Дверь магазина распахивается, и выходит мужчина папиных лет. Крупный, полный, одетый как биржевые брокеры из телесериала, который я смотрел вчера. Коричневое пальто пузырится на животе. Мужчина смотрит на нас. За ним выходит мужчина помоложе и Малин, полицейский, которая строит из себя черт знает что, только потому что получила работу в Катринехольме. Так, во всяком случае, говорит папа. Полицейские бегут к большому черному джипу, припаркованному у дома. – Вот дерьмо! Куда это они так спешат? – спрашивает Сага. – Наверно, что-то случилось. Мы разворачиваемся и идем прочь. Сага закидывает школьную сумку на плечо. – Я могу зайти к тебе ненадолго. Мамаши все равно нет. Она собиралась к Бьёрну. Бьёрн Фальк – новый хахаль Сагиной мамы. Настоящий придурок. Носит бейсболку круглый год и водит супердорогую тачку, купленную на деньги, доставшиеся ему в наследство, которое он быстро промотал. – Хочешь? – спрашивает Сага. – Чтобы я зашла? Я думаю о папе, грудах пивных банок и мусоре в кухне. О диване, который он превратил в кровать, и клетчатом пледе, который вечно накинут на его плечи. – Можно. Но мне нужно спросить у папы. Я тебе пришлю смс, когда буду знать. Сага кивает и морщится от сильного ветра. – Тогда увидимся. – Ага. Она быстрым шагом уходит в направлении церкви. Сумка прыгает на ее плече. Как и ожидалось, когда я прихожу домой, папа спит на диване. Храп слышно уже в прихожей. Звучит так, словно в комнате дрыхнет огромная кошка. В комнате затхлый запах пота, теплого пива и покупной еды. Клетчатый плед сполз вниз и валяется на полу. Я нагибаюсь поднять его и вижу, что что-то торчит из-под дивана. Присаживаюсь на корточки, вытягиваю вперед руку и щупаю холодный цилиндрической формы металлический предмет. До меня не сразу доходит, что это дуло охотничьего ружья. Но что оно делает здесь, под диваном? У папы нет лицензии на оружие, но случается, что он ходит на охоту с ружьем, позаимствованным у Улле. Но не помню, когда они в последний раз были на охоте. Я осторожно заталкиваю ружье поглубже под диван. Оно скребет о пол. Папа дергается и что-то бормочет во сне. В гостиной появляется Мелинда и поднимает руки, сигнализируя мне сохранять тишину. – Не буди его, – шепчет она. – Он был в дерьмовом настроении, но я приготовила пожрать, и он отрубился. У меня возникает ощущение, что она говорит о папе, как о маленьком неразумном ребенке. Словно это мы с Мелиндой родители, а папа – наш сын. Мы идем в прихожую. – Что-то случилось? – спрашиваю я. – В смысле? – Почему у него было плохое настроение? – Не знаю, честно говоря. Он не хотел об этом говорить. Но по нему видно было. Знаешь, как он обычно делает. Ходил взад-вперед по гостиной и все такое. Внутри меня все холодеет. Я не хочу, чтобы у папы было плохое настроение, особенно когда под диваном ружье. Но говорю себе, что наверняка есть разумное объяснение тому, что ружье лежит под диваном. Может, они с Улле собираются пострелять косуль. – Он все слопал, – сообщает Мелинда и идет на второй этаж. – Но глянь в холодильнике. Может, остались кокосовые пирожные. Я иду в кухню, достаю из холодильника пакет с кокосовыми шариками, выуживаю три и наливаю стакан колы. Потом изо всех сил давлю на ледяную машину, встроенную в холодильник, чтобы насыпать в стакан льда. Гляжу на кубики льда и испытываю такой же восторг, как когда выигрываю в игровом автомате. Я спешу в свою комнату. Весь день мне не давала покоя история Ханне. Мне так хотелось вернуться и продолжить чтение. Достаю дневник и сажусь на кровать. Листаю до страницы с загнутым уголком и сую в рот кокосовый шарик. Утро. Самое худшее, что могло произойти, произошло. Я так устала, что не проснулась от звонка будильника. А когда наконец открыла глаза, то увидела П. нагишом на стуле у окна. Он читал дневник! Я завопила. Вскочила с кровати, бросилась к нему и вырвала дневник у него из рук. П. не сопротивлялся. Только смотрел на меня со страхом и удивлением во взгляде. Я быстро поняла, что он напуган. До смерти напуган. Что неудивительно. Из нас двоих я всегда была эмоционально сильнее. Спокойнее, надежнее. Но что случится, когда я утрачу эту силу? Что П. сделает? Что будет с его надежностью, когда меня не будет рядом? Мы только что позавтракали. П. сжал мою руку. Сказал, что любит меня и ничто не изменит его чувств. Мне было приятно услышать эти слова, но одновременно я чувствую себя обманщицей. Словно украла деньги у него из кошелька, хотя это П. без спросу читал мой дневник. Ужасно, когда люди стыдятся своих болезней. В участке. Только что у нас было собрание. Мы продолжили обсуждать материалы дела: протокол вскрытия, отчеты криминалистов, показания свидетелей. Манфред общался с прокурором на пенсии, который когда-то занимался этим расследованием. Он сказал, что «никогда не верил в теорию о дорожном инциденте». По его мнению, это было дело рук педофила. Эта гипотеза вызывает у меня сомнения. Но самое главное для нас – установить личность убитой девочки. Нужно назначить встречу с судмедэкспертом, чтобы узнать побольше о девочке. Манфреда больше всего интересует старая травма запястья. Он верит, что с ее помощью можно идентифицировать покойную. Судя по всему, этой травме не было уделено должное внимание во время первого расследования. Манфред крайне возмущен этой оплошностью. Назвал прошлую следственную группу «кучкой некомпетентных лодырей». Может, он и прав. НАДЕЮСЬ, что он прав. Потому что если это не так, то других зацепок у нас нет. Малин Мы пристраиваемся в хвост другим машинам, припаркованным на обочине шоссе. Уже почти стемнело. И сильно похолодало. Холод кусает щеки, снег хрустит под подошвами ботинок. Мы стоим на обочине. Манфред светит фонариком на придорожную канаву, отделяющую проселочную дорогу от леса. Могильник. Сколько раз я бывала здесь подростком. Я думаю не только о том роковом дне, когда мы нашли Урмбергскую девочку, но и обо всех остальных днях. Туманных весенних днях, когда земля еще не успела оттаять. Теплых звездных августовских ночах, когда мы с приятелями пытались вызывать духов. Вспоминаю, как небьющийся стеклянный стакан в свете свечей скользил по мятой бумажке с буквами, движимый кончиками наших пальцев, в то время как комары пожирали нас живьем. Как возникла легенда о привидении-ребенке? И когда именно она возникла? Надо спросить у мамы. – Что нам известно о мертвой женщине? – спросил Андреас. – Это та молодая девушка в платье с пайетками? – Ничего не известно, – фыркает Манфред. Он чешет напрямик в лес по десятисантиметровому слою снега в городских начищенных ботинках.