Мой голос набирает силу, когда я говорю, когда наполняю свои слова смыслом, эмоциями. Так делают люди, а не сирены. – Но даже если бы я помнила о данном тебе обещании, – продолжаю я, – я бы все равно поступила также. Я ничего не могла с собой поделать. Когда дело касается тебя, я себя не контролирую. Эти же слова он сказал мне после того, как мы сбежали с острова каннибалов. По лицу Райдена я вижу, что он все помнит. – Я знаю, – говорит он. – Знаю, что ты никогда не используешь свои способности ради развлечения. Потому что тогда это была бы не ты. В тот момент я этого не видел. Было легче поверить, что ты манипулируешь мной, как отец, чем что ты действительно заботишься обо мне. Я не могу изменить то, как повел себя. Но, честно говоря, – он указывает на соленую воду в ванне, – моменты, когда мы работаем над контролем твоих способностей, помогают мне измениться так же сильно, как и тебе. – Ты идеальна такая, какая есть, – продолжает Райден. – Я бы не стал ничего в тебе менять. Я хочу притянуть его лицо к своему, целовать, пока не начну задыхаться. Просто смотря в его глаза, я могу сказать, что он думает о том же. Это посылает по всему моему телу, до самых кончиков пальцев, обжигающий жар. Райден глубоко вздыхает: – Ты снова это делаешь, Алоса. Ты злишься на себя за то, что могло произойти. Чувствуешь себя виноватой и ищешь, чем бы отвлечься. «Ну и что!» – хочу крикнуть я. Как он так чертовски хорошо меня понимает? Почему именно он может прогнать сирену? Что такого особенного в этом парне? Прежде чем я успеваю что-то сказать, взгляд Райдена останавливается на моей руке. На том месте, где Соринда порезала меня. – Могу я помочь? – спрашивает он. Если Райден хочет, чтобы я держала руки при себе, то я обойдусь и без его помощи. – Я справлюсь. Можешь сказать Ниридии, чтобы послала кого-нибудь вылить воду из моей ванны? – Конечно, – отвечает Райден и уходит. В одиночестве я направляюсь к своему гардеробу и перевязываю рану. Глава 17 Я раз за разом спрашиваю новости о флоте короля пиратов. Он подбирается все ближе и ближе. Я не могу перестать об этом думать. Об этом и о хаосе, который я чуть не устроила на своем собственном корабле. Вдобавок ко всему я чувствую вину за мучащуюся от жажды команду. Из-за этого я даже ем позже остальных, просто чтобы не смотреть, как они выпивают свои скудные порции. Несколько дней спустя я сажусь за свой ужин в почти пустом камбузе. Киран и Энвен сидят вместе за столом. Больше всего болтает, конечно же, последний. Киран откидывается на спинку стула. Дефицит питьевой воды влияет на него больше, чем на других, ведь он отказался пить ром за ужином. – Тебе нужно отвлечься, Киран, – говорит Энвен. – И как же это сделать? – Хочешь, расскажу шутку? – Нет. – У одного пирата колышек вместо ноги, крюк вместо руки и повязка на глазу. Один из его товарищей спрашивает, как он потерял ногу. – Пожалуйста, остановись, – умоляет Киран. – Он отвечает: «Зацепило пушечным ядром». После чего его товарищ спрашивает, как он потерял руку. Пират отвечает: «Отрубили мечом». – Энвен, еще хоть слово, и ты точно получишь, – угрожает Киран, но я знаю, что на самом деле он не собирается этого делать. – Когда товарищ спрашивает, как он потерял глаз, пират говорит: «Всему виной морские брызги». Киран пристально смотрит на Энвена: – В этой шутке же нет никакого смысла. – Это был его первый день с крюком. Киран стонет и опускает голову на стол. Я ухмыляюсь, хотя бы ради того, чтобы скрыть чувство вины, нарастающее в моей груди. Хотела бы я, чтобы сирены могли извлекать соль из воды. На другом конце камбуза сидит еще одна парочка: Валлов и Рослин. Девочка подносит чашку ко рту, пытаясь собрать последние капли. Она ставит посуду, смотрит на отца и что-то шепчет ему. Валлов протягивает ей свою долю. Я встаю так быстро, что скамейка позади меня опрокидывается. – Валлов, – говорю я, возможно, слишком резко, – не надо. Препирательства Кирана и Энвена мгновенно стихают. Их внимание теперь приковано к сцене, которую я разыгрываю. – Она так сильно хочет пить, капитан, – говорит Валлов. – Мы все хотим. Но порции рассчитаны так, чтобы никто не умер. Если начнешь отдавать ей свои, недолго протянешь. Что она тогда будет делать? После чего я обращаю свое внимание на маленькую Рослин: – Ты никогда не должна забирать его часть. Тебе понятно? Будет тяжело, у тебя будет болеть горло и живот, но ты потеряешь своего папу, если выпьешь его воду. Она сглатывает, не отрывая от меня взгляда. – Я поняла, капитан. Он больше не услышит от меня никаких жалоб. Такая уверенность в словах этой маленькой девочки. Я ей верю. – Мы скоро прибудем на остров, – говорю я. – Тогда мы все сможем выпить столько воды, сколько захотим. Валлов и Рослин кивают. Отдавая свою пустую тарелку и чашку Трианне, я говорю: – Присмотри за этими двумя. – Так точно, капитан. Я все еще думаю о произошедшем, когда возвращаюсь наверх. Я заставляю отца смотреть, как его дочь увядает на глазах. Ниридия бросается ко мне, отрывая меня от невеселых мыслей: – У нас проблема. – Что такое? – Теперь мы можем их видеть. Мой взгляд устремляется к горизонту позади нас, к коричневой линии, что темнее, чем когда-либо. Из «вороньего гнезда» видно на много миль дальше, чем с палубы. Если я могу видеть флот невооруженным глазом… – Он насмехается над нами, – выпаливаю я. Если захочет, Каллиган может оставаться в поле нашего зрения несколько дней. Не приближаясь, просто вызывая страх. В этом он хорош. Мои подозрения о его жестоких играх подтверждаются несколько дней спустя. Флот приблизился, но ненамного. Радита не нашла других способов сделать корабль легче. Либо мы сбрасываем пушки, либо вообще ничего. Я могу сосчитать на пальцах одной руки дни, которые у нас остались, прежде чем питьевая вода полностью закончится. Флот следует прямо за нами. Половина экипажа смотрит через перила, наблюдая, как к нам подбирается король пиратов. Все ближе и ближе. – Земля!