приходи вместе с ней отпраздновать. Джейн будет так рада! Она обожает Элизабет и будет страшно рада тёте. Тот миг маяком сияет в сердце Венди. Она никогда не ощущала такой близости с Джоном, ни раньше, ни после, даже когда он стоял рядом с ней в день её свадьбы, даже в детстве, когда она заботилась о них с Майклом. Его слова о том, что они стали взрослыми, вновь всплывают в памяти. Ей интересно, когда именно это произошло. Может быть, когда корабль их родителей пошёл ко дну, когда пришла весть, что они больше не вернутся? Или когда она вышла замуж за Неда, или когда родилась Джейн? Или только сейчас, когда она собирается сделать самую взрослую вещь в жизни – взглянуть в лицо Питеру, взглянуть в лицо собственному детству и распрощаться с ним навсегда? Тигровая Лилия возвращается к ней. Пока она идёт, Венди всем телом чувствует боль от вины, словно от удара. Она говорила честно: она не знает, с чем именно придётся столкнуться, но это точно будет что-то опасное. И глубоко внутри понимает: если их действия помогут спасти Джейн, то в этом случае – в любом случае – она всегда выберет дочь, а не Тигровую Лилию, не Питера, не саму себя. – Хорошо, – говорит Венди. Она поправляет саблю Крюка на боку. – Я готова. 13. Вот и чудовища Внезапный порыв ветра ерошит кроны деревьев, и Тимоти одновременно дёргается вперёд и сжимается, пытаясь сразу и сбежать, и спрятаться. Джейн тоже вздрагивает, не удержавшись, но потом сжимает ладонь Тимоти – пытается успокоить сразу и его, и себя. В темноте лесного туннеля Тимоти кажется ужасно маленьким, но Джейн рада, что он с ней. Отвечать за кого-то более маленького и уязвимого, чем она, очень страшно, и она думает только о том, как бы уберечь его, отвлекаясь от всего остального. Так что о себе можно не беспокоиться так уж сильно. Ещё можно не переживать о том, что ждёт в конце тропы, по которой им нельзя идти, или о том, что случится, если Питер найдёт их, или о том, каким образом они попадут домой. – Мне здесь не нравится, – шепчет Тимоти. – В прошлый раз я точно шла здесь, – отвечает Джейн. – Похоже, место… Она замолкает: слово «правильное» сюда не подходит. Здесь нет ничего правильного. В воздухе пахнет чем-то вроде раскалённого железа, накатывают волны жара. Ветер клонит ветки к земле, но пот всё равно выступает на коже. Грохот доносится откуда-то из-под земли, дрожью отзываясь в подошвах. Здесь самое тёмное место из тех, которые она успела повидать в Неверленде. За облаками прячется луна, но даже так кажется, что остров знает о них, пытается спрятать тропу и отпугнуть их, чтобы они повернули назад. Но если Неверленд не хочет, чтобы они туда шли, значит, там что-то важное, и она намерена выяснить, что именно. – Похоже, это то место, куда нам надо, – говорит Джейн громче, чем нужно, потому что горло перехватывает, как удавкой, сквозь которую слова проталкиваются с трудом. – Почти пришли. Говорит она уверенно, хоть не имеет понятия о том, куда они направляются. Наконец-то остров будто начинает им помогать: едва она говорит это, как древесный тоннель заканчивается. Перед ними возвышается утёс. Сердце Джейн падает. Они будто подошли к отвесной стене. Разве что здесь то там, то сям видны корни и выщербины… Она раньше никогда не взбиралась на такую скалу, но все равно – ей это по силам! Джейн задирает голову. Утёс такой высокий, что вершины не видно, а в непроглядной тьме и подавно. Всё вокруг коричневых, серых и синих оттенков. Если она достаточно понимает Питера, в Неверленде не бывает камней, на которые нельзя взобраться, так что и на этот утёс можно. Чтобы выяснить, нужно попробовать. – Держись рядом. Джейн не даёт себе времени на сомнения. Она цепляется пальцами за расщелину в скале и подтягивается. Скрёбет ногами по камню, пока не находит опору, вновь подтягивается и тянется к следующей ветке. Здесь слишком мало места, чтобы обернуться и посмотреть на Тимоти, который лезет следом, но она слышит, как он пыхтит, карабкаясь за ней. Она вновь тянется вверх, и налетевший порыв ветра опасно качает ветку, за которую она держится. Джейн ещё не так уж и высоко, но уже не может позволить себе вспоминать о земле. * * * Венди выбирается из пещеры, Тигровая Лилия – за ней. В небе больше нет тёмного дыма, земля не дрожит под ногами, но эта тишина и пустота не утешают, а скорее пугают. Будто всё вокруг замерло и ждёт, что она предпримет. Центр острова тянется к ней, а сердце Неверленда связано с её собственным сердцем. Она уверена, что нашла бы туда дорогу даже без Тигровой Лилии. Тропу едва видно, но Тигровая Лилия ступает твёрдо и безошибочно. Листья шуршат под ногами Венди, скользят, падая с деревьев, но Тигровая Лилия не издаёт ни звука, как призрак. Они молча идут до места, где тропа разделяется и ныряет в туннель, образованный склонившимися деревьями. Там всё поглощает тень. Венди бежала там за Питером – так давно! – и земля размывалась под ногами. И Венди сердцем чует – Джейн тоже здесь прошла. Венди медленно поворачивается, будто может найти некий след дочери в воздухе. Нагибается, шевелит опавшую листву. Пальцы натыкаются на каменный наконечник стрелы, она поднимает его, выпрямляется и убирает в карман. Она представляет, как Джейн побывала на этом самом месте. Она не устояла бы перед этой тайной, дошла бы до конца тропинки. – Давай, Венди, скорее! Жар – дыхание существа-тени. Вся его ярость отразилась и собралась в трепещущей фигурке Питера. Рука Венди вновь опускается на рукоять сабли Крюка, и она вдруг ощущает себя дурой с этим клинком. Она что, отрубит Питеру голову и будет стоять над ним, уперев руки в бока, надувшись от важности, как индюк? Она вытаскивает саблю из-за шали, повязанной на пояс, и подаёт Тигровой Лилии рукоятью вперёд. – Лучше пусть она будет у тебя. – Венди пытается улыбнуться, но глаза щиплет. – Я не воительница. Тигровая Лилия принимает меч, взвешивает в руке. Венди легче без него, но не менее страшно. Она проводит ладонями по карманам. Несмотря на всю беготню и карабканье, её острые ножнички, иголка и нитки всё ещё у неё. Покидая Лондон, она захватила с собой всё необходимое, хоть и не знала тогда, что её ждёт. Кроны деревьев поглощают все прочие звуки. Слышно только дыхание Венди, такое громкое и рваное, что она не понимает, дышит ли Тигровая Лилия вообще. Когда они выходят из дальнего конца туннеля, перед ними вдруг нависает утёс. Венди отчётливо вспоминает эту крутую скалу с перепутанными корнями, кривыми низкорослыми деревцами и кустами, что растут под странными углами. Она видит несколько узких уступов и площадок отсюда, но вершина скрыта от взора. * * * Джейн сосредоточена на том, чтобы найти, куда поставить ногу и за что схватиться. Она тяжело дышит и потеет. Вниз взглянуть она не может, но всё равно чувствует, что продвигается выше. Пальцы болят, их вот-вот сведёт судорогой, но Джейн гордится тем, что так высоко забралась. Нужно подниматься дальше. На некоторое время чувство гордости позволяет обмануть себя и забыть, что она делает, насколько это опасно и как далеко до земли. Потом воздух сотрясает ужасный рёв. Тимоти хнычет, Джейн вжимается в скалу, дожидаясь, пока мир не прекратит трястись. Земля и камни сыплются вокруг. Она крепко зажмуривается, но чувствует, как грязь забивается в волосы и в кожу. Она никогда особо не переживала по поводу мытья, но сейчас хочется первым делом по возвращении домой отмокать в ванне, пока кожа не сморщится. Когда дрожь наконец прекращается, она рискует сдвинуться, пытаясь увидеть получше, как высоко она забралась. На удивление, она нащупывает ногой уступчик – как раз чтобы удержаться на нём. Она едва не смеётся, получив возможность опустить руки и ослабить боль в горящих мышцах. Но это ненадолго. Она нужна Тимоти, да и взбираться ещё есть куда.