– Был, – подтверждает Сванте. – И что говорит? – Предположительно, жертва убита выстрелом в грудь, а голова позже размозжена тяжелым предметом. – В таком порядке? – Да, иначе кровотечение от травмы головы было бы сильнее. Но посмотрим, что покажет вскрытие. – Хм, – хмыкает Манфред. – И никто не знает, кто она? – Никто. Манфред поворачивается ко мне. – Ты ее не узнаешь? Она не из Урмберга? Я заставляю себя посмотреть на труп. На волосы, разметавшиеся по снегу. Гоню прочь воспоминания о Кенни. Женщина в снегу мне незнакома. Несмотря на то, что черты лица разобрать невозможно, я уверена, что эта женщина не местная. Я знаю всех в округе. – Она не из здешних мест, – говорю я и пытаюсь осознать невероятное: два трупа найдены на одном и том же месте с интервалом в восемь лет. – Нашли гильзы? – спрашивает Сванте Манфред. – Ранение в груди явно от огнестрельного оружия, но мы не нашли ни патронов, ни гильз. – Может, случайная жертва охоты? – Маловероятно, что эта женщина бродила босиком по лесу и случайно попала под охотничьи пули. Сванте усмехается своей шутке. Но смешно только ему. – А что с оружием в этих местах? Много охотников? Сванте смеется еще громче. Я его понимаю. Своими вопросами Манфред выдал, что ничего не знает об Урмберге. – Если бы мне давали тысячу за каждое ружье, спрятанное в этих избах… Манфред кивает. Склонив голову на бок, рассматривает тело. – Лицо сильно повреждено. Я заставляю себя проследить за его взглядом. От лица ничего не осталось. Одна бесформенная красная масса. Вместо глаз – замерзшие красные колодцы. Меня шатает. Голова кружится. Во рту сухо. Я сейчас упаду. Манфред хватает меня за плечо: – Даже не думай блевать здесь. – Я в порядке. Я не в порядке, но не могу признаться в этом Манфреду. Это ведь то, чего я хотела, – ловить настоящих преступников, расследовать самые тяжкие преступления. Но я не представляла, что все будет так. Одно дело видеть трупы на фотографии или на столе в морге, где не осознаешь весь ужас случившегося. И совсем другое – видеть труп на месте преступления. Я бросаю еще один взгляд на женщину. На кровавое месиво на месте лица. Вижу кусок коры, торчащий из этого месива. Мысли о Кенни возвращаются, а с ними – тошнота. – Никому не пожелаешь такой смерти, – констатирует Сванте. Мы с Манфредом молчим, но я думаю, что Сванте прав. Это так ужасно, так несправедливо. Это против природы. Женщина на земле не старая. Она прожила бы еще много лет, если бы кто-то не счел себя вправе отнять у нее жизнь. Она была чья-то дочь, возможно, мать и сестра. А теперь она никто, замерзший труп под оголенной елью. Снег усилился. Снежинки танцуют в свете прожекторов. Поляну озаряет вспышка. – А что известно о ходе событий? – спрашивает Манфред, с трудом выпрямляясь. Плитка дрожит, я боюсь, что она треснет под его тяжестью. Сванте тоже выпрямляется. Мы следуем его примеру. – Скорее всего, сперва ее застрелили, а потом затащили под ель. После этого разбили лицо. Предположительно вот этим камнем. Мы смотрим на камень – размером примерно с грейпфрут – рядом с головой. Еще одна вспышка. – Любопытно, – протягивает Манфред. Я жмурю глаза, но картина трупа впечаталась в сетчатку. Невидящие глаза смотрят на меня. – А что со следами? Видно, откуда пришла жертва или убийца? Сванте качает головой, отчего помпон на его шапке трясется. – Снег пошел после выходных. – Об этом я не подумал, – кивает Манфред. Лес снова начинает кружиться, я хватаю Манфреда за плечо. Еще вспышка. Тошнота подступает к горлу. Я поворачиваюсь и как можно быстрее бегу по плиткам к Андреасу, который уже стоит у прожекторов. – Тебе плохо? – спрашивает он, когда я протискиваюсь мимо. – Нет, – отвечаю я. – Уверена? Я делаю еще шаг. Сглатываю. Снова вспышки. Я не могу забыть увиденную сцену. – Все нормально, я же сказала. – Эй, Малин, криминалисты хотят взять наши пробы ДНК. – Зачем? – Рутинная процедура. Наши ДНК могли остаться на месте преступления. Они должны внести их в реестр. – Хорошо, – говорю я и послушно открываю рот перед молодой женщиной в белой одежде. Она сует ватку мне в рот и трет о внутреннюю сторону щеки. Андреас подходит к нам. Снег хрустит у него под ногами.