На самом деле ей отчаянно хотелось узнать больше. Сильвия то и дело постукивала по часам: – Как всегда занят, ты же его знаешь. Как и я. Вообще-то, он почти все время проводит в Сайгоне. Так хочешь пойти на фестиваль? Можем встретиться возле озера Хоанкьем в четыре. * * * Фестиваль фонариков проходил вечером, но Сильвия предложила встретиться раньше, чтобы посмотреть, как их делают. Николь согласилась пойти, только чтобы расспросить сестру о Марке, а для моральной поддержки решила позвать с собой У Лан. – Мастера фонариков изначально приехали сюда из Хойана, – сказала У Лан, когда они вышли из машины и направились в центр деревни, где уже висели готовые к вечеру фонарики. Некоторые напоминали головы дракона, другие рыб, третьи представляли собой простые коробки, украшенные длинными лентами. – Рамы делают из старого бамбука, – сказала У Лан. – Его замачивают на несколько дней в соленой воде. – Зачем? – спросила Сильвия; к ней снова вернулось самообладание. – Это защищает от червей и мотыльков. – Какой красивый шелк. – Николь коснулась пальцем красного фонарика, который выставили совсем недавно. Формой он напоминал мифическое существо, а ткань словно полыхала огнем. – Весь шелк поставляется из деревни моей семьи, – сказала У Лан. Николь кивнула. – Сильвия, давай купим один для нашего сада. Можем устроить вечеринку при полной луне. – Не уверена, что папа согласится, но смотреться будет чудесно. Эти намного больше наших бумажных фонариков. – Сильвия заулыбалась. – Мне кажется, нужно купить несколько. И ты сможешь повесить один в магазине. Девушки зашли в лавку, где владелец как раз мастерил фонарик. От жаровни в углу шел сильный запах благовоний, и Сильвия закашлялась. Они снова вышли на улицу, где тоже чувствовался аромат, но не так явно. – Боже мой, сколько там намешано трав? – Не меньше пятнадцати, – сказала У Лан. – Для меня слишком много. Кстати, У Лан, как поживает твоя мать? Слышала, что она приболела. Николь очень удивилась. Она не могла припомнить, чтобы говорила об этом Сильвии. – Немного лучше, спасибо за беспокойство. Дневной свет уступил место сумеркам, ноябрьский воздух сделался прохладнее, зажглись фонарики, и как только наступила ночь, десятки огоньков пронзили темноту, сделав небо еще чернее на их фоне. Через деревню пролегала главная улица, хорошо утоптанная и совсем не грязная. Девушки прошли вперед, а когда добрались до перекрестка, то увидели помост в окружении гирлянд из фонариков, растянутых между деревьями. Вокруг бегали дети, окликая друг друга и пригибаясь каждый раз, когда родители пытались поймать их за шкирку. Несколько собак тоже присоединились к веселью, и царила атмосфера всеобщей радости. На сцену вышли музыканты, и все звуки потонули в стуке барабанов, а Николь подчинилась ритму музыки. Однако она очень нервничала и удивлялась, что этого никто не замечает. Трое мужчин вышли танцевать с огромным драконом из красного и золотого шелка. Мужчины держали его высоко над головой на длинных палках, с помощью которых управляли им. Чудовищная голова, вылупленные глаза и бумажное пламя из раздутых ноздрей создали завораживающее зрелище. Старые вьетнамцы до сих пор верили, что в каждом предмете обитает дух, включая реки, озера и деревья. Фестиваль был своего рода ритуалом, чтобы почтить добрых духов, потому ежегодно его проводили со всей пышностью, поддерживая тем самым власть света. Существовало поверье, что если люди будут поступать правильно, то и духи станут к ним благосклонными. Николь знала, что дракон символизирует силу и богатство. Она повернулась к Сильвии, но сестры не оказалось рядом. У Лан стояла на месте, очарованная представлением, а Николь направилась прочь от сцены, пробираясь сквозь толпу. – Вот ты где, – сказала она, увидев Сильвию. – Я купила тебе две головы дракона. Смотри! – Сильвия подняла их. – Если поставить внутрь свечу, будет красиво, правда? Мне пришлось поторговаться. – Они восхитительны! – Николь провела пальцами по шелку. – Держи, один понесешь ты. – Сильвия передала Николь фонарик, потом взяла ее за руку. – Здорово провести вместе время, да? Мы не так часто это делаем. Давай где-нибудь перекусим? – Нужно дождаться У Лан. – Конечно, я и не думала ее бросать. – Почему бы тебе не подождать У Лан, а я пока сбегаю к машине и отнесу фонарики. Если пойдем с ними ужинать, то только испортим. Вручив ей фонарик, Сильвия коснулась руки Николь: – Знаю, надо было сказать это раньше, но я хочу извиниться за то, что произошло на балу. – Ты о Марке? – О платье. – А… – И о Марке тоже. Я даже представить себе не могла, что ты надеялась на что-то большее, чем дружба. – Не было ничего, кроме дружбы. – Николь покачала головой. Она лукавила, но не хотела показывать Сильвии, как ей больно. – Теперь я понимаю, что ты надеялась на другое. Жаль, что я не могу подобрать правильные слова и все уладить. Николь посмотрела сестре в глаза. В свете фонаря, висевшего над головой, они казались влажными и искренними. Николь не стала задавать вопросы, все больше и больше расстраиваясь. Глава 17 Вскоре после фестиваля выдался еще один замечательный день, поднявший Николь настроение. Легкий ветерок скрашивал жару, влажность стояла умеренная. Как и многие жители Ханоя, Николь обожала сентябрь. Дни все еще были солнечными и сухими, несмотря на прохладу, в аллеях алым и желтым пламенели деревья. Синева небес наполнилась глубиной, сверкали зеленые озера. Под ногами стелился ковер белых маргариток, среди которых желтели подсолнухи, но больше всего Николь любила аромат молочных цветов[11] среди вечерней прохлады. В их саду тоже на деревьях распускались крошечные белые цветки, как и на улицах города. Ходили слухи, что после окончания войны с Вьетминем посадят еще больше этих растений. Их цветение наполнило воздух горьковато-сладким дурманом, а когда дул ветер, их нежные белые лепестки напоминали падающий снег. С радостью на душе Николь направилась в магазин, вспоминая жизнь в Хюэ и тот день, когда отец взял ее в дальнюю деревушку, где отливали бронзу. Он искал подарок на день рождения Сильвии. Николь попыталась вспомнить, что же он купил. А на следующий день они наведались в деревню шелка, чтобы посмотреть, как делают шелк. Там Николь впервые увидела три стадии производства шелка и сразу влюбилась в это дело. Сперва выращивают тутовые деревья. Дальше разводят личинки шелкопрядов и добывают из коконов нити. Насекомые поедают листья тутового дерева, а когда личинки превращаются в куколок, их опускают в кипящую воду, пока не успел появиться взрослый мотылек. Николь было жаль бедных маленьких куколок, которых разводили для добычи шелка. Кокон разматывали в одну непрерывную нить. После этого насекомых готовили и ели. На третьей, самой интересной, стадии нити превращаются в ткань. Николь проходила мимо прилавков, разглядывая товар. В этот рыночный день все бродили по городу, делая покупки и сплетничая. Николь пребывала в прекрасном расположении духа. Кругом торговались, смеялись, спорили. День становился жарче, и она решила купить крепкого чая у мальчика с крошечными чашечками, которые свисали с бамбукового шеста. Николь обдумывала свои планы на день. Подняла голову и увидела Иветту, стоявшую между двух машин. Может, снова пригласить девочку в магазин? Иветта помахала рукой, и Николь тоже подняла руку в приветствии. И в этот миг раздался оглушительный взрыв. Обломки взлетели на двадцать метров и осыпались на улицу. Вместо того чтобы помахать Иветте, Николь зажала руками уши. Ее отбросило в переулок. По улице пронеслась волна ужаса: плакали дети, искавшие матерей; все кричали и визжали; мужчины звали кого-то по именам, а женщины стояли как вкопанные, не веря в происходящее. Николь едва видела случившееся, скорее слышала, но как только воздух наполнился дымом, стало ясно, что машины все еще горят. Ей с трудом удалось выбраться из переулка. По улице прокатился еще один взрыв. В воздух выстрелил огромный огненный шар, затем последовал рев. От ослепительно-белого света Николь зажмурилась. Она судорожно вдохнула и закашлялась от пепла, но вспомнила про Иветту. Превозмогая жжение в глазах, Николь разлепила веки и уставилась на горящие машины – точно на этом месте она видела девочку. Отчаянно желая добраться до Иветты, Николь побежала по осколкам стекла и искореженному металлу. Завыли собаки. Среди толчеи и паники она едва заметила какого-то человека, лежавшего на земле. Он протянул руку, прося о помощи. Николь миновала раненых, но, увидев маленькую девочку, остановилась. Дым чуть рассеялся, открывая страшную картину, а воздух был невыносимо горячим и едким. Все тело пронзило ужасом, и Николь сдавленно всхлипнула. «Прошу, нет, только не Иветта. Не ребенок, который никого и никогда не обидел». По улице ручьем текла вода, собираясь в лужицу там, где дорога провалилась. Возле этой ямы лежала маленькая девочка, левая нога была завалена кирпичом и осыпавшейся известью, а рядом скулил щенок, Трофей. Николь огляделась по сторонам в поисках помощи. Обезумев от ужаса, она принялась откапывать ногу Иветты, ломая ногти, царапая руки. Когда Николь удалось высвободить ногу девочки, по асфальту растеклась кровь, сверкая на зеркальной поверхности воды. Среди всеобщего шума Николь расслышала французскую мелодию, которая долетала из пекарни. Девушка рухнула на тротуар и положила голову Иветты себе на колени, не в силах посмотреть в темные глаза. Так Николь сидела и гладила лицо девочки, бормоча ее имя и раскачивая безвольное тельце на руках. Слезы застыли внутри, не желая выплескиваться наружу. Николь вытерла со щек ребенка грязь и теплую кровь, пытаясь вспомнить мотив ее любимой песни, которую они всегда пели по воскресеньям на кухне. Должно быть, Иветта погибла сразу же. У Николь перехватило горло, она подняла голову и увидела идущего к ней Ива. Лицо его вытянулось, скулы заострились. Он сейчас и сам выглядел как мертвец. Николь посмотрела на платье, пропитавшееся кровью, и заметила осколок стекла в ладони. Между пальцев струилась ее собственная кровь. Ив подошел и поднял Иветту на руки. Все стихло. Он не проронил ни слова, как и Николь. Она всхлипнула и, стиснув зубы, вытащила стекло из ладони, потом оторвала лоскут от юбки, чтобы перевязать руку. Подняла щенка и поплелась следом за Ивом в пекарню. Он сел за стол, все еще держа дочь на руках, и заплакал. Николь опустилась напротив в состоянии молчаливого потрясения. Она вспомнила черно-белые фотографии в газетах, в основном о победах французов за далекими холмами и долинами в северной части страны. Здесь все было иначе. Николь увидела кровь, столь алую, какую и представить себе не могла, повсюду кровь… Изувеченная плоть – и смерть, такая реальная. Время словно остановилось, заперев Николь в мире, где жизнь ребенка могли отобрать за считаные секунды. В душе девушки расползался холод. Постепенно возвращались звуки улицы, она услышала гневные голоса и поняла, что ее вселенная навсегда перевернулась. Завыли сирены полицейских машин. Вот что запомнит Николь: вой сирен, плач, тошнотворный запах крови и жженого сахара. * * * Полицейские допросили ее на месте взрыва, задав несколько простых вопросов. Что она видела? Предвещало ли что-то трагедию? Все в таком роде. К удивлению Николь, рано утром отец вызвал ее к себе в кабинет, сказав, что полиция вновь хочет поговорить с ней. Она побрела за ним, одетая лишь в шелковое домашнее платье, а на душе скребли кошки. Всю ночь Николь в объятиях Лизы оплакивала Иветту и искренне скорбела, ведь она любила девочку как сестру. Когда отец закрыл дверь, Николь попыталась стереть из головы страшные картины, но могла думать лишь о том, что нет оправданий убийству детей. В следующее мгновение она разглядела, кто ждал ее в задымленном кабинете: комиссар Поль Жиро словно занял собой всю комнату. Он стоял спиной к стене, расставив широко ноги и сцепив руки в замок. У Николь все внутри сжалось. Жиро устремил на нее водянистые глаза, а она перевела удивленный взгляд на отца. – У месье Жиро к тебе несколько вопросов, Николь, – дружелюбно произнес отец. – Вот и все.