Преподобный сделал то же самое. — Добрый день, сэр. Я преподобный Джебидайя Мерсер. Пришел просить вас об услуге. — Услуге? — В которой один добрый христианин не может отказать другому. — Это мы поглядим, — сказал Кэлхаун. — От шерифа, при условии вашего согласия, я получил разрешение на одну ночь чтения псалмов, здесь, в Мад-Крике. Во избежание недоразумений, он хотел быть уверен, что вы не против, хотя какие могут быть недоразумения между нами, слугами Господа. — Да ну? — сказал Кэлхаун. Преподобный улыбнулся. Он редко делал так по своей воле, только когда преследовал некую цель. Сейчас он чувствовал, что его красноречие не слишком проняло этого старого пса. — Он еще добавил, что у вас есть палатка, а мне бы она пригодилась. Я хотел бы взять ее в аренду для проповеди. — А я пока не давал разрешения здесь проповедовать. Ведь вы сказали, что шериф настаивал на моем разрешении, верно? — Разумеется. Кстати, я готов хорошо заплатить за палатку. — И сколько? — Назначьте цену. — Шесть монет. — Расхожая цена, — сказал Преподобный. Он полез в карман за деньгами. — Вечер для проповеди выберу я. — Не хочу мешать заведенному вами порядку. Выбирайте. — Отлично. В субботу. Преподобный удержал руку с деньгами. — В субботу? Однако, преподобный Кэлхаун, при всем уважении, это худшая ночь для проповеди. Все отправятся в салун. — Соглашайтесь или проваливайте, мистер Мерсер. — Преподобный Мерсер. — Так что? — Согласен. — Поморщившись, он вложил монеты в протянутую ладонь. Кэлхаун пересчитал их и сложил в карман штанов. — А вы точно проповедник? — спросил он. — Не похож? — Проповедник не носит оружия. Вряд ли оно подобает Божьему промыслу, мистер Мерсер. — Преподобный Мерсер. — Довольно необычно видеть человека при револьвере, вроде обычного стрелка, который якобы служитель Божий. — Кто сказал, что Господу служат лишь миролюбием? Бывает, против неверных надлежит обнажить меч… или ствол… — Улыбка. — Да вам и не случалось посещать мою службу. Иногда нужен аргумент, чтобы собрать паству. Если Кэлхаун и уловил шутку, то вида не подал. — Итак, вы берете палатку, мистер Мерсер? У меня дела. — Ах да. Палатка. (2) Обстановка внутри церкви была скудной. Ряды скамей, на возвышении — кафедра, за ней на стене — грубый деревянный крест с распятым Иисусом, выполненный в гротескной немецкой манере. Ровно по центру среднего ряда скамей располагалась дверь. Кэлхаун подвел туда Преподобного и открыл. Просунув руку внутрь, он вынул керосиновую лампу и зажег. Немного выкрутил фитиль, и они стали спускаться по скрипучим ступеням. В задней части помещения Преподобный различил высокое окно, занавешенное плотной шторой. Через нее пробивался свет. Притом что комната была длинной, ее потолок располагался вровень с основным помещением церкви. Похоже, некогда в церкви был второй этаж, но потом его снесли, чтобы расширить пространство для хранения разной утвари. Ящики, бочонки, тюки и коробки были нагромождены в штабеля. У стены возвышалась покрытая пылью оружейная стойка с винчестерами, двуствольными дробовиками и парой старинных ружей Шарпа. Возле — несколько ящиков с надписями «Патроны» и «Оружие». — Для человека, не питающего склонности к оружию, у вас неплохой арсенал, — заметил Преподобный. — Не нужно ехидничать, парень… Поначалу эту церковь строили как склад и оплот от нападений разбойников и индейцев… Но они не слишком нас донимали. Ружья так и остались здесь, как и решетки на окнах. На будущий год я сниму решетки и постараюсь убедить городской совет вынести всю эту рухлядь. — Что в этих ящиках? — Инструменты. Кое-какая одежда. Пистолеты и пули. Преподобный подошел к оружейной стойке и присмотрелся. Хотя кое-где на ружьях виднелись пятна ржавчины, в целом они были в полном порядке. Толстые кирпичные стены хорошо защищали от влаги. — Вот палатка, мистер Мерсер. — Преподобный Мерсер, — поправил Джеб, обернувшись. (3) У него случился рецидив. Следом за тем, как они с Кэлхауном выволокли по лестнице тяжеленную палатку и Преподобный нанял повозку для перевозки в отель «Монтклер», где с полдюжины ребятишек помогли затащить ее в номер — он снова увидел ту женщину. Когда он рассчитывался с мальчишками на мостовой возле отеля — как положено, по шесть монет каждому, — он увидел, как похожая на его сестру брюнетка переходит улицу под руку с пожилым господином. Она обернулась и взглянула на него. Между ними была порядочная дистанция, но Преподобный ощутил покалывание в теле, как после близкого удара молнии. В чреслах у него засвербело, а на душе сделалось муторно. Он поднялся к себе, заперся и стал мастурбировать. Потом настал черед виски. В его поклаже оставалась еще одна бутыль, достав которую он занял на кровати привычную позу. Получалось, он совершенно недостоин дарованного Господом повторного шанса. Он все испортил. Он вновь взялся за чертово зелье, с тягой к которому не в силах совладать, и вновь вожделеет сестру или воплотившую ее образ женщину, теребя свое мужское естество, точно школьник. Воли у него не больше, чем у бешеной собаки. Теперь неизбежно наступит ночь с кошмарами о лодке на адской реке и поджидающей твари в паучьем обличье. В дверь постучали. Преподобный изумился проворству, с которым перекинул бутыль в левую руку и выхватил револьвер, — так же легко, как перед этим выпростал свой бутон и наяривал, пока тот не дал сок. Он перекатился на бок и сел на краю постели. Поставив бутыль на пол, поместил себя и револьвер назад в штаны. Стук повторился. — Придержите коней, — сказал Преподобный. После чего отворил. С порога на него уставился Дэвид из конюшни. (4) — Только не говори мне, что цена за мою лошадь выросла еще на шесть монет и с меня еще и скребок, — сказал Преподобный. Не отвечая, Дэвид принюхался: