Манфред смотрится в этих местах странно. Сложно шастать по сугробам в итальянских ботинках ручной работы и при этом не выглядеть полным идиотом. Так можно и пальцы на ногах отморозить. Даже стокгольмец мог бы это сообразить. Ветви сосен провисли под тяжестью снега, выпавшего за последние дни. В лесу красиво, как на картинке, и тихо. Кажется, что лес спит. Манфред идет на удивление быстро. Длинные ноги ловко перешагивают через камни и пни. Андреас поворачивается ко мне. Наши глаза встречаются. В этот момент моя нога проваливается в глубокий снег. Андреас останавливается и протягивает мне руку. Я киваю в знак благодарности, ударяюсь о ветку и получаю порцию снега за воротник. Сую руки в карманы в надежде согреться. Перчатки я, естественно, забыла в машине. Ели редеют, я вижу просвет впереди. Еще через минуту мы выходим на поляну, залитую ярким светом. Перед нами вырисовывается силуэт Змеиной горы. Черная вершина поднимается к небу и сливается с ночью. Невозможно различить, где кончается гора и начинается космос. Словно Урмберг напрямую связан с небом. Захоронение засыпало снегом. Большие переносные прожекторы поставлены под елью на опушке, трое людей в белых комбинезонах с масками, закрывающими рот, что-то разглядывают под деревом. У одного в руках фотоаппарат, в паре метров от них – большие сумки. Криминалисты. Коллеги из местной полиции уже на месте. Бело-голубая оградительная лента трепещет на ветру. Поляна то и дело озаряется вспышками фотокамеры. Манфред поворачивается к нам с Андреасом. Лицо его бесстрастно, но я вижу, что он сжимает и разжимает кулак, словно давит невидимый мячик. Мы благодарны небу, что это не Петер лежит там мертвый в снегу. Но нельзя не согласиться, что ситуация абсурдна: сотни людей прочесывали лес в поисках Петера все последние дни. И вот наконец они нашли труп, но это труп другого человека. Мы направляемся к Сванте. Он поднимает руку в знак приветствия. На нем та же, что и в прошлый раз, пестрая, ручной вязки шапка с помпоном. Борода покрылась инеем. Я ловлю себя на мысли, что он действительно выглядит как Санта-Клаус. Настоящий Санта-Клаус, который сажает малышей на колени и вручает подарки из большого мешка у него за спиной. Я замечаю, как Сванте таращится на элегантное пальто Манфреда. Шелковый платок в нагрудном кармане поник, как увядший цветок. – Что, черт возьми, происходит? – спрашивает Манфред, кивая в сторону трупа на опушке и проводит рукой в перчатке по щетине на подбородке. – Мы ищем пропавшего полицейского, а натыкаемся на подстреленную женщину? Сванте кивает. – Так оно и есть. Подтверждаю. Действительно странно. Сейчас расскажу все, что знаю. Но сначала одна вещь. Мы нашли ее уже после того, как позвонили тебе. Манфред хмурит лоб, выпячивает живот, обтянутый пальто. – Что за вещь? Сванте кивком приглашает идти за ним к черному полиэтиленовому пакету, стоящему в снегу рядом с прожектором. Сванте нагибается и достает прозрачный пакет. Протягивает его Манфреду и направляет фонарик так, чтобы нам было лучше видно. Манфред изучает содержимое пакета. Это кроссовок – весь в коричневых пятнах в лужице полурастаявшего снега. У меня вырывается: – Это же кроссовка Ханне. Манфред кивает. – Ханне? – спрашивает Сванте. – Той, что утратила память? – Ее самой. Где вы это нашли? – В двадцати метрах от тела. В лесу. Мы бы никогда его не нашли под снегом, если бы не Рокки. Наша собака. Манфред встречается со мной взглядом и недоуменно качает головой, словно ему не верится, что это действительно кроссовка Ханне в пакете. – Как она здесь очутилась? – восклицает он и возвращает пакет Сванте. Потом продолжает: – Как только закончим, едем к Ханне. Попробуем ее расспросить. Манфред замолкает, о чем-то задумываясь. Смотрит на гору. Одинокая снежинка повисла у него на щетине. Смахнув ее, он просит Сванте: – Расскажи, что известно на данный момент. – Собачий патруль нашел ее в пять минут третьего, – докладывает Сванте, кивая в сторону мертвой женщины. – Дежурный судмедэксперт считает, что она мертва по меньшей мере три дня. Может быть, четыре. В воскресенье температура опустилась ниже нуля. Если бы труп лежал здесь дольше, он бы начал разлагаться. А если меньше, то снежный покров был бы тоньше. Одна нога торчала из-под ели. Ее-то и засыпало снегом. Манфред обдумывает информацию. – Вы вчера здесь искали? – Да, но, должно быть, пропустили. Под ветками ее было не видно. Манфред снова молчит. Оглядывает поляну и кивает. – Если она лежит здесь трое-четверо суток, значит, она погибла в пятницу или субботу. Андреас откашливается. – Тогда же, когда… Он замолкает и смотрит на труп на снегу в ярком свете прожекторов. – Когда пропал Петер, – заканчивает за него Манфред. – Это не случайность, что кроссовка Ханне найдена поблизости. Что нам известно о жертве? – Немного, – отвечает Сванте. – Женщина. Лет пятидесяти. Босая, легко одетая. Следы выстрела в грудь и ударов по голове. – Застрелена и избита? – удивленно спрашивает Манфред. – Именно, – подтверждает Сванте. – Пойдемте посмотрим? И я расскажу остальное. Темноту снова озаряет вспышка. В свете фотоаппарата лицо Манфреда выглядит усталым и опухшим. Андреас смотрит на захоронение, покрытое снегом, потом поднимает взгляд к небу. – Это место что, проклято? – спрашивает он. Никто не отвечает. Что тут ответишь? Сложно отрицать тот факт, что захоронение находится в эпицентре всех трагических событий в Урмберге. Я думаю о девочке. Прошлые события оживают в памяти. Закрыв глаза, я чувствую теплую руку Кенни, слышу звон бутылок в пластиковом пакете. Помню, как листья папоротника щекотали мне бедра, когда я присела пописать, как пальцы трогали белый гладкий предмет, который я приняла за шампиньон. А теперь еще и это. Все ниточки ведут сюда – к древнему захоронению посреди леса. Это должно что-то значить. Но что? Сванте снимает варежки и прижимает ладони к замерзшим щекам, чтобы согреться. – Идем! – командует Манфред и идет к трупу. Мы подходим к трупу по одному, потому что на плитках, разложенных на снегу криминалистами, хватает места только для одного человека. Первым подходит Сванте, потом подзывает Манфреда. Пластиковые плитки прогибаются под нашей тяжестью. Встав каждый на свою плитку вокруг трупа, мы опускаемся на корточки. Чтобы добраться до тела, криминалисты спилили ветви и сложили их в кучу в стороне. Рядом лежит брезент, которым они явно накрывали тело, пока спиливали ветки. Она лежит под елью, отвернув лицо от нас. Руки сложены на груди. Одежда вся в кристалликах льда. Мертвенно-бледная кожа шеи, рук и ног блестит в ярком свете прожекторов. Женщина одета в черные спортивные штаны и просторную джинсовую рубашку. На груди – большое темное пятно. Она босая. Длинные седые волосы, судя по всему, достают до талии. Когда я вижу бесформенное месиво, которое когда-то было ее лицом, у меня слабеют ноги. Прямо как Кенни. Рядом с головой лежит камень, тоже весь в крови. Я отворачиваюсь, чувствуя, как к горлу подступает тошнота. – Говоришь, судмедэксперт был тут? – невозмутимо спрашивает Манфред.