– Так было всегда, из поколения в поколение. – И поэтому он избил тебя? – Он не хотел, просто так получилось. Я сама виновата, я пыталась с ним спорить, а спорить нельзя, особенно когда он такой… – Он бил тебя раньше? – Никогда! Он меня любит. Влад, не рассказывай никому, не надо. Со мной все будет хорошо. – А если не будет? Если он повторит? – Он не повторит. Он раскаивается. – Раскаивается? И поэтому его нет сейчас рядом с тобой? Варя, почему ты молчишь? Где твой отец? – Ушел… – В уголке ее рта родилась новая кровавая капля, а у Влада не было сил ее стереть. – Не говори никому. – Я не могу. Он и в самом деле не мог. Где гарантия, что, однажды сорвавшись, Варин отец не сорвется еще раз? Сейчас синяки и ушибы, а что будет потом? – Обещай! – потребовала она и попыталась встать. – Куда ты? – Пить хочу. – Сиди, я принесу. – Подожди, дай слово, что никому не расскажешь, – мольба в голосе, решимость во взгляде. – Где твой отец? – Не знаю, он ушел еще ночью. Влад, я жду. – Хорошо, я никому ничего не скажу. – Поклянись. – Варя, прекрати. – Поклянись! – Клянусь. – Надо попытаться переломать себя, ради Вари. – Теперь ты довольна? Она ничего не ответила, лишь молча кивнула. – Тогда я пошел за водой… Иногда данные обещания очень трудно сдержать. Влад убедился в этом меньше, чем через минуту. Когда он вернулся со стаканом воды, Варя лежала на полу без сознания… «Скорая» приехала быстро, всего через каких то десять минут, но Владу показалось, что прошла вечность. Он хотел перенести Варю на кровать, но испугался, что может навредить, и просто укрыл одеялом. В больнице он промаялся полдня. Сначала ждал, пока Варю осмотрит хирург, бородатый дядька в мятой, застиранной робе. Потом ждал, когда закончится экстренная операция и хоть кто нибудь объяснит ему, что происходит. Дождался он все того же бородатого хирурга. Хирург вышел в приемный покой, нашел в толпе посетителей Влада, кивком головы поманил за собой в ординаторскую. – Это ты ее? – спросил, усаживаясь за обшарпанный стол. – Я?.. Нет! – Влад мотнул головой. – Как она? – Тогда кто? – Врач проигнорировал вопрос, закурил вонючую сигарету. – Я не знаю, я нашел ее уже такой. – А чего ты к ней поперся? – Она не пришла на занятия, я забеспокоился. – Забеспокоился до такой степени, что не дождался конца уроков? Влад сунул руки в карманы брюк, повторил упрямо: – Что с Варей? – А ты ей кто, родственник? – Врач курил, разгонял рукой ядовитый дым и хмурился. – Я ее друг. – Значит, друг. Ну ладно, друг, слушай. Сотрясение головного мозга – раз, – он загнул желтый от никотина указательный палец. – Ушиб грудной клетки – два, разрыв селезенки и кровотечение в брюшную полость – три. Если бы ты начал беспокоиться чуток позже, девочка бы умерла. Ну и как, ты в самом деле не знаешь, кто ее едва не убил?.. * * * В комнату залетела галка, и тетя Тоня полчаса не могла ее выгнать. Птица в доме – это не к добру, вспомнилась старая примета. Птица в доме – к покойнику. Варя сильно, до боли в глазах, зажмурилась. Эти четыре недели она жила как в аду. Сначала несколько дней барахталась в вязком болоте боли и безвременья, а потом, когда выплыла, оказалась в аду. Влад обманул. Она ему доверилась, а он ее предал – рассказал следователю про ее отца. Влад приходил к ней в больницу каждый день, пытался что то объяснить, но она не хотела слушать. Разве можно объяснить предательство? Можно ли такое простить? Отца теперь все считают преступником и садистом. Хуже того, его объявили сумасшедшим и держат в психбольнице, в палате с мягкими стенами и решетками на окнах, точно он и не человек вовсе, а животное. Варя с тетей Тоней навещали его однажды. Одного раза хватило, чтобы у тети Тони случился сердечный приступ, а Варя окончательно уверилась, что попала в ад. Отец не был похож на себя прежнего. Он вообще не был похож на человека. Пустой взгляд, трясущиеся руки и струйка слюны, стекающая по подбородку на полосатую больничную пижаму. И все это из за нее и Ворона. Пусть все: врачи, учителя и следователи – в один голос твердили, что Ворон поступил правильно, что, если бы не он, она бы умерла, Варя продолжала его ненавидеть, и ненависть эта с каждым днем становилась все сильнее, она подогревалась воспоминаниями об отце, потерявшем человеческий облик, заточенном в клетку с мягкими стенами. Пусть бы она умерла, но, возможно, отец не стал бы таким… ненастоящим, не называл бы ее маминым именем и не плакал бы, как ребенок… А врач сказал, что так даже лучше, что если судебно психиатрическая экспертиза признает отца невменяемым, то он избежит уголовного преследования. А что это изменит? Вместо тюремной камеры у него будет комната с мягкими стенами?.. Тетя Тоня пыталась ее успокоить, уговаривала, увещевала. Тетя Тоня думала, что папу еще можно вылечить, и получится не доводить дело до суда, надо только проконсультироваться с хорошим адвокатом, но Варя твердо знала две вещи: во первых, тетя Тоня не верит, что отец поправится, а во вторых, она так же, как и остальные, считает его виноватым. Ворон продолжал приходить каждый день: сначала в больницу, потом домой, никак не мог понять, что все кончено, что она не может его больше видеть. Варя кричала, говорила ему страшные вещи, а он все равно приходил: вечером усаживался на ступеньках ее крыльца и уходил только ночью. Она испытывала его терпение, наказывала за предательство ненавистью, каждое утро начинала с того, что выкорчевывала из души малейшие ростки любви и жалости. В ее жизни больше нет места Владу Воронину. Он сдался в конце третьей недели, сказал с мрачной решимостью: – Хорошо, Варя, я оставлю тебя в покое. Он ушел, и она впервые за эти дни расплакалась: хоронить первую любовь было больно. А в конце четвертой недели к ней в комнату залетела галка – вестница чьей то скорой смерти. Варя вернулась к занятиям через месяц. Одноклассники встретили ее появление настороженно, только Сивцова позволила себе презрительную улыбку. Ворон в ее сторону даже не смотрел. Он же обещал оставить ее в покое. Вот держит слово… По большому счету, Варе было плевать и на косые взгляды, и на шушуканье за спиной, и на неприкрытую жалость учителей. Она жила как во сне, равнодушно перебиралась из ночного кошмара в дневной. Ночью ее мучила Черная дама, днем Ворон… Ворон изменился, точно случившееся месяц назад сломало в нем какую то маленькую, но жизненно важную детальку. Нет, внешне он оставался прежним, рассудительным и невозмутимым. Просто из глаз исчез блеск, и улыбался он теперь механической, равнодушной улыбкой. Он больше не реагировал как раньше, остро и незамедлительно, на малейший недобрый взгляд в ее сторону, он вообще на нее не смотрел. Он оставил ее в покое, и, как только остальные это поняли, началась травля. Не явная, выступать в открытую ее обидчики пока еще опасались, а так, по мелочам: гадкая надпись на заборе ее дома, дохлая крыса в сумке с учебниками, россыпь битого стекла в сменной обуви – сущие пустяки, не заслуживающие внимания… В тот день тетя Тоня пришла встречать Варю к школе, лицо у нее было таким, точно она чего то очень сильно боялась и так же сильно старалась скрыть свой страх. – Что то с отцом? – спросила Варя упавшим до едва различимого шепота голосом. – Детка, он сбежал. – Тетя Тоня всхлипнула, торопливо вытерла глаза носовым платком. – На прогулке санитары недосмотрели, и он ушел. Говорят, перелез через стену. Сумка вдруг стала тяжелой, пальцы разжались… – Варенька, ты только не бойся, все будет хорошо. – Тетя торопливо собрала рассыпавшиеся по дорожке учебники. – Его найдут, он не сможет сделать тебе ничего плохого. Варя молча кивнула. Она знала, что папа не сделает ей ничего плохого, она боялась, что он сможет навредить себе. Ночь они с тетей Тоней провели без сна, закрыв окна и забаррикадировав двери. Ждали, что отец вернется. Он не пришел, а на следующий день по городу поползли слухи, что из психушки сбежал опасный маньяк… Это случилось на пятый день после исчезновения отца. Учитель начальной военной подготовки, энтузиаст и самодур, каких поискать, объявил суточные сборы. Его не останавливало ни то, что сборы приходятся на выходной день, ни то, что у одиннадцатых классов впереди выпускные экзамены и им наверняка есть чем заняться, помимо НВП. «Сборы в семь утра на школьном дворе! Явка обязательна. Уважительной причиной считается только смерть. Защитники отечества должны быть готовы к форс мажорным обстоятельствам!» Одноклассники возмущались, кое кто даже пытался спорить, а Варе было все равно. Просто стационарный ад станет выездным, только и всего… Непосредственно сборы заняли первую половину дня, а дальше каждый из них был предоставлен самому себе. Хочешь – купайся, хочешь – загорай, а хочешь – пой песни под гитару. Красота и походная романтика. Варя поспешила уединиться сразу после окончания муштры, отошла подальше, уселась на старой коряге, опустила босые ноги в прохладную озерную воду. В голове было пусто и гулко, ни одной связной мысли. Это, наверное, из за бессонницы: чтобы свести ночные кошмары к минимуму, она и спать старалась по минимуму, всего по нескольку часов. От кошмаров это не спасало, зато полуоглушенное состояние помогало пережить день. Наверное, Варя все таки задремала, потому что не заметила, как на бревне рядом с ней оказалась Сивцова. – А я твоего батяню только что видела, – сказала она, не глядя в Варину сторону. – Высокий, худой, в уродской полосатой пижаме. – Где?! – Сивцовой нельзя было верить и уж тем более доверять, но эта «полосатая пижама»… Откуда она могла знать?.. – Может, лучше сразу вызвать ментов? – Сивцова закурила, хлопнула по воде ладошкой. – Не надо ментов, где ты его видела?