Она растерянно заморгала: – А как же симпатия или дружба? – Это не должно вставать на пути. Николь подняла камушек и бросила его в дерево. Она не ожидала, что будет так тосковать, а Чан станет вести себя холодно. – Как только мы выиграем войну, – сказал он, – все изменится. У меня будет должное положение в партии, и я смогу жениться. – Странный способ делать предложение. – Недостаточно романтично для тебя? – Чан заулыбался. Николь пожала плечами. Чан ей нравился, но о браке она не думала, особенно с ним. Вспомнилась фотография Марка в кошеле. – Запомни, тебе следует выражать смирение, – наставлял ее Чан. – Будь бдительной. Уважай возраст, мудрость и общественное положение. Также помни, что к незнакомцам лучше всегда обращаться «ong» или «дедушка». – Я знаю, что это значит, – разозлилась Николь. Она взглянула на орхидеи, приютившиеся на стволе соседнего дерева, и прислушалась к пению птиц. Все будет в порядке. Обязательно. А как иначе? Она не сказала Чану, что соскучилась по дому. – Встречным кланяйся и улыбайся. Если тебя спросят, как дела, скажи: «Tôi kho’e. Cám o’n. Còn ban». И больше ничего. Что бы ты ни делала, отвечай спокойно. Никто не будет раскрывать истинные чувства, и тебе не стоит. – А еще, как женщине, мне следует вести себя скромно. – Именно. – Похоже, он не заметил сарказма в ее голосе. Вдоль стены дворика рос жасмин, и от сладкого аромата Николь чихнула. Потом прильнула к Чану. Утреннее солнце поблескивало среди облаков, возвращая Николь надежду. Девушка впитывала тепло и думала о том, что лучше плыть по течению, куда бы оно ее ни принесло. – А кто этот человек с ножом? – Зыонг? Насчет него не переживай. Настроение Николь улучшилось, когда женщина из деревни принесла горшок риса и салат из свежей зеленой папайи и маринованных овощей. – Хороший знак. Если нас кормят, значит мы скоро уедем, – сказал Чан. – Возможно, нам придется несколько дней голодать. – Поездка будет такой тяжелой? – Да. Ты привыкнешь обходиться без роскоши. Сердце Николь защемило, когда она подумала о переезде семьи из Хюэ в Ханой. Тот момент был поворотным в ее жизни, совсем как сейчас. Тогда путешествие показалось ей тяжелым, но сейчас ее ждало куда более серьезное испытание. Часть третья Среди туманов Ноябрь 1952 года – сентябрь 1953 года Глава 25 Северный Вьетнам Путешествие на север в начале ноября не показалось Николь столь тягостным, как она ожидала: напротив, она наслаждалась чувством свободы и любовалась закатами, придающими окружающему миру особое очарование, а самое главное – ощущение, что все возможно. Пешие переходы в это время года переносились довольно легко. Шли в основном по ночам, пригибаясь, когда над головой пролетали летучие мыши, перебиравшиеся с одного приземистого дерева на другое. Когда путники заметили в синем лунном свете черного медведя, Николь замерла. Чан распахнул глаза, одним взглядом предупреждая ее не двигаться. Медведь прошел мимо. Днем пытались подремать, но их разбудили курносые обезьяны – любопытные создания тянули людей за волосы и рылись в мешках, ища, чем бы поживиться. Должно быть, все это готовило Николь к последующим тяготам, но она решительно делала все, что в ее силах. Не роптала, что приходится спать на земле, а восхищалась дикой природой, принимая каждый день таким, какой он есть. Порой они слишком близко подходили к французским отрядам, и тогда по жилам Николь струился страх, однако жизнь на открытом воздухе, среди ветров, дождя и птиц, приносила ни с чем не сравнимую радость. Николь по-новому взглянула на себя. Успокаивало и то, что Чан не ждал от нее близости. * * * Первые дни с театральной труппой прошли быстро. Сперва Николь было не по себе, но по совету Чана она скрывала это. Она научилась подмечать в людях малейшие признаки перемены настроения, эмоции, понимать, что думают другие. Николь лишь надеялась, что никто не может заглянуть в ее собственные мысли. Люди проявляли дружелюбие и приходили на помощь, но она держалась особняком и старалась не проронить ни слова по-французски. С одной девушкой она все же подружилась – музыкантшей по имени Фуонь. В конце представления они вместе выходили покурить. Потом сцену разбирали, и театр ехал дальше. Их спектакль был поставлен в стиле театра тео[15], представляя собой сатирические зарисовки повседневной жизни, которые раньше исполняли на главной площади деревенские жители. Такие простые драматические музыкальные истории прекрасно подходили Николь. Все уроки У Лан невероятно пригодились. Традиционно спектакль рассказывал о людях, которые преодолевали этические или религиозные проблемы, но постановки стали более современными, а в некоторых содержались призывы к самопожертвованию. Чтобы укрепить дух сельских жителей и убедить присоединиться к войскам сопротивления, в пьесах изображались мужчины и женщины, героически защищавшие страну от французов. Песни исполнялись под аккомпанемент традиционных инструментов: цитры, лютни, скрипки и бамбукового ксилофона. Барабаны отсчитывали военный ритм в восемь тактов. Сперва эта музыка воодушевляла Николь, создавая в душе гармонию. Дни перетекали в недели, недели в месяцы, шло время, и девушка с удивлением поняла, что выступает с труппой уже полгода. Однажды днем, после долгого перехода по болотистой местности, она села на бревно в тихом месте и задумалась. Уменьшились запасы мяса птицы, ухудшились условия размещения. Приходилось спать в продуваемых амбарах и хибарах, кишевших крысами. Николь невольно возвращалась мыслями к удобствам своей прежней жизни. Пустой желудок не слишком помогал делу. Она постоянно испытывала голод, а еще терпела жару. Николь расчесывала многочисленные укусы на ногах, все чаще вспоминая о французской вилле. Пыталась воскресить в памяти каждую комнату, но мысли словно затянул туман. Как бы девушка ни силилась, перед глазами возникали лишь старая спальня, ванная комната наверху и кухня. Вот бы сейчас вымыться в небольшой ванной комнате, которую они делили с Сильвией. Николь улыбнулась при этой мысли и даже заскучала по сестре, вспоминая, какой аккуратной была одна половина ванной, а вторая же завалена шпильками, заколками и вечно не закрытым кремом для лица. Девушка представила себе огромное зеркало ар-деко, занимавшее стену, как оно покрывалось паром, когда кто-то принимал ванну. Из окна виднелись тропические листья папоротника. Все это казалось таким далеким. Какой же наивной она была. Николь стало еще более одиноко, чем прежде. Она спрашивала себя: не совершила ли промах, отправившись на север с Чаном? Не ошиблась ли насчет Марка? Может, в их последнюю встречу он правда приходил именно к ней. Николь признавала, что действовала импульсивно. Возможно, стоило поговорить о домашнем аресте и убийстве того парня, и все могло сложиться иначе. Николь огляделась по сторонам, затем коснулась снимка Марка и спрятала фотографию обратно в кошель. Николь каждый день смотрела на нее и всегда улыбалась, вспоминая то падение в озеро. Однако она выросла в семье, где не принято говорить правду. Вместо того чтобы отстаивать свою позицию, она сбежала. У Лан была права. Если раньше Чан утверждал, что будет работать вместе с труппой, то теперь неделями отсутствовал. Когда он появлялся, то уделял Николь все меньше внимания, исчезло тепло в его глазах. Ее это очень огорчало: и дело не в физическом влечении, просто ей казалось, что она здесь лишняя. Николь знала, что кое-кто из труппы работает на Вьетминь, но кто именно, она не догадывалась. В каждой деревне, которую они проезжали, находились и сторонники, и противники националистов. Участились жестокие расправы. Артисты труппы выступали в масках или в красно-белом гриме, вряд ли бы ее узнал кто-то из французов. Днем Николь носила традиционную вьетнамскую одежду, которая тоже служила своеобразной маскировкой, и хотя девушка побаивалась, что офицеры ее обнаружат, но порой ей хотелось снова поговорить по-французски. За проведенные с труппой месяцы Николь повидала не самое приятное: испарились остатки веры во французский Индокитай. Чем больше времени она проводила с труппой, тем ближе становилась к вьетнамцам. Николь встала с бревна, потянулась и пошла наносить грим в фургон, который делила еще с тремя артистами. Другие уже закончили, ей следовало поторопиться. Николь обожала наносить на лицо грим. А сейчас ей только осталось обвести контур губ, когда ее занятие прервал возникший рядом человек. Она взглянула в зеркало и замерла. С неприятным чувством Николь поняла, что это Зыонг, мужчина, который несколько месяцев назад демонстрировал острый нож. Он кивнул, Николь встала и, вспомнив слова Чана об уважении к старшим, вежливо поклонилась ему и с тяжелым сердцем вышла из фургона. В тот вечер представление шло как обычно. Никто не обронил ни слова, но Николь казалось, что все знают, зачем здесь этот человек. Она видела, как он наблюдал за ней во время представления. Неужели после всех долгих месяцев совместного путешествия и выступлений труппа все равно считала ее чужой? На следующий день Николь подслушала сплетни артистов. При виде ее они замолчали. Наступила ледяная тишина. Группа рассеялась, осталась лишь ее подруга-музыкантша Фуонь, которая натягивала струны инструмента. Николь попробовала расспросить ее, но та покачала головой и опустила взгляд. Возможно, она и хотела что-то сказать ей, но, очевидно, не могла. Когда не знаешь, кому доверять, становишься уязвим и одно небрежное слово может привести к катастрофе. Если Николь хотела выяснить, что происходит, то лучше обратиться к человеку с ножом. Она огляделась, надеясь, что Чан окажется где-то поблизости и поддержит ее, как когда-то. Но его не было, придется все решать самой. Вскоре Николь нашла Зыонга под деревом с ободранной корой, неподалеку от фургона. Девушка выпрямила спину и посмотрела ему в глаза. Стоило проявить осторожность, но слова сами рвались наружу. – Что вы здесь делаете? Зыонг постучал себя по носу и закурил. – Много прошло времени. – Где Чан? Собеседник не ответил, выдувая дым через ноздри. – С ним все в порядке? Он выпятил вперед подбородок и потер его. – Думаю, нам нужно узнать друг друга получше. – А Чан? – Ты девственница? – Зыонг сощурился и продемонстрировал оскал. Николь не собиралась позволить ему запугать себя. – А это тут при чем? – Почему ты так интересуешься тем парнишкой? – Он мой товарищ. – Хороший ответ. – Зыонг кашлянул, поперхнувшись дымом. – Но здесь нечто большее. Николь сохраняла спокойствие, игнорируя его замечание. Вьетнамцы редко показывали чувства, и он просто провоцировал ее. Она пожала плечами: