За ужином больше говорили, чем ели, особенно Лешко. Он путешествовал больше всех, а потому всегда имел в запасе множество историй о странах заморских, о диковинных вещах и невиданных созданиях. А ещё он просто был невероятно болтлив, из-за чего его приходилось остужать то Стефании, то Иринею. Дагмара же в основном только слушала и дивилась — она мира почти не видала, а тем более не ведала, что находилось за морем, у которого она тоже никогда не была, но много о нём слышала. Лишь Калист был привычно тих и вял. Он почти не притрагивался ни к еде, ни к настойке. Дагмара с беспокойством посматривала в его сторону, силясь понять, что же её смущало. Что-то не то мелькало в выражении Калиста, когда он смотрел на семью. Очень странно, ведь это Дагмара была здесь почти чужой, видела кого-то первый или второй раз в жизни, но со стороны чужим мог показаться Калист. Как необщительный человек, которого друг привёл в круг незнакомых людей, а сам куда-то ушёл. Почему же? В распахнувшиеся двери, обгоняя кикимор, пришедших поменять посуду, вбежали лесавки. Детский смех сильно оживил ужин. Несколько ребятишек окружили Лешко, прося дядю покатать на спине или «показать деду», другие бегали вокруг стола вместе с Руфь. Ириней и Стефания тихо наблюдали за творившимся весельем, выглядя при этом довольным. Только Калист словно стал ещё более хмурым. — Проветрюсь, — бросил он, встав из-за стола, и быстро на крыльцо вышел. Дагмара проводила Калиста взглядом. Что-то было не так. Странно он себя вёл, то и дело проявляя нечто отличное от обычного спокойствия. Это было... Раздражение? Нет, не совсем. Дагмара встала. Лучший способ что-то узнать — спросить напрямую, даже если велика вероятность не получить никакого ответа. Ночь обдала прохладой, заставляя поправить накидку. Подойдя к краю крыльца, где стоял Калист, Дагмара заметила на прояснившемся небе стареющую луну — до начала второго месяца осталось немного. Калист же, наоборот, сцепив пальцы, руки положив на резные перила, смотрел в землю. Он повернул голову, удостоив Дагмару быстрым взглядом, в котором читалось: «А, это ты». Дагмара не знала, с чего начать, поэтому просто стояла рядом и иногда ёжилась от редких порывов ветра, которые доносили ставший таким привычным запах горьких трав, дерева и мха. Ей больше не страшно занемочь, однако в холоде всё равно приятного было мало. — Вернись, простынешь, — сказал вдруг Калист, а Дагмара удивлённо сморгнула. Да, точно, он же считает, что она просто человек. Однако же всё равно непривычно, странно, что Калисту было дело до её самочувствия. Понял, что с помощницей работать полегче, а потому забеспокоился, как бы ни пришлось снова всё делать одному? Как-то на него не похоже. «А могу ли я судить, что похоже, если мы знакомы меньше месяца? Я сужу так легко лишь потому, что всё это время он вёл себя одинаково. Я просто не знаю других его сторон». — Всё в порядке, я крепче, чем кажусь, — с улыбкой ответила Дагмара, но накидку снова поправила. Калист только пожал плечами. В свете редких болотных огоньков, что освещали крыльцо, сложно было понять выражение его лица, но там точно мелькали какие-то чувства. Слабыми, едва уловимыми отголосками. — Вы сегодня странный. Всё в порядке? — решилась поинтересоваться Дагмара. — Ты. — Что? — Не вы — ты, — пояснил Калист. — Не надо так уважительно. Особенно наедине. Дагмара сначала удивилась, а потом задумалась. Как много в окружении Калиста было тех, кто позволял себе быть с ним на «ты»? Только родственники, которые навещали не так уж часто. При таких обстоятельствах в порядке вещей затосковать по простому общению. Только вот сложно это к тому применить, кто в целом не проявлял желания общаться. Что же, коли попросил, то почему бы и не угодить, волю исполнив? — Хорошо. Ты в порядке? Почему ты вдруг ушёл? Нет ответа. Калист продолжал смотреть в землю, а Дагмара — на него. Что-то было не так: в спине сгорбленной, в губах поджатых, в сцепленных крепко пальцах. Захотелось коснуться руки, однако Дагмара подавила в себе этот порыв. — Калист, ты... Плохо себя чувствуешь? — неуверенно предположила она. — Нет. Я просто... Не знаю. Не мог дольше там находиться. На них всех смотреть... Тяжело. Неприятно. — Тебе так сильно не нравится проводить время с семьёй? Калист отрицательно качнул головой, а потом посмотрел в сторону Дагмары. — В другом дело. Я там... Словно чужой. Не к месту. Не покидает чувство, что у них всех есть что-то, чему я... Завидую? А ведь правда: Калист сильно выделялся на фоне братьев. Потому что был один, потому что на эмоции скуп, потому что разговор ни завести, ни поддержать не стремился. Его братья и жёны их были такой же урождённой нечистью, однако на фоне Калиста смотрелись почти как люди. А он, замечая эту разницу, только сильнее отдалялся, замыкался в себе. Может, Калист мало понимал в чувствах, но одиночество ему точно было хорошо знакомо. — Так было всегда? Вы же, наверное, росли вместе. Неужели тебе всегда было столь трудно влиться в круг своей же семьи? Калист тихо усмехнулся и кивнул. — Во мне всегда видели моего отца. Его продолжение. Все. Отец всегда был очень... Отчуждённым. Он был создан, чтобы править, поэтому ему не дали тех черт, которые помешают нечистому правителю. Даже если в итоге он сошёлся с матерью... Она тоже была своеобразной, у неё была цель, задача, ради которой она нашла подход к отцу. От него ей нужна была только моя сестра. Узы, семейная жизнь — вторичность, которой она не искала. — Даже говоря о матери, Калист не проявлял эмоций. Ни любви, ни тоски, ни тепла. Как если бы шла речь о человеке, который в его жизни просто был. — Я же... Я знаю, чтобы продолжать дело отца, чтобы быть достойным занимаемого места, я должен быть как он. Так правильно, так будет лучше. Я это понимаю. И остальные понимают. Поэтому мне не место среди них. Я просто должен делать то, ради чего рождён. Дагмара почувствовала, как от этого признания у неё всё похолодело внутри. Она тоже хозяйкой своей жизни не была, но это выглядело как насмешка судьбы, что Калист, будучи хозяином болот, над собственной жизнью власти не имел. Жестокая насмешка, в которой, вероятно, и прятался ответ. Пряталась причина «бездушности» болотника. Между тем кое-что Дагмару в рассказе смутило. Она всё силилась понять, какие слова не сходились с тем, что она знала. — Но, подожди, вы же братья, — наконец поняла Дагмара. — Почему тогда только ты... — Двоюродные, — перебил Калист. — Лешко и Ириней мне двоюродные. — А Витус и Мара? — Дядя и тётя. Они родились сильно позже отцов, у нас не такая уж большая разница, поэтому они нам как брат и сестра. — А кто их отец? — Кощей. «Его дедушка — сам Чернобог? Ха... Такое с трудом в голове укладывается. Дедушка... Звучит как что-то несовместимое». — Сегодня ты много мне о себе рассказал. Спасибо за это, — тихо поблагодарила она. — Тут нет секрета, — отрешённо откликнулся Калист и пожал плечами. — Тут есть ты! — с неожиданной живостью возразила Дагмара. — И, знаешь, — продолжила уже не так уверенно, — тут есть я. Я ведь человек, моё место точно не здесь. Поэтому... Наши чувства в чём-то похожи. И я... Могу понять тебя. И не могу видеть в тебе отца, я ведь только тебя знаю. Поэтому... Позволь мне быть рядом, пока я здесь. И позволь себе быть собой, когда мы вместе. После сказанного Дагмара чувствовала себя неловко, сама своего порыва не понимая. Она сказала, не подумав, просто потому, что очень захотелось. Потому что слова сами слетели с языка. И будь на крыльце больше света, Калист бы точно смог заметить, как покраснели от смущения щёки. Дагмара даже не нашлась, что пробормотать в своё оправдание, просто убежала внутрь. Понадеявшись, что неразговорчивости Калиста хватит, чтобы не возвращаться к этому разговору. Глава 6. О тоске и тёплых руках Шёл шестой день после ужина. Всё это время Дагмара отчасти избегала Калиста — насколько это возможно, когда вместе работаете. Ей было неловко, но не как поначалу — из-за неприязни и страха, а от смущения. Дагмара всё боялась, что Калист затронет их разговор на крыльце, спросит, что она имела ввиду или с чего вдруг осмелела так, что о понимании заговорила и о том, чтобы быть собой. Они же друг другу никто, у него нет ни одной причины открываться ей больше, чем кому-либо ещё, чем родственникам, ближе которых у него никого не было. Они друг другу никто, поэтому какое она имеет право делать выводы, если меньше месяца назад, как и все люди, считала болотника лишь порождением зла, которое можно только избегать и бояться? Дагмара очень боялась подобных вопросов, потому что ответов на них не имела. Однако Калист не спрашивал. Он, не изменяя себе, в целом первым разговор не начинал, если только новых указаний не появлялось. Дагмаре показалось, что он был слишком погружён в новое дело, имевшее некую связь с Вацлавом. Был задумчивее и пасмурнее обычного — это Дагмара заметила даже сквозь смущение, что заставляло взгляд постоянно отводить. Такой вот самообман, когда кажется, что если кого-то не видишь ты, то не видят и тебя. Сегодня у Дагмары выдался выходной, поэтому она решила развеяться и отправилась собирать клюкву. Из части ягод потом приготовить что-нибудь, а часть на зиму для чая засушить. На зиму... Дагмара невесело усмехнулась, вспоминая, какой тонкой стала луна, как близко первое новолуние. Она должна справиться до третьей чёрной луны, а если нет — зимы может не увидеть. Однако Дагмара продолжала к зиме готовиться, то ли веря, то ли убеждая себя в том, что худшее не случится. Безмолвное, но вместе с тем полное жизни спокойствие леса помогало мысли в порядок привести. Дагмара медленно и тихо ступала по ковру из пожелтевших листьев, а в голове зарождалось осознание, что нельзя так продолжать. Как бы ни было страшно и неловко, но если она будет и дальше избегать Калиста, то успеха точно не видать. — К тому же, я обещала Майе, что поговорю, — пробормотала Дагмара. — Слово уже дано, от него не откажешься. Майя... Всё же от её истории на сердце становилось тяжело. И немного страшно от мыслей, что с ней могло произойти... Нет, не такое же: Дагмара верила, что окажись супруг столь же ужасным человеком, семья поняла бы и приняла назад. Только ведь от подобного ещё сбежать суметь надо, найти способ дать родным понять, в какой сложной довелось оказаться ситуации. Потому подобные браки так часто не заканчивались добром. Потому лучше по молодости найти того, кто сердцу будет мил, с кем жизнь проведёшь, чтобы потом не бояться, выходя за того, кто согласится принять. Размахивая пока ещё пустой корзинкой, Дагмара бодро шагала к хранящим россыпи алых ягод болотам, а вместе с тем вспоминала о том, что оставила. О непримечательном, но невероятно родном и уютном доме, где сердцу мил был каждый угол, где всегда так радостно вилял хвостом пёс, где своенравный кот, обычно появлявшийся только чтобы поесть, урчал на коленях, когда тоска своим грузом опускала плечи. Где под окном росла душица, всё лето радуя своим тёплым, горьковато пряным запахом. Вспоминала о семье, которой, вероятно, было ещё хуже, ведь для них Дагмара умерла окончательно. Сожалела ли матушка о том, что в тот день отправила за яблоками? Конечно, сожалела. Она ведь хотела для детей лучшего, но взамен требовала послушания. Ведь мама знает лучше. И пока дети этого не осознают, их надо держать в строгости, чтобы словам старших внимали, не задумываясь. «Наверное, как-то так она и думала. Но ведь это тоже было частью её заботы...» Отец был человеком молчаливым, на эмоции скупым. Дагмаре он всегда напоминал медведя — такой же большой, сильный, хмурый. Если медведь — хозяин леса, то отец — хозяин дома. Такой же беспрекословный, но не самодур, он явно любил матушку и очень много думал о семье. Он точно был опечален смертью дочери, но заметить это смогли бы только те, кто хорошо его знал. Ещё у Дагмары был старший брат, который уже давно обзавёлся собственной семьёй. С невесткой видеться почти не доводилось, однако когда они всё же встречались, общение выходило приятным, да и сама девушка Дагмаре понравилась непоколебимым жизнелюбием и своей способностью убедить брата не забывать интересоваться и её мнением. Скорее всего, за почти месяц они тоже о случившемся узнали. Тревожнее всего было за младших сестёр, которых у Дагмары было две. Та, что постарше, просто чудушко, а не ребёнок — тихая, послушная, трудолюбивая, но ранимая. С ней сидеть было очень легко, главное сказок страшных не рассказывать. С младшенькой же всегда хлопот было много — вся семья от бессонных ночей сначала мучилась, а потом — от чрезвычайной непоседливости и стремления исследовать каждый уголок, пощупать каждую, даже очень опасную вещь. Дагмара прекрасно помнила, как приходилось ловить ухваты, черпаки и кувшины или мешать шаловливым ручонкам лезть в печь и хватать горячие предметы. Да, младшенькая была настоящим бесёнком, но всё же любимым. И всё же ребёнком. И если старшенькая будет тихо плакать, забившись в укромный уголок, то младшенькая разрыдается шумно, словно за всю семью. Дагмара тяжело сглотнула с кривой улыбкой — вспомнила, как бежали к ней сёстры, в юбку вцеплялись, нагоняй от матушки получив. Особенно младшая, ведь из-за нежелания слушаться и скандалила чаще. Дагмара помнила, как однажды поехала с отцом в город, чтобы подарков к свадьбе брата посмотреть, а по возвращении девочки встретили так радостно, так не хотели из объятий выпускать, что Дагмара и сама пожелала навсегда остаться подле них. На мгновение она позволила себе представить, что однажды всё же вернётся домой. Где будут добрый пёс и вредный кот, душица под окном и доставшийся от бабушки любимый шерстяной платок. Где со сдержанной улыбкой похлопает по плечу отец, где матушка сначала отругает и скажет больше так не заставлять тревожиться, а потом не сдержит слёз и обнимет. Где будут редкие встречи с братом и такие разные, но одинаково любимые сёстры. Где больше никогда не будет её. И от этого на глазах выступили слёзы. Дагмара поспешила их стереть — полно уже плакать, слишком день для этого погожий, слишком лес жизнерадостный. В какое ещё время у листвы можно увидеть такое многообразие цветов, собравшее в себя все оттенки от зелёного до красного? Когда ещё золотистые лучи, пробивающиеся сквозь кроны, уподобят листья самому солнцу? И этот запах осеннего леса, в котором влажность земли смешалась с сухостью листьев и горечью об уходящих тёплых деньках, которые обязательно вернутся после весеннего равноденствия. А вот запахов болота Дагмара больше не различала. Связано ли это было с тем, где она теперь жила, или же с тем, кем она стала, неизвестно. Болото теперь для неё не отличалось от простого леса, так что опознавать топь оставалось только на вид. И вроде хорошо, когда и от запаха не станет дурно, и утонуть не страшно, но так горько было примечать то, что отличало от человека. Спелая клюква так и манила блестящими щедро рассыпанными ягодами, красными болотными островками. Дагмара до этих мест раньше не доходила, а потому и представить не могла, что где-то может быть так много ягод. Даже пожалеть успела, что не взяла корзинку побольше, ведь эта наполнилась очень быстро. Дагмара так увлеклась, что не сразу внимание обратила на хруст веток — кто-то приближался к болоту. Судя по осторожным шагам, это были люди, ведь нечисти опасаться в этом месте нечего. Дагмара нервно, испуганно заозиралась — уже были слышны голоса, нужно было немедля спрятаться где-нибудь. Но где?.. Вот оно, совсем рядом! Островок на болоте, где можно затаиться за раздвоившимся деревом, дягилем и высокой травой. Дагмара поспешила туда, села на землю, прижавшись к дереву. И только когда показалась пара отроков, спросила себя, для чего было именно прятаться? Можно же попробовать убежать... Нет, плохая идея, Дагмара отошла слишком далеко от нужного берега, чтобы успеть, а бегать по болоту было также неудобно, как по сырой земле. Тогда, может, стоило сделать вид, что она тоже просто пришла собрать ягод? То есть, это ведь правда... И хотя Дагмара хорошо помнила, что на болотах, в лесу, она должна выглядеть как человек, всё равно стало страшно. Ведь таких ни живых ни мёртвых тут очень давно не видали, поэтому все слова стоило воспринимать только как предположение. Очень не хотелось из-за ошибки напугать людей, что могло и до смерти в таком месте довести, либо оберегом в лицо получить. А ещё хотелось посмотреть на людей. Настоящих живых людей. Дагмара доселе и не осознавала в полной мере, насколько по ним соскучилась! Казалось, что окружение нечисти стало естественным, ничуть не хуже людского. Но нет. Сердце всё ещё слишком сильно тянулось к тем, кто выглядел привычно, у кого были тёплые руки и живой блеск в глазах. Так тянулось, что пришлось вцепиться в дерево, лишь бы подавить порыв выбежать из укрытия, заговорить. А может даже передать весть домой... Нельзя! Нельзя! Но до слёз хотелось. До отчаянного немного крика. Дагмара вздрогнула, когда услышала шаги рядом, и сильно удивилась, увидев Калиста, который словно знал, что они здесь встретятся. Он только кивнул, тихо подходя к укрытию Дагмары, и тоже посмотрел на людей. С привычным усталым равнодушием, что нельзя сказать было, вызвала ли пара хоть малейший интерес. Сердце ёкнуло. Люди ведь даже не подозревали, что за ними наблюдают, в какой они могут быть опасности, оставаясь на болоте. Дагмара испуганно перевела взгляд с Калиста на пару и обратно. Он же не мог просто так прийти именно сюда, потому что не нашёл места другого, чтобы от работы отдохнуть. Что делать? Как убедить сохранить жизнь беззаботно смеющимся отрокам? Они ведь не сделали ничего дурного, не искали встречи с болотником, просто пришли за ягодами! — П-пожалуйта, не надо. Н-не убивай их, — дрожащим голосом прошептала Дагмара, умоляюще смотря снизу-вверх. Калист склонил голову к плечу и посмотрел так, словно был удивлён словами Дагмары. Тихо, устало вздохнул, сел рядом и перевёл взгляд на людей, что уже собирались уходить. Вот соскочил на твёрдую землю парень, поставил рядом обе корзинки, вот он протянул руку девушке, чтобы поддержать. — Я не топлю людей, — также тихо ответил он. — Этим отец развлекался, а я за ним «славу» донашиваю. Мне хватает и тех, кто тонет сам. Я не враг тем, кто не враг моему народу. Просто не обязан людей оберегать. Если они оступятся, будут тонуть — я с этим ничего не сделаю. Их судьба будет только в их руках.