Не успело затихнуть эхо его голоса, как в холле послышался вопль Сивцовой. – Ну, это уже неинтересно, честное слово. – Эйнштейн разочарованно развел руками. – Юля! – Жуан сорвался с места, выбежал из зала. Влад посмотрел на Варю, та в ответ неопределенно пожала плечами. – Сходить, что ли, узнать, что там у них на сей раз? – Эйнштейн выбрался из за стола, и в этот же самый момент воцарившуюся было тишину нарушил испуганный крик Жуана. Все трое бросились в холл. Сивцова лежала у подножия лестницы в такой противоестественной позе, которая мгновенно отметала все предположения о повторной мистификации. Рядом, прямо на каменных плитах, сидел Жуан и, сжав виски руками, раскачивался из стороны в сторону. – Ну как же так? Ну что же это? – бормотал он. – Юленька! – Не трогай ее! – заорал Влад и попытался оттащить завывающего и вырывающегося Жуана в сторону. – Если у нее переломы, ты сделаешь только хуже. Эйнштейн, вызывай «Скорую»! Травмы у Сивцовой, несомненно, были тяжелыми – правая нога вывернута, из разорванного предплечья торчат осколки кости, – но, несмотря на это, она находилась в сознании и, кажется, даже не чувствовала боли. Во всяком случае, когда Жуан тряс ее за плечи, она не издала ни звука. – Юлька, ты как? – Влад присел рядом. Она ничего не ответила, лишь из уголка глаза скатилась слеза, не бутафорская, а самая настоящая. – Ты потерпи, – погладил он ее по волосам, – сейчас приедет «Скорая». «Скорая» на сей раз ехала долго, минут тридцать, не меньше. Владу едва удалось удержать Жуана, набросившегося с кулаками на ни в чем не повинного врача. Сивцову погрузили на носилки, и даже сейчас, наверняка испытывая чудовищную боль, она не издала ни звука. Врач сказал, что иногда так случается, что это травматический шок. Юлька заговорила, только когда санитары вынесли носилки из дома. – Ворон, – голос у нее был хриплым, едва слышным. – Что? – он склонился над носилками. – Позови Савельеву… Неизвестно, что она сказала Варьке, но только, когда «Скорая» уехала, та сделалась сама не своя. Влад видел, как в течение получаса она дважды пользовалась ингалятором. Стоило бы спросить, что с ней не так, но он не стал – у каждого из них есть право на собственные тайны. Эйнштейн оказался менее щепетильным и более любопытным. После того как Жуан, прихватив бутылку виски, заперся в своей комнате и они остались в главном зале втроем, он спросил: – Варвара, а что такого интересного тебе сказала Сивцова? Это как то касается дома? – Нет. – Она заправила за ухо прядь волос, рукав кофты задрался, обнажая похожий на след от ожога уродливый шрам. – Это касается только меня. – И ты с нами не поделишься? – не унимался Эйнштейн. – Нет, это личное. – Да, ребята, невесело у вас здесь сегодня. – Эйнштейн порылся в рюкзаке, выложил на стол два мини диска: – Вот, это вам подарочки. – Что там? – спросил Влад, пряча диск в карман. – Ничего особенного, медитативная музыка. Открывает информационные каналы, помогает вспомнить. – Что вспомнить? Лично я ничего не забывал. – Влад потер подбородок. – Ну, если ничего не забывал, можешь просто послушать на досуге. Музыка красивая. – Эйнштейн, – Варя отодвинула от себя диск, – как умер Поклонский? – А вы разве не в курсе? – Эйнштейн удивленно нахмурился. – Нет, мы не в курсе. – Леонид Владимирович сломал позвоночник. Он прожил еще несколько дней после травмы. Этого времени хватило, чтобы составить завещание. – А как он сломал позвоночник? – включился в разговор Влад. – Упал с лестницы. – С той самой? – Да, с той самой, но в данном случае все объяснимо. Леонид Владимирович был слепым, для незрячего человека спуск с лестницы может стать фатальным. – Следствие проводилось? – Разумеется. Все чисто, никакого криминала, несчастный случай. – А какое отношение ты лично имел к Поклонскому? – спросила Варя. – Я? – Эйнштейн улыбнулся. – Я был его глазами. Видали, какая в доме библиотека? Я приходил по утрам, читал ему свежую прессу, помогал разобраться с почтой, пару часов до обеда читал вслух какую нибудь из его любимых книг. – То есть ты был его правой рукой и доверенным лицом? – уточнил Влад. – Выходит, что так. – В таком случае почему он оставил наследство не тебе, человеку, скрасившему его последние дни, а нам? – Тебе кажется это подозрительным? – Эйнштейн понимающе улыбнулся. – Да, я не получил наследства, но Леонид Владимирович меня не обидел. Еще при жизни он открыл счет на мое имя. Там весьма приличная сумма, поверьте мне. Хватит на безбедную старость, еще и детям останется. Но даже не это главное. Я был не просто его правой рукой, я был его единомышленником. Леонида Владимировича всегда интересовала история и, в частности, история потомков Себастьяна Гуано. – Почему? – насторожился Влад. – Почему? – Эйнштейн развел руками. – А ты можешь сказать, почему пишешь музыку? Ты просто делаешь то, что тебе нравится, и получаешь от этого удовлетворение. Вот и Поклонский любил копаться в прошлом. Что тут странного? Он восстановил этот дом, собрал под его крышей всех ныне живущих потомков Себастьяна и Барбары. Он думал, что это успокоит мятущиеся души и дом наконец то обретет покой. – Похоже, его благая задумка не удалась, – сказал Влад зло. – Все мы совершаем ошибки. – Эйнштейн встал, забросил на плечо рюкзак. – Ладно, мне пора. Увидимся завтра, если, конечно, никто из вас не будет против. – Приезжай, – решила за них обоих Варя. * * * Марк Сигизмундович оказался прав, когда говорил, что существуют места с дурной энергетикой. У этого дома была плохая аура – Варя чувствовала это каждой клеточкой своего тела. Дом стоял на пограничье. Здесь грань между прошлым и настоящим была необычайно тонкой, а временами рвалась, и тогда на волю вырывались призраки из далекого прошлого. Сегодня Варя убедилась в этом окончательно. Ей помогла Сивцова. Одной единственной фразы хватило, чтобы запрятанные в потаенных уголках души страхи вернулись. Сивцова сказала: «Да, ты была права: на ней не парадное платье, на ней лохмотья. И медальона нет… зато есть… когти. Мне вас жалко – она не остановится…» Эйнштейн ушел, и они с Вороном остались вдвоем. – Выпьешь? – Он протянул ей банку пива. – Не хочу. – Варя мотнула головой, сказала упавшим до шепота голосом: – Мне кажется, будет лучше, если мы уедем из этого дома. – Кому лучше? Жуану? – Это плохое место, здесь погибают люди. – Только Поклонский, да и то по неосторожности. – А Сивцова? – Несчастный случай. – Это не было несчастным случаем. – Тогда что, по твоему, это было? Когда Юлька вышла в холл, мы все оставались за столом. Никто из нас не мог столкнуть ее с лестницы. – Там была Барбара! – Барбара?! – Он поперхнулся пивом, закашлялся. – Я вижу, не одному Эйнштейну нравятся эти байки про призраков. – Это не байки!