Лидина история была простой и счастливой. Через год-другой после войны её направили сюда работать переводчицей в торгпредстве. Местный деловой человек влюбился в неё, стал ухаживать. Лида ответила взаимностью. Она уже десять лет, как замужем. Родила четверых детей и ещё воспитывает двоих ребятишек – сыновей мужа от первого брака. Не работает: когда? Но занимается медитацией и всякими восточными духовными практиками: тут это нынче входит в моду среди европейцев. Муж не препятствует её увлечениям, живут хорошо, дружно. – Таська, поедем ко мне в гости! Посмотришь, как я живу, познакомишься с мужем, с малышнёй. Нас предостерегали, чтобы ни в коем случае не принимали приглашений от местных: вдруг провокация? Отказывать тоже не надо: надо познакомить с главой делегации – и пусть он решает. Но Лида – своя, советская, родная подружка, тем более – бывший сотрудник торгпредства. – Я сейчас предупрежу… О любых отлучках надо предупреждать сопровождающего или, опять же, руководителя делегации. – Не трать время: я уже договорилась. Я же первая тебя углядела! Прогулка по саду продлится ещё часа два-три. А мы с тобой обернёмся за час. Довезу тебя туда и обратно. Таська, я же на машине! Я вожу автомобиль, представляешь?! Правду говорят: пока в другой стране не побываешь в гостях у обычных людей, страны не узнаешь! Дом, в котором у Лиды с мужем была квартира, стоял на пересечении двух каналов, прямо над водой. Дом – чистый, квартиры – просторные, многокомнатные – признак достатка семьи. Каждый этаж опоясан широкой открытой галереей. В каждой комнате – огромные окна от пола до потолка, завешанные только лёгким тюлем, а к сводам галереи крепились свёрнутые циновки. Но ими, наверное, редко пользовались: угол дома выходил на элитную северную сторону. С канала веяло свежестью. В квартире, почти свободной от мебели, было чисто, просторно и, по здешним меркам, прохладно, ветер играл с белыми занавесками. Смутно помню, как познакомилась с Лидиным мужем. Средних лет, худощавый, с необычным разрезом глаз и золотисто-коричневым цветом кожи, как все местные, и, как все местные, небольшого роста. Он был в костюме и пёстрой рубашке без галстука. Едва поприветствовав меня и выпив с нами чаю, он деликатно устранился из общения. Под ногами шумно резвилась ребятня, казалось, что одновременно – во всех помещениях большой квартиры. Но Лида замечательно и без напряжения управляла ватагой. Ребята продолжали играть и не замечали, что ими руководят. Мы с Лидой устроились на полу, на циновке посреди одной из комнат. Я и не заметила, как ноги сами собой сложились лотосом. Я слушала рассказы Лиды о её жизни в этом необычном уголке мира, о детях, о том, как устроен быт, и об отношениях с соседями. Лида рассказала, что за детьми иногда присматривает няня, и освободившееся время она посвящает очень интересным занятиям: осваивает разные восточные ментальные практики. Лида ходила на групповые занятия медитацией и – единственная европейка! – получила диплом мастера и право обучать других. Изучает тайскую традиционную медицину. Занимается индивидуально с мастером, который учит её очень необычным вещам: например, перемещать предметы, не прикасаясь к ним физически. Каждое слово подруги было мне безмерно интересно: начиная от истории о продуктовом рынке, плавучие палатки которого расположены на воде, и куда надо плыть на лодке по каналам – и заканчивая огнём, который можно зажечь по щелчку пальцев одной силой мысли. Но, слушая в оба уха, я не переставала заливаться слезами. Над всем происходившим доминировала одна мысль: я вижу Лиду последний раз в жизни. Едва обретя единственную свою подругу после тринадцати лет разлуки, ровно через час я потеряю её навсегда, потому что не представится же второго случая приехать в эту далёкую страну. А сама Лида, раз уж приняла гражданство этой страны, вряд ли вернётся в Советский Союз, так и проживёт на чужбине до скончания века. Я попросила Лиду не обращать внимания на мои сопли, чтобы не терять драгоценного времени. Подруга, прекрасно понимая, что со мной творится, сама оставалась спокойной. Поила меня зелёным чаем, говорила легко и весело и сама с интересом меня расспрашивала. Прошёл условленный час или чуть меньше. Лида вытащила припрятанный в одежде квадратик писчей бумаги и молча положила передо мной на пол. Я взяла в руки листок и автоматически стала разглядывать сделанный на нём от руки незатейливый рисунок: криво собранные вместе две линии и кружок – будто ребёнок, играя, нацарапал и бросил. Она не прикоснулась к моей голове, даже рук не подняла. Мир вокруг остался прежним, но я стала другой. Подруга пристально и в то же время отрешённо вглядывалась в меня. Я посмотрела ей в глаза и ответила на незаданный вопрос: – Да, сработало. Здравствуй, Лидок! Лида просияла: её последние сомнения развеялись. – Сработало! Здравствуй, подруженька! Мы, не сговариваясь, вскочили на ноги, крепко обнялись, расцеловались. Тут уж и Лида расплакалась. Впрочем, времени на сантименты у нас оставалось мало. – Тася, можешь прочитать мои мысли? Я не знала, как и подступиться к задаче, которую привыкла решать, не задумываясь и не анализируя. После бесплодных попыток пришлось с сожалением помотать головой. – Жалко, но, в общем, я этого ожидала. Лида наклонилась ко мне и прошептала так тихо, чтобы только я могла её услышать: – Тебе ещё долго придётся восстанавливаться. Главное, что ты сама очнулась. Заметила? Я даже рук не подняла! Хватило символа. Но он всё-таки слишком поторопил меня. Давай! Лида протянула руку, я вернула ей бумажку. Лида тут же подожгла её и бросила в курительницу для благовоний, а мне подала платок и зеркало. – Прихорашивайся и скоренько идём гулять! – Уже время? – с сожалением спросила я. Лида выразительно обвела глазами стены и потолок своей комнаты для медитаций и сказала значительно: – Нам надо успеть погулять! Садясь в машину, Лида приложила палец к губам, и я, предоставленная самой себе, всю дорогу старалась сделать что-нибудь из того, что умела прежде. Ничего! Мы приехали в тот же сад, откуда Лида забрала меня, но с другой стороны. Хотя и небольшой, он был так разнообразен, что, не зная географии города, я не сразу поняла, как близко нахожусь от делегации. Моё возвращение со стороны должно было выглядеть совершенно невинно: всего лишь немного заблудилась и не сразу нашла дорогу к своим. Едва мы оказались на уединённой аллее, Лида, опередив меня, спросила: – Женька не появлялась? У меня тревожно ёкнуло сердце. – Нет. А разве вы с ней… – Она выходила на связь со мной в последний раз осенью сорок пятого. Просила не волноваться и обещала выйти из-под экрана через год-другой. Но так и не появилась. Я до сих пор иногда пытаюсь нащупать её – и ничего не чувствую. Пустота. Тась, если её нет в живых… Попробуй ты, вдруг получится? Я позвала изо всех сил, но ничего не произошло. Мы с Лидой обе не знали, грешить ли на упадок моих способностей или радоваться, что подруга пребывает на этом свете. – Тась, когда восстановишься окончательно, попробуй опять, ладно? Мне про всех наших хотелось расспросить, но Лида, кусая губы, поглядывала на часы. Она торопливо завела речь о том, что хотела обязательно успеть сказать: – Таськ, наша встреча вышла не совсем так, как я планировала. Я, конечно, очень соскучилась по тебе, но нужно было ждать ещё. Ещё бы годик, и ты восстановилась бы полностью, тебе и символ не понадобился бы. Маргарита Андреевна выполнила обещание. Я ахнула и, не в силах произнести ни слова, во все глаза уставилась на подругу, ожидая продолжения. – Мы не общались много лет: она тоже засекречена, – торопливо сообщила Лида то, о чём я всё равно спрошу. – Как я предполагаю, занимается розыском документов и артефактов «Аненербе», которые были вывезены за границу или спрятаны. Мне передали короткое письмо от неё. Она нашла твоих колдунов… Жаркий тропический воздух касался моих ледяных рук, но не согревал их. – Они тогда, в сорок четвёртом, проткнули голову твоей кукле, чтобы остановить тебя. Двоих Маргарита Андреевна уговорила добровольно снять проклятие. Но Линденброк не согласилась. Тогда Маргарита Андреевна направила на неё очень сильный поток. А в Линденброк сидела какая-то сущность – мощное подселение. Её закорёжило… Лида приостановилась, видно прикидывая, не травмирует ли меня правда и не стоит ли её смягчить. Но логика уже подсказала мне окончание истории. – Линденброк покончила с собой? – Да, в припадке. Маргарита Андреевна ждала, что подселение выскочит, и не успела остановить. Ей пришлось самой вынуть спицу из куклы. – Это ей повредило? – Нет. Она написала: из-за этого у тебя травма, нанесённая спицей, будет гораздо дольше залечиваться, чем хотелось бы. Я молча кивнула, а Лида продолжила: – С шефом я договорилась ещё перед внедрением, что дам знать, когда мы с тобой будем готовы. Но теперь он поторопил меня. Я не имела возможности настаивать на своём… Потом скажу почему. Я боюсь, что нервные связи ещё неустойчивы и ты снова впадёшь в забытьё. Но это не самое страшное. Главное, что символ работает. Тебе в Москве отдадут его – будешь на него медитировать, сколько понадобится. Обратно в забытьё не хотелось, но, в общем, я привыкла. Главное, что появился способ выкарабкаться – способ, который я смогу применить самостоятельно. – Так чего проще: сейчас сама себе нарисую для памяти… – Не надо рисковать: мало ли что в дороге. Верно. Если я случайно потеряю листок и он попадёт на глаза постороннему человеку, может случиться много непоправимого: символ слишком сильно заряжен и слишком легко открывает пространства. – Дома получишь, приколешь над кроватью и будешь медитировать. Главное – не забывай запирать дверь! – Ты меня программируешь? Лида приостановилась – будто споткнулась, сильно переменилась в лице, и я увидела в глазах подруги слёзы. – Слава богу! – сказала она сдавленно. – Таська, твоя резистентность к внушению проснулась! Конечно, программирую, родная… Я молчала, не решив, как отреагировать, а Лида добавила: – Вот и снова программирую. Я это делаю всё время, каждой фразой, каждым жестом. Со всеми, даже с детьми. Особенно с детьми. Это стало частью натуры, я уже не могу иначе. – Как часто не срабатывает? – заинтересовалась я. – Заметила ты первая. Но оно всё равно сработает. – Подруга, имей совесть: это ведь тоже программа! – Ага! Лида радостно рассмеялась. Потом она добавила серьёзно: