Должна признаться. Я чертовски зла. Зла на жизнь, которая наслала на меня эту мерзкую болезнь. И зла на П., потому что знаю, что он бросит меня, когда мне станет хуже. Я зла заранее. Потому что ЗНАЮ, что именно так все и закончится. П. – как низкорослое, кривое дерево в горах. Он пригибается под натиском ветра, приспосабливается, не оказывает сопротивления. Таких, как он, называют бесхребетными. Когда мы снова стали встречаться, он говорил, что моя болезнь не играет никакой роли, что он будет любить меня несмотря ни на что. Я знаю, что он не лгал и не бросал слов на ветер, но уже тогда я понимала, что это неправда. Может, в нашей истории злодей – это я? Хладнокровная, эгоцентричная женщина, которая делает что хочет? Я знала, что он не сдержит обещания, но не хотела его терять. Это все равно что лакомиться пирожным, когда знаешь, что нельзя. Мне хотелось получить это драгоценное беззаботное время с П.: поездку в Гренландию, страсть, безответственность, легкие, как пушинка, нежность и близость посреди всей этой темноты. Наркотик. П. был для меня как наркотик. Чудесный наркотик, от которого невозможно отказаться. Он был наркотиком. Я – наркоманкой. Так в чем я могу его винить? Смотрю в окно. Вижу прыгающий свет. П. вернулся. Чтение прерывает дверной звонок. Его хорошо слышно, несмотря на то, что дверь в мою комнату закрыта. Сначала я думаю, что это Сага. Мы не договаривались на сегодня, но она все равно обычно приходит когда хочет. Но я быстро понимаю, что для Саги слишком рано. По выходным она любит поспать подольше. Вылезаю из постели, приоткрываю дверь и прислушиваюсь к незнакомым голосам в прихожей. Мужчина и женщина разговаривают с папой. Я не могу различить слов, слышу только, что мужчина представляется Манфредом. Они проходят в кухню. Я не знаю, спускаться вниз или нет, но любопытство слишком сильно. Я спускаюсь вниз, в кухню. В доме холодно. На мне только футболка и трусы. По коже бегут мурашки. Дрожа, я заглядываю в дверь через щелку. Папа сидит спиной ко мне. На плечах у него клетчатый плед. Шея у него блестит, наверно, от пота. Напротив сидят Малин Брундин и толстый полицейский, одетый как биржевой магнат, которого мы с Сагой видели у старого магазина. Должно быть, это Манфред. Ханне пишет о нем в дневнике. Он злоупотребляет булочками. Малин наклоняется вперед и смотрит на папу. Что-то в ее жестах тревожит меня. Выглядит так, словно она готова наброситься на папу и сожрать его. – Вот почему нас интересует, где вы были в пятницу. Папа поднимает руку к волосам, которых больше нет. – В пятницу? Это… это же несколько дней назад. Не помню. – Неделю назад, – говорит толстый полицейский и скрещивает руки на груди. – Да-да, – кивает папа и умолкает. Потом выпрямляет спину и продолжает: – Ах, да. Я был у моего приятеля Улле. В Хэгшё. – Вы уверены? – спрашивает Малин. Мне не нравится ее голос, такой жесткий. Мне страшно, что они могут что-то сделать с папой. Папа не такой умный, как они. И не осознает грозящую ему опасность. Мне хочется крикнуть ему не доверять Малин, но я не могу. Я стою, как столб, за дверью и чувствую, как растет ком в горле. – Да, черт возьми, – говорит папа. – Я уверен. – А он утверждает, что вы не виделись в пятницу, – произносит Малин. – Он утверждает, что вы виделись в субботу. Об этом ты нам уже сообщил. Судя по всему… Малин заглядывает в блокнот и продолжает: – Судя по всему, вы играли в «Коунтр страйк». При последнем слове она улыбается, но это недобрая улыбка. – Так что вы делали в пятницу? – настаивает Манфред. – Понятия не имею, – взмахивает руками папа. – Тогда почему вы сказали, что были у Улле? – спрашивает Малин. Я весь леденею от страха. Они пытаются засадить папу за решетку. Это как в полицейских фильмах в телевизоре. Их двое, папа один, он легко угодит в расставленную ими ловушку. Хотя папа просто растерялся и перепутал день. – Забыл, наверно. Это что, преступление? В его голосе слышна паника. Ни Манфред, ни Малин ему не отвечают. Малин поднимается: – Можно воспользоваться туалетом? – Конечно, – папа показывает на нужную дверь. Малин уходит в направлении туалета и гостиной. Манфред с папой сидят и молчат, словно оба ждут, когда другой заговорит первым. Потом Манфред что-то бормочет, но я не слышу что. Папа тоже что-то шепчет в ответ. Раздаются шаги в прихожей. В дверях появляется Малин. Рукой в светло-голубой перчатке она держит ружье. – На знала, что у вас есть лицензия на хранение оружия, – говорит она папе. Папа качает головой. – Это не мое, – шепчет он с поникшими плечами. – Я не охочусь. – Я думал, тут все охотятся, – комментирует Манфред. – Ох. – Незаконное хранение оружия, – произносит Манфред низким голосом. – Закон об оружии. Девятая глава. Первый параграф. Дальше он добавляет что-то неразборчивое. Папа вертит головой из стороны в сторону. – Да, – говорит Малин, окидывая папу взглядом. – Вы поедете с нами в участок. Нам надо поговорить. Об оружии и остальных вещах. Малин поворачивается, и наши взгляды встречаются. Она замирает. – Это не мое ружье, – повторяет папа в отчаянии. Малин не отвечает. Только смотрит на меня. – Привет, Джейк, – говорит она. – Входи. Я открываю дверь, но не двигаюсь с места. Чувствую себя голым в футболке и трусах. Папа поворачивается и тоже смотрит на меня. Глаза у него красные, зрачки расширенные. Уголок рта подергивается. – Твой папа поедет с нами в Эребру, – сообщает Малин. Малин