Марк обнял Николь, одновременно утешая ее и пробуждая желание. С ним она чувствовала себя в безопасности и хотела, чтобы это длилось вечно. Вот бы закончилась эта война, подумала Николь, но насколько это возможно? Она вздохнула и прижалась к Марку, вдыхая аромат сигарет и солоноватой кожи. * * * Еще несколько месяцев беременность Николь была почти незаметна. Аодай и широкая шаль скрывали небольшой животик. Николь стала медлительной и проводила много времени наверху, читая книги и стараясь не думать о том, что будет, если в один прекрасный день Марк не придет. Она просыпалась среди ночи от страха. Как-то днем она наведалась в пекарню Ива и с огорчением увидела, что дом заколочен досками. На маленькой кухоньке в дальней части магазина Николь готовила простую вьетнамскую еду. Она вдруг полюбила пареный шпинат, которым они питались вместе с У Лан и ее матерью, а еще обожала доедать подгоревший на сковороде бурый рис. Однажды Николь захотелось привести в порядок небольшой садик во дворе за магазином. Марк, закатав рукава, помогал срывать высокие вьюнки, в то время как она подрезала жасмин и ароматные розы, царапая руки. Когда он спустился со стремянки с охапкой сорняков в руках, Николь вдруг отчетливо представила, что войны нет, что они простая семейная пара, которая ждет первого ребенка. – Надо научиться вязать, – улыбнулась она. – Не думал, что ты из тех, кто вяжет, – тоже улыбнулся он. – А я подумала, что именно поэтому ты меня любишь. Вокруг его глаз собрались морщинки, а глаза повеселели. – Не помню, чтобы я говорил такое. Он любил ее. Она знала. Правда, он ни разу не произнес этого вслух. – И насколько сильно ты меня «не любишь»? – Крайне, безумно, без меры… – До бесконечности, как говорила Лиза. – Можно и так. – Что ж, если я не могу вязать, тогда буду готовить. – Конечно, если ты любишь подгорелый рис… – Это несправедливо! Марк бросил сорняки на землю, нагнулся и страстно поцеловал Николь. Она ощутила всю силу его любви. – Отложим на время садоводство? – предложил он. После любовных утех они лежали в постели и следили за угасающим светом. Когда стемнело, Николь зажгла масляную лампу возле кровати и спросила Марка про его семью. – Нечего рассказывать, – проговорил он. – Моя мать была русской, ты это уже знаешь. – И поэтому ты знаешь язык? – Да. Она вовремя уехала из России, но всего лишилась и так и не смогла с этим смириться. – А как она умерла, могу я у тебя спросить? Марк покачал головой. – Это произошло после моего двенадцатилетия. – Марк замолчал. – Боюсь, она покончила с собой после того, как погиб новорожденный младенец… ее нашел я. – Бог ты мой! Какой ужас. Мне так жаль. – Она изо всех сил старалась сохранять рассудок, но не вышло. По правде говоря, она была очень страстной русской женщиной и любила широкие жесты. – Так суицид и был таким жестом? – Нет, дело не в этом. Иногда она становилась эмоциональной. Ей нравилось вылетать из комнаты, как ураган. Отец ее любил, но до конца не понимал. – Но ведь она потеряла обоих родителей. Должно быть, со смертью малыша что-то внутри ее сломалось. – Да. После ее смерти было тяжко. Отец замкнулся в себе. Я чувствовал себя одиноким. Из-под моих ног выбили почву. Я не понимал, кто я такой. Может, поэтому и берусь за подобную работу. Я могу быть кем угодно. Николь взяла его руку и положила к себе на живот. – Надеюсь, мы сможем хоть как-то восполнить твою утрату. – Я постараюсь сделать так, чтобы малыш никогда не прошел через подобное. – Мы будем счастливы. Этот ребенок все расставит по местам. Вот увидишь. – Николь, для меня это правда важно. Надеюсь, ты понимаешь. Он коснулся губами ее шеи, потом поцелуями проложил дорожку от уха до груди, пока она не оказалась вся в его власти. Марк прижался щекой к ее животу. – Что ты там слушаешь? – прошептала Николь. – Не мешай, это разговор двух умных людей. Она шутливо хлопнула его подушкой по голове. – Я устала, – сказала Николь. – Может, ты сам что-нибудь приготовишь? Марк засмеялся: – Пожалуй, обойдусь подгорелым рисом. Глава 30 Николь распахнула окна настежь. Она полюбила старый квартал с его пленительным ароматом жареного лука-шалота, узкими переулками, открытыми рынками, гвалтом торговцев, которые искушали вкусной едой. Она шла на поправку, но вскоре растущий живот мог стать проблемой. Улицы под этим ярко-голубым небом наполнялись ароматом карамели и пельменей, и Николь чувствовала себя безгранично счастливой. Когда в магазин ввалилась У Лан с двумя сумками продуктов, Николь с любопытством посмотрела на подругу. – Что там у тебя? – спросила Николь, следуя за У Лан на кухню. – Я научу тебя готовить по-вьетнамски по-настоящему. Твой шпинат на пару не слишком сытный, не говоря уж о том, что он делает с маминым пищеварением. Приготовим второй ужин. – С чего начнем? – улыбнулась Николь. – С разбора сумок. Сперва она достала красный и зеленый латук, потом огромный пучок кориандра, немного сельдерея и другой зелени. – Лимонный аромат, – принюхалась Николь. – Посмотри во второй сумке. Николь открыла ее. – Домашняя белая вермишель. Так что мы будем готовить? – Бун ча. Но ты пропустила самый важный ингредиент. Свинину. Мы нарежем салат, сделаем бульон и обжарим свинину на углях во дворе. Они занимались готовкой в приятной тишине. Николь нарезала овощи, пока У Лан варила бульон. Когда принялись за обжарку, воздух наполнился насыщенным сладковатым ароматом свинины. У Николь потекли слюнки, и У Лан наконец опустила мясо в бульон. – Готово. Давай уже есть. – Подруга поставила перед Николь три миски – с лапшой, мясом и бульоном и нарезанной зеленью. Николь последовала примеру У Лан, которая взяла салата, потом лапши, опустила все это в бульон и подхватила кусочек мяса. – Очень вкусно, – сказала Николь, отправляя в рот вторую порцию. – Спасибо тебе. То, что было мне нужно. В следующий раз попробую приготовить бун ча сама.