— Каждый поступок имеет последствия, каждый имеет свою цену. — В тихом голосе Ины шелестели листья и птичьи крылья. — Мы избегаем вмешиваться в течение жизни напрямую: таков порядок. Таково природное равновесие. Цена за его нарушение велика, и для вас она больше, чем для нас. — И всё же это возможно. Вы боги, вы способны на чудеса, — упрямо сказал Ханбей. — Лейтенант Боул мёртв, но этот хитрец пока дышит: скажи, можно ли ещё ему помочь? — Он посмотрел на Вархена, над которым беспомощно суетились два гвардейца с лекарскими сумками. — Если ничего не сделать, он умрёт в ближайшие часы. Назови цену: я готов платить. Богиня покачала головой. — Эта просьба уже услышана из других уст. И цена уже уплачена. Но смерть подобралась к нему близко: сбудется ваше желание или нет — будет понятно к ночи… Многое прояснится к ночи. — Она нахмурилась, словно подумав о чём-то своём. — До той поры лучше займись своим делом, Ханбей Шимек. Если Филин одолеет вас, всё будет напрасно. Она исчезла; просто исчезла, как будто её и не было. Ханбей взглянул на герцога Эслема: человек-медведь совсем не выглядел обескураженным. Похоже, он прекрасно знал, кто разъезжает от него по правую руку. — Добрые боги ходят среди людей, юноша, — негромко сказал он. — Приходят, уходят, когда им угодно… Их непросто понять. — Милорд. — Ханбей опустился на одно колено и низко склонил голову. — Прошу, простите мою ошибку. Позвольте вернуться на службу. Герцог взглянул на него с сомнением. — После подвалов Совиного Дома людям нужен лекарь и хороший обед. — Благодарю, милорд. Но сейчас я бы предпочёл оружие. — Ханбей позволил себе улыбнуться. — Не хотелось бы потом вспоминать, что всё, на что я оказался способен в сегодня — это постоять на эшафоте с тряпкой во рту и полежать в кровати. По правде, лечь ему хотелось намного сильнее, чем махать палашом — но ролью беспомощного узника за прошедшую ночь он пресытился сполна. Ради того, чтобы вновь решать свою судьбу самому, а не уповать на помощь взбалмошных богов и непредсказуемых сюзеренов, стоило потерпеть и голод, и усталость, и боль. Даже расстаться с жизнью, если придётся. — Ты храбрый малый: я не буду судить тебя за то, что ты сделал. Но ты не доверяешь мне — значит, не можешь и служить, — мрачно сказал герцог. — Принимать назад дезертиров — это не по правилам. — Сегодня необычный день: так сделай для него исключение на этот самый день, — сказал Кербен Жастеб Даршазский, неожиданно повернувшись к ним. — Нам нужна каждая пара рук, а этот человек надёжен, как никто другой. Если ты можешь доверять ему, какая разница, доверяет ли он тебе? — Ваше Величество! — Ханбей поспешно преклонил колено. — Встань, — приказал Кербен. Ханбей поднялся. Кербен удовлетворённо кивнул. — Раз ты можешь стоять, то можешь и драться. Раз ты можешь драться — приказываю: иди и дерись, стражник! — Кербен отстегнул от пояса посеребрённые ножны со шпагой и протянул ему. — Отомсти за своего офицера и земляков. За капитана Вархена: ему дорого обошлась верность… Сегодня мы должны победить. — Мы победим, Ваше Величество. — Не зная, как положено поступать в таких случаях, Ханбей с поклоном просто взял у него оружие. — Клянусь: я не подведу вас. — Рудольф? — Кербен посмотрел на герцога. — Будь по-вашему, — проворчал тот, недовольный вмешательством короля, но не осмелившийся спорить. — На один день вновь принимаю тебя по знамя Эслема, Ханбей Шимек! Ступай к остальным. Ханбей отсалютовал герцогу королевским клинком, с удивлением отметив про себя, что тот уже запачкан кровью, и спустился на площадь. Среди стражи он отыскал своего прежнего Капитана. — В ваше распоряжение прибыл, — сказал Ханбей. — Спасибо, что не очень-то в меня целились. — Я целился. — Капитан с прищуром взглянул на него. — Но вспомнил, как ты щенком шелудивым прибился к нашим казармам — и промазал. За работу! * * * Отряд, состоявший из личной охраны герцога Эслема и доверенных офицеров принца, был мал даже в сравнении с одной тайной полицией Вульбена, но в миг появления на площади Кербен разом поставил под королевское знамя больше тысячи человек, а они, разнося весть по городу, привели за собой ещё тысячи и тысячи. Всеобщей любовью принц избалован не был, но, в отличие от крон-лорда Шоума, в глазах вертлекцев он выглядел «своим» претендентом на престол; Кербен был немстителен и щедр, что тоже говорило в его пользу. Солдаты и младшие офицеры, не имевшие собственных интересов в политике, отказывались выступать против принца, тогда как охотников подраться с тайной полицией хватало: в Вертлеке — как, впрочем, и в любом другом городе — она популярностью не пользовалась ни среди простонародья, ни среди знати. В первый же час присягу Кербену принесли командиры двух из трёх городских полков. Но главную силу переворота составила не гвардия. В городе после сообщения о смерти Рошбана II бушевал ураган: оставалось только оседлать его — а в этом герцог Эслем был мастер. Кербен благоразумно ему не мешал. Резня и погромы продолжались до заката, но битва была выиграна ещё до её начала. Не только столица, всё королевство было опутано незримой сетью лорда Вульбена — но тонкие, сложно связанные между собой нити оказались бессильны против умело спровоцированного кровавого безумия, менее чем за час охватившего Вертлек. Демонов крон-лорда Шоума в городе находилось немного, потому их присутствие не сыграло большой роли: стражники герцога с заговорёнными клинками и королевские чародеи и справились с ними, хоть и понесли потери. Несколько заговорщиков сумело бежать и укрыться во владениях мятежного лорда Шоума: остальным повезло меньше… Всего за день, позже названный придворными хроникёрами «днём двойного переворота», в Вертлеке было убито больше тысячи человек, половина из которых не имела к заговору никакого отношения, и разграблено больше пятидесяти домов и лавок. Лорд Абар Вульбен при попытке пробраться за стены был выдан собственными сторонниками и растерзан толпой; вечером его останки выставили на площади и сожгли в месте с десятками тел убитых «сов», пытаясь таким образом очистить город от скверны. Ханбей общую картину событий узнал только несколько дней спустя. Ещё позже ему стало известно, что Рошбан II не был убит демонами в результате заговора: судьба старого короля оказалось обыденной и трагичной. Предупреждённый Рудольфом Эслемом принц Кербен, не найдя возможности одновременно справиться с обезумевшим отцом и лордом Вульбеном, зашёл к Рошбану в покои и зарубил его. Затем опалил тело в камине, чтобы впоследствии выдать короля за жертву демонов — и скрытно бежал из набитого агентами Вульбена дворца: когда убийство обнаружили, принц уже въезжал на площадь Правосудия. Человек мягкосердечный и никогда не желавший править, ради спасения одной своей жизни Кербен Жастеб Даршазский никогда не решился бы на отцеубийство, тяжелым грузом легшее на его плечи: вероятнее всего, он раздумывал бы и колебался до тех пор, пока не стало бы слишком поздно. Но на карте стояло слишком многое, а первые невосполнимые потери должны были последовать уже на рассвете — и это вынудило его переступить через себя и действовать. Нанося Рошбану II смертельный удар, о своём благополучии будущий Кербен I думал в последнюю очередь, и этот удар стал его платой Добрым богам на многие годы вперёд… Но обо всём этом Ханбей узнал намного позже; а в день «двойного переворота» вместе с шевлугской стражей герцога Эслема и отобранными Кербеном гвардейцами Ханбей принимал участие в захвате Совиного Дома. До того, как прибыли чародеи, атакующие несли тяжёлые потери — но ему опять повезло уцелеть. Непривычно лёгкая королевская шпага оказалась хороша в деле; он дрался, словно пьяный, не чувствуя страха и усталости. После Совиного Дома их перебросили к госпиталю, куда со всего города свозили раненых и мертвецов; там, наконец, отряд получил передышку. Но перед тем, у самого госпиталя, они наткнулись на демона. На двух демонов; но вторая тварь уже умирала, исходя маслянисто-чёрнымдымом из разверстой раны в груди. Другая, в изорванном мундире стражи крон-лорда, смотрела на солдат с яростью и насмешкой. — Всем отойти! — скомандовал Капитан, но Ханбей не подчинился. Его шпага — королевская шпага — светилась тем же зеленоватым светом, что и заговорённое оружие гвардейцев, сопровождавших приставленного к отряду чародея. Но демон не собирался драться. — Вы глупцы, — сипло сказал он. У него было человеческое лицо — загорелое, с мясистым носом и длинными обвислыми усами — но никто в здравом уме не принял бы его за человека: такой потусторонней яростью веяло от него. — Сегодня ваша взяла. Но завтра возьмёт наша! В следующее мгновение, прежде, чем чародей успел завершить заклятье, демон левой рукой ухватил себя за горло и вырвал кадык. Столб дыма потянулся вверх; но ветер вскоре его развеял. — Что они… оно…такое? — спросил Ханбей у чародея. — Зло, — сердито бросил один из гвардейцев. — В любом святилище Ины тебе расскажут, что, когда Первоотец вырезал человека из дерева, стружку он бросил в огонь: они — дым от той стружки, — сказал чародей. Его моложавое лицо и богатые одежды посерели от сажи и пыли; он, как и все, выглядел смертельно уставшим. — Но я скажу проще. Для нас, людей, они — псы, что бывают послушны свистку, но служат одному лишь своему желудку. Им не место здесь. Если только ты, солдат, не хочешь уступить им своё. Уж этого Ханбей точно не хотел. «Боги есть тени, что Первоотец отбрасывает в мир», — вспомнились ему слова из детства. — «Нет тени без огня, но нет огня без дыма». Рядом с тлеющим трупом демона эта поэтичная бессмыслица звучала зловеще. Во дворе госпиталя Ханбей — после того, как его немного подлатал лекарь — от усталости заснул прямо над опустевшим котелком; но вскоре пришёл приказ о переброске ко дворцу. Требовалось сдержать толпу, чтобы горячие головы не натворили лишнего. * * * Через два часа стемнело; в центре города худо-бедно восстановился порядок. Горожан гвардейцы разогнали по домам, а шевлугской страже поступило распоряжение возвращаться к резиденции герцога Эслема. Ханбей предпочёл остаться у дворца: время, отведённое герцогом, истекло, и ночёвка в разбитых в герцогском саду душных палатках вместе с бывшими сослуживцами не казалась ему хорошей идеей; лучше уж было переночевать на улице. Пускай сам король отменил приговор — призраки лейтенанта Боула и Микола по-прежнему стояли за спиной: Ханбей видел их отражение в глазах товарищей. Невероятные события последних двух дней казались сном, далёким, смутным — и таким же сном казалась вся прежняя жизнь: глубокая борозда пролегла между ним и его прошлым. Изменился он сам, изменился мир, каким он его знал — и ему только предстояло найти в нём своё место. Ханбей сел на парапет и стал смотреть на пустую площадь; иногда по ней проезжали телеги с убитыми и ранеными. За этим занятием его застала Ирса Ина. — Устал, стражник? — негромко спросила она. — Не больше других, госпожа. — Он встал ей навстречу. — Что с Вархеном? — Почему тебя это так интересует? — Удивилась Ина. — Из-за него умерли дорогие тебе люди. Ты сам едва не погиб из-за него. Ханбей пожал плечами. — Он не бросил меня, когда мне нужна была помощь. Я хочу отплатить ему тем же. А ещё Солк Вархен был единственным мостом, связывавшим прежнюю жизнь и новую, и единственным человеком, кого он в новой жизни знал; но про это он говорить не стал. — Этот человек всегда ходит по грани, Хан, — печально сказала Ина. — Однажды он утянет тебя за собой. — Но пока я жив. И он тоже? Она кивнула: — Идём: я отведу тебя к нему. Эрзан-Целитель удержал в нём жизнь: нескоро, но он поправится. Сможет ли вернуться на службу — тут уж зависит от него. Ханбей пошёл следом за ней.