– Нет, оставь ребенка и принеси мороженое сюда. – Значит, ты мне все-таки не доверяешь? – Он хмуро посмотрел на нее. – А должна? Чан пожал плечами и выпустил ручку Иветты из своей ладони. Когда он вышел из магазина, Николь вновь заметила у него фиолетовое родимое пятно. Без платка на шее его было видно почти целиком. Николь сомневалась, что он вернется с мороженым, но он вернулся. Они втроем сели на ступеньках, а потом к ним присоединилась У Лан. Николь поедала сорбет с манго и маракуйей, а другие наслаждались шоколадным и кофейным мороженым. После они все вместе спели несколько вьетнамских песенок. Чан тоже подхватил, и даже Иветта что-то мурлыкала в ритм. Он так дружелюбно вел себя с девочкой, что, несмотря на его экстремистские взгляды, Николь прониклась к нему симпатией. Через некоторое время У Лан вернулась к себе, а Иветта вышла во двор, чтобы погулять с Трофеем. Чан повернулся к Николь: – Ты подумала? – Насчет чего? – Чтобы помогать нам. – Думаешь, можешь подкупить меня мороженым? – Нет, малышка, – засмеялся Чан, – но ты ведь понимаешь, что живешь среди ложной безопасности? Силы сопротивления растут, на нашей стороне крестьяне. – Я думала, это вы крестьяне! – Так и есть, но мне повезло. Дядя оплатил мое обучение, чтобы я пользовался своими мозгами. – А твоего брата убили из-за того, что он виновен в смерти того французского чиновника? Или из-за контрабанды? – Нет никаких доказательств того, что он убил человека, а контрабандистом он точно не был. Как я уже сказал, мы считаем его смерть актом возмездия. Для шоу, если тебе так больше нравится. – Откуда о нем узнали? – На обеих сторонах есть шпионы. Нам тоже приходится собирать данные о военных операциях французов, как и о вмешательстве Америки. Николь поморщилась: – Ты, должно быть, сошел с ума, если решил, что я стану вам помогать. – У тебя есть друг-американец. – Скорее был. Он всего лишь торговец шелком и ничего не знает. – Ты в это веришь? Николь отвела взгляд. – Как я уже сказала, он мне больше не друг. Да я бы и не стала шпионить для вас. – Bá t cá hai tay. Нельзя бегать с зайцами и охотиться с собаками. Придет день, когда ты будешь вынуждена выбирать, кто ты на самом деле – француженка или вьетнамка. Николь сощурилась, разглядывая его лицо. – Ты слишком самоуверен, во мне течет разная кровь. – Скоро ты все поймешь. Ты видела, в каких условиях живут рабочие? Антисанитария, нищета… Разве тебя это не злит? Чан больше ничего не сказал, но было несложно представить, о чем он думает. – Когда-нибудь твои глаза распахнутся еще шире, – пообещал он. После его ухода Николь поднялась на второй этаж и достала маленький кошелек с вышивкой, который нашла здесь в первый рабочий день. Она прижала его к груди, ожидая возвращения Иветты. Прикосновение к кошельку всегда успокаивало Николь, в каком бы подавленном состоянии она ни находилась. Чан своими словами растревожил ее. Перед глазами возник образ парня – зачесанные назад черные волосы, пробивающиеся усы. Было в нем нечто необузданное и стихийное. Он казался Николь даже симпатичным, с полными губами, горящими темными глазами и пламенными юношескими идеалами. Но по-настоящему ее воодушевляла та страсть, с которой он отдавался делу, пусть оно и не сулило успеха. Глава 16 Когда Сильвия явилась за шелком, Николь складывала отрезы ткани в небольшие квадраты. Дверь была распахнута, чтобы впустить в магазин немного свежего воздуха. – У меня выдался перерыв между встречами, так что я ненадолго, – сказала Сильвия, как всегда элегантная в белом платье простого кроя, в шляпке с перьями, туфлях из серой кожи крокодила и перчатках до запястья. Она стянула одну и провела пальцем по столешнице. – У тебя здесь порядок. – Чтобы отрезать шелк, нужна чистота. – Конечно. Рядом с сестрой Николь выглядела серой мышкой. Особенно в своей старой вьетнамской рабочей одежде. – Что-то еще? – спросила Николь, не отрываясь от дела. Сильвия нервничала, но держалась со свойственным ей спокойствием. – Мне нужно взглянуть на цифры, чтобы увидеть всю картину целиком, но вижу, что в магазине все неплохо. Ты очень постаралась. Николь замерла с тканью в руках и посмотрела на сестру: – Спасибо. – Похоже, тебе это важно. – Магазин для меня все. – Я не думала, что ты так серьезно отнесешься к делу. Они заговорили о главном семейном магазине на рю-Поль-Берт и о том, как сократились доходы. Сильвия сказала, что строила большие планы, которые собиралась воплотить в жизнь, как только закончатся трудности. В том, что черная полоса пройдет, она не сомневалась. – Послушай, мне бы хотелось начать все с чистого листа, – сказала Сильвия. – С какого момента? – Полагаю, с самого детства. Николь вздохнула. Если бы все было так просто. – Помнишь, как ты рассказывала всем, что меня удочерили? – Боже мой, я была такой врединой, да? – Только иногда. – Николь заулыбалась. – Но не только я отличилась. Ты подложила мне в кровать дохлую мышь. – А вы с подругами исключили меня из своего круга. – Прости, – сказала Сильвия и помедлила. – Можем мы хотя бы попытаться? – В чем? – Понравиться друг другу. Николь обдумала слова сестры. По правде говоря, в детстве были случаи, когда Сильвия вступалась за нее. А еще помогала с математикой и проявляла заботу, когда Николь просыпалась по ночам, дрожа от кошмара и вновь переживая, что тонет в Ароматной реке. Сестры не всегда ладили, а многие события прошлого уже забылись. – Завтра я пойду в деревню фонариков, – проговорила Сильвия. – Там будет фестиваль. Хочешь со мной? Николь ничего не ответила, а просто наклонилась и достала перевязанный веревкой белый сверток. – Вот твои восемь метров. Чудесный шелк, прекрасный кремовый оттенок. Лучшая ткань, которая у нас есть. Для чего он тебе? – На всякий случай. Николь не подняла взгляда. Что на самом деле происходит? Неужели сестра надеялась, что Марк сделает ей предложение? Она вдруг разозлилась, сердце бешено заколотилось. Николь подняла голову только тогда, когда совладала с собой. Однако для нее это был удар. От ревности ей было физически плохо. Если Марк правда так близок с Сильвией, как ей намекает сестра, тогда для Николь все кончено. – И как дела у Марка? – с притворной легкостью спросила она.