Победа принесла Таське личное счастье в виде любимого мужчины. Подружка преобразилась и расцвела, а Лида поверила, что та пошла на поправку, что скоро её жизнь окончательно наладится. Лида тем сильнее хотела верить в это, что настал её черёд сдавать государственные экзамены и готовиться в дальнюю дорогу. Тем временем Таськино счастье обернулось новой бедой. Зато Лида нащупала дорожку к её сознанию, сумела хотя бы ненадолго найти и вернуть к жизни Тасю настоящую! Теперь Лида не отступит. В какую даль ни занесла бы судьба, она издалека сделает всё возможное, чтобы восстановить память и сознание подруги в полном объёме!.. Добившись от Кирилла Сергеевича всего необходимого, Лида отправилась к человеку, который в последние годы был её главным наставником и настоящим руководителем. – У меня к вам очень серьёзная просьба. Она касается Таисии. То, о чём я прошу, трудно будет осуществить, но я уверена, что вы поймёте, как это важно для неё. Да и для нас! Этого человека, в отличие от Кирюши, она глубоко уважала – и как личность, и как профессионала, и как начальника. И всё же позволила себе говорить с ним решительно и нагло – как будто сама имела право командовать. И он поддался. Этот профессионал высшего уровня поддался! Он спросил: – Что нужно сделать для Таисии? Не «что вы хотите?», не «чем я могу помочь?». Внутренне он уже приготовился сделать всё, что в его власти, и чуть больше! – Спустя время… долгое – вероятно, несколько лет – нужно будет организовать мне встречу с Тасей. На этой встрече я постараюсь вернуть ей сознание в полном объёме. Она сможет вспомнить свою прежнюю жизнь без риска сойти с ума, она вернётся к полноценной жизни. Надеюсь, что и к работе. Я дам сигнал, когда буду уверена, что пора. – Хорошо, что вы не опустили рук, Лида! На вас вся надежда. Постарайтесь! И давайте обсудим, какие варианты обеспечения вашей встречи вы предлагаете. Есть! Получилось. Через долгие годы он или его преемник устроит подругам встречу по команде от Лидии. Лида без зазрения совести применила новейший метод гипноза: внушение делается не прямо, а незаметно встраивается в обычную беседу. Дополнительно она врубила хороший энергетический поток. Метод непрямого внушения не освоил ещё и сам Михаил Маркович, хотя реферативное переложение соответствующих американских публикаций брал в секретной библиотеке прямо перед Лидой. А у неё, что называется, пошло. И всё-таки одним гипнозом, без ключа, она не расколола бы железного профессионала. Но, на удачу, ключ у неё был! Не было бы счастья, да несчастье помогло. Наблюдательность, плюс догадливость, плюс чтение мыслей с беззастенчивым взломом непрофессионально поставленных экранов – в результате Лида знает, что этот человек готов заботиться о Таське, как о родной, да и о самой Лиде, и о Женьке. Он считает себя ответственным за то, что девчонки слишком рано «осиротели». Как всякий человек, наделённый совестью, он преувеличивает собственную роль в преждевременной смерти друга. Лида могла бы поговорить с ним с глазу на глаз и снять большую часть груза с его души. Но такая благотворительность противоречила её собственным интересам, а в первую очередь – интересам Таси… Лида с удивлением сознавала, что за годы спецподготовки стала расчётлива и цинична. Может, это наносное, чуждое её натуре? Нет. Спецподготовка – штука тонкая. Она не насилует натуру, а проявляет дремавшие возможности и склонности. Этот человек сам учил её действовать решительно и безжалостно, если есть высокая цель. А чтобы совесть была спокойна, всегда оставлять тому, с кем играешь, свободный выбор. Всегда! Можешь надавить на все слабые места – оптом и в розницу, – но не насилуй. Пусть у человека всегда остаётся шанс обратить свою слабость в силу. Даже гипноз человек способен преодолеть, если у него есть твёрдые убеждения или сильные чувства, противоречащие содержанию внушения… Правда, её учили быть жёсткой и хитрой с врагом. А со своими надо оставаться собой – быть доброй, быть искренней, сочувствовать, понимать и заботиться – одним словом, любить. Лида и любила! Только новому шефу не повезло: бывшего она любила больше, а Таська больше нуждалась в её заботе. – Тасенька, я скажу тебе сейчас одну вещь. Это сложная ситуация. Но мы её переживём. Я уже знаю, что нужно делать. Она тянула, стараясь подготовить меня, а я уже догадывалась, что она хочет сказать, но ещё надеялась, что ошибаюсь. – Я уезжаю. Надолго. Я пришла в последний раз. Но буду лечить тебя на расстоянии. Я продумала систему… Сердце оборвалось, а сознание продолжало балансировать на самом краю бездонной пропасти отчаяния. Только благодаря тому, что находилась в мощном потоке, я выдержала удар. И хотя для меня так называемый «отъезд» Лиды – катастрофа, для неё это – хорошо и правильно. Наконец-то она займётся в полную силу тем, к чему так долго готовилась! Мне ли не знать, какое это счастье – несмотря на все опасности и тяжкий труд?! – Я поняла, Лидок. Удачи тебе! Пусть у тебя всё получается! – Спасибо, родная. Могла ли Лида отказаться? Безусловно. Это – всегда добровольно. Но отказаться от этого – значит отказаться от своей судьбы. – На расстоянии я больше не смогу возвращать тебя. Но я буду тебя лечить. Лида торопилась: её силы стремительно таяли. В прошлый раз она сумела продержать меня гораздо дольше. Значит, не успела восстановиться. Мало проку, если она будет возвращать меня раз в месяц минут на пятнадцать, а всё остальное время не сможет и рук поднять, чтобы заставить рассечённые нейронные связи прорасти. Если они не восстановятся, всё моё существование – моё настоящее существование! – будет полностью зависеть от подруги. Как ни больно признавать, но это – не дело. Я обязана отпустить её. Тем более что о самом главном мы уже успели условиться: Лида посоветуется с нашими учителями и попросит их помочь снять с меня проклятие колдунов. Сегодня Лида вторично соединила разлучённые части моего мозга огненным мостом, я первым делом рассказала ей, о чём поведал мне наш бывший руководитель. Все силы Лиды уходили на то, чтобы удерживать мост, а у меня собственных сил не было. Мы постарались хоть что-то прояснить, но время нашей совместной работы быстро истекло. – Тася, слушай внимательно. Два раза в неделю у нас с тобой сеанс связи. В девять часов вечера для тебя – не рано? – Я подстроюсь. Лишь бы тебе удобно… – Я рассчитала. Оптимально. Один сеанс – основной, другой – подстраховочный. Чтобы в общей сложности получалось не реже раза в неделю. Эти два часа в неделю твоя задача – сама понимаешь какая. Конечно. Остаться одной, в покое, не занимать ничем мысли, руки-ноги не скрещивать. Только я это сейчас понимаю, но спустя пять минут огненный обруч Лидиных рук погаснет, и я забуду наш разговор напрочь. – Чтобы ты помнила, я сделаю тебе маленькое внушение. Потом… Тася, прости… – Одним больше, одним меньше… – Я вздохнула. Даже от любящей подруги, которая ради меня же старается, принимать лишние внушения в свою бедную, пустую голову не хотелось. – Таськ, надо!.. Ну хорошо. Давай сама. Пока я держу ещё. Давай, только быстрее! – Мне бы ключ, – сказала я растерянно, лихорадочно подбирая формулу. – Вот. Я всё равно собиралась тебе отдать. Ой, не сейчас. Потом сниму с руки. Возьмёшь мои часики, хорошо? Ещё бы! Прекрасно! Идеальное напоминание и о Лиде, и обо всём, что скрыто теперь от моего повседневного сознания, и об условленном времени. – Включи в формулу: носить не снимая! – Лид, а если встанут? Как я их отдам в починку?! Но, в конце концов, мы быстро сочинили ёмкую формулу. – Я потом ещё раз повторю её тебе, – обещала подруга. – Таська, ты вернёшься! Её руки бессильно соскользнули с моей головы. Я ожидала, что снова, как в первый раз, переходя к сумеречному существованию, попаду в пространство между мирами и встречу там кого-нибудь из близких и дорогих мне людей. Однако тёмное забытьё незаметно и стремительно поглотило сознание… И стало оно частично рассеиваться лишь на один час в неделю. Час, когда я, вернувшись с работы, поужинав уже и уютно устроившись в своей комнате на диване с книгой, внезапно смотрела на свои маленькие наручные часы, откладывала книгу, гасила свет – и открывалась навстречу невесть откуда возникавшему радостному чувству полноты и осмысленности жизни. За окном мерцали ночные фонари или догорали отблески позднего летнего заката, качало ветвями дерево, стучали шаги редких прохожих, порой нарастал и исчезал гул автомобильного мотора, в открытую форточку врывался прохладный воздух, перемешанный с запахами листвы и бензина. Спустя час такого молчаливого, неподвижного отдыха я чувствовала прилив сил и обнаруживала необычайную ясность мысли… Часть девятая Хроники пленённой памяти Такой шумной и людной, какой она стала сразу после войны, я не видела Москву прежде. Откуда ни возьмись появилось огромное количество детей всех возрастов, но особенно – малышей. В выходной, бывало, все лавочки на бульваре заняты: мамаши с колясками присели отдохнуть и поболтать. Карапузы, как горох, горстками сыплются под ногами, ковыляя по своим детским делам, машут лопатками, сражаются на воздушных шариках. И детский смех, и ор, и неразборчивый лепет малышни между собой, и звонкие «Почему?», «Не хочу!», счастливые лица матерей, и самозабвенное участие в детских забавах отцов – всё создавало праздничную атмосферу, приподнятое настроение. Как апрельская капель служит верной приметой весны, так звон детворы казался приметой мирной жизни, которая, после всех перенесённых тягот и страданий, будет – и уже становится – по-новому счастливой. Гомон бульваров контрастировал с сонной тишиной переулков, и было хорошо переходить от одного состояния к другому и наоборот, а иной раз – окунаться в совершенно иной ритм и симфонический размах проспектов и площадей. Но и тут свою звонкую мелодию выводили детские голоса. Моё внимание почему-то особенно привлекла из тысяч одна красивая парочка: всегда нарядная, интересная, весёлая и спокойная мама с хорошенькой малышкой. Я часто встречала их то у нас в переулках, то на Гоголевском бульваре. Крошечная девчушка, видимо, родилась весной сорок шестого, то есть была настоящим ребёнком Победы. Черноглазая, живая, требовательная. Чем дальше, тем больше я находила в этой незнакомой девочке черт, казавшихся необъяснимо знакомыми: упрямство, настойчивость, решительность, неподражаемая способность задирать нос, как будто она лучше всех. Кого напоминает мне этот чужой ребёнок, я не смогла бы сказать даже примерно, а из собственного детства всплывало странное, полузабытое словечко «пыня»… Переулок был почти пуст: голуби, воробьи, весеннее солнце да идущая навстречу пара – офицер об руку с молодой женщиной. На женщине было эффектное светлое платье со вшитым широким поясом и летящей юбкой. Красивая пара: оба – стройные, спортивного сложения. Женщина шла знакомой лёгкой и гордой походкой – та самая мама маленькой черноглазой девочки, за которой я порой робко наблюдаю со стороны! А вот её мужа я увидела впервые. На кителе издали выделялся среди других наград орден Красной Звезды. Судя по всему, пара возвращалась из гостей или с какого-то торжественного мероприятия. Они оживлённо беседовали, улыбаясь друг другу. У обоих в глазах – весёлые искорки. Или не впервые я увидела этого майора медицинской службы? Мы уже почти поравнялись, и я разглядела у его супруги приколотую к нарядному платью медаль «За оборону Москвы». Две пары глаз на миг встретились с моими. Мне досталось, словно брызг шампанского, их задорного веселья. Мы разминулись, и я услышала уже за спиной: – Знакомое лицо! Где-то я встречал эту девочку. – Где же, интересно? – насмешливо спросила женщина. – В Забайкалье? – предположил мужчина. – Ты не помнишь её? – Я прекрасно помню! Она живёт то ли в Малом Власьевском, то ли в Гагаринском. Каждый день ходим по одной улице. Забайкалье! Она, подняв руку, шутливо шлёпнула мужа по лбу. По идее, я не могла слышать разговор людей, с которыми только что разминулась, идя в противоположную сторону. Тем более не могла их видеть. Но я слышала и видела. Тогда я ещё очень слабо держала себя в руках и могла от случая к случаю поступать под влиянием внезапного внутреннего импульса, не сообразуясь с приличиями. Так и произошло на сей раз. Незаметно для самой себя я, как выяснилось, повернула и пошла вслед за супругами, не соображая, что делаю и зачем. – Всё, муженёк, хватит заглядываться на «забайкальских» девушек! У тебя законная жена рядом – и дочь! Она говорила с той спокойной иронией, на какую способны только женщины, знающие о своей неотразимой привлекательности. Слабые мужчины, услышав подобные интонации, взвиваются до потолка, а сильные, уверенные в себе так же спокойно отшучиваются. Доктор теснее прижал к себе локоть супруги, быстро наклонившись, что-то тихо-тихо проговорил и поцеловал ту в висок. Засмеявшись, она воскликнула: – Перестань: неловко!