– Да забирай, забирай, они пока здесь забезнадобностью. Заодно и им войсковые закроем. Что, кстати, Зальцман из-под тебя хотел? – Да он Малышева притащил, хочет за месяц – полтора новый танк на конвейер поставить. – Кто ж ему позволит! – Есть у него заводик, который только готовится выпускать продукцию, вот на нем. – Блин, он что, не знает, что вопрос о новых танках закрыт? – Он все правильно делает: новую самоходку будет запускать там, а из «отходов производства» сделает танк. – Вот жук! Им бы только премии получать! И так больше нашего зарабатывают и без всякого фронта! Но ты меня понял. И присмотрись к Новикову, если что, там Петров и другой Новиков есть, который Петр Васильевич. Если что – заменим. И не забывай: ты – Представитель Ставки. Что не так – действуй без промедления! Уяснил? – Да где наша не пропадала! – Это точно! И там пропадала, и тут пропадет. Все, на посошок, и мы двинем, пожалуй. С вами хорошо, но труба зовет! Спасибо за ужин! Ты, кстати, когда деньги по аттестату получишь? Начфин жалуется, что депозит большой. А на что пьете-то? – На сталинскую премию, первой категории. – Ого! Это по сколько? – Это 125 на шестерых. По пять тысяч получили, остальное – в фонд обороны. – Эх, нам бы так платили! – по 31-му разряду, высшему, Жуков получал оклад 3600 рублей, будучи первым заместителем Верховного. Но денег ему постоянно не хватало, несмотря на отсутствие жены и семьи, или благодаря этому! С уходом «большого начальства» и наши «производственники» воспряли духом, так как сами военные ничего не производили, но могли испортить обедню так, что мало не покажется! Достаточно просто написать бумажку о том, что техника не соответствует, и такое начнется! Что они сегодня и собирались сделать по нашему поводу, да вот не повезло им сегодня: наши снаряды уверенно пробивали броню, самоходки катались по заснеженной трассе куда хотели, техника не подвела. А, наверняка, отрицательный отзыв уже лежал у того же Жукова в кармане. И при разговоре со мной, он ни разу не сказал, что слабенького Новикова могу заменить я. Да и бог с ним. Армия будет учиться атаковать немцев. Все предыдущие попытки парировались немецкой авиацией. Сейчас настает наш черед отыграться за потерянное. «Мальчишник», тоже, просуществовал только до ухода «вояк», «артиллеристы» и «танкисты» этим вопросом озаботились заранее, так как примерно представляли, как ход самих испытаний, так и его последствия. Ведь перед этим проводились заводские, где, собственно, и стало понятным, что мы сделали большой шаг вперед к 1942-му году. До него оставалось не так много времени. Уже весной немцы «порадуют» наших генералов тем, что солидно укрепят свои танковые войска и самоходную артиллерию. Там, в Германии, самым серьезным образом готовятся к новым боям. У нас же будет царить эйфория и головокружение от «успехов». Это уже сейчас чувствуется: немца остановили, их попытки реализовать новые «танковые клинья» разбились о стойкую оборону пехотных соединений, усиленных дальнобойными противотанковыми средствами и «оружием последнего рубежа». Плюсом было то обстоятельство, что ремонтировать немцам стало нечего! Танки выводились из строя окончательно, а их массовое производство немцам наладить достаточно трудно. В тот раз они просто навесили на них дополнительно броню, кстати, украв это дело с КВ, и установили новые, очень мощные, пушки. Сейчас количество эвакуированных танков ничтожно. Нам бы еще со связью бы разобраться! Но для этого требуется лететь в Новосибирск на филиал «Светланы». Мне же приказано «присмотреть» за Новиковым. Однако посидеть и подумать мне долго не дали: подошла компания женщин: жен, подружек и сослуживиц наших «лауреатов». Их довольно много, за мной стали ухаживать сразу с двух сторон. Я же у них начальством числюсь! Так что, обо мне не забыли! Все как «с легким паром»: подобрали и обогрели, предлоги можно и переставить, но надобности в этом не было, так как, видимо, действовали производственники с дальним прицелом. Одна из дам работала у танкистов, вторая относилась к артиллеристам, то есть к наркомату вооружений. Обе – москвички, но не успевшие в эвакуацию по объективным причинам. Оставлены начальством в Москве, видимо с дальним прицелом. Оба комиссариата живут на два дома: Москва и Куйбышев, и, Москва и Свердловск. Блондиночка Ирина Николаевна успела помахать лопатой, строя Можайскую линию обороны, показала солидные мозоли и много говорила о том, как провела последние два месяца в Часцах, под Голицино, где окапывала бетонные доты. Вторая, Ангелина, только вернулась из Свердловска, где никаких условий для проживания не имелось, а она – инженер! И симпатичная! Третий месяц вдовствует. На ее месте я бы поостерегся делать ставку на меня, с моими нашивками на рукаве и груди. Но, «сердцу не прикажешь», в условиях дефицита тестостерона. Работали они в одном месте, Наркомате тяжелой промышленности, но на разных этажах, Наркомат разделили, и жили в одной квартире. Так что выбирать не пришлось. Все остались довольными, но утром разбежались кто куда: они поехали перебирать бумажки, а я – в Алабино, принимать третий маршевый батальон и готовить его к наступлению. Времени на подготовку фактически не дали: еще в 10.00 пришли эшелоны из Ленинграда и Коломны, с полигона. Батальон вывели в поле и три часа гоняли его с инертными гранатами, обучая их собирать, заряжать и разряжать орудие. Затем каждый наводчик выстрелил трижды из «стволика». И по разу инертной гранатой. Все! Чистили оружие уже в эшелонах. Никакой задержки, хорошо еще поездом, а не пехом! Но, пошагать пришлось! От платформы «286 км» до того места, где Пушкин ссылку карантинную отбывал! Рокадные дороги у немцев, у нас они отсутствуют. Штаб дивизии расположился в лесу у деревни Васино. Там батальон раздели на три части. «Усиление» поместили в старинном монастыре в Болдино, в пяти километрах от линии фронта. Немцы, по сравнению с положением на начало их наступления, продвинулись вперед всего на 30–35 километров. За два месяца. Теперь нам поставлена задача взять Смоленск. Перед нами – 9-я немецкая армия. Так что, несмотря на усталость после марша, направляюсь в район Полибино, откуда начнется наступление. Слева – опорный пункт противника в деревне Елисеенки. Днепр здесь – узкая извилистая речушка шириной 40–50 метров. Но левый берег выше правого, и там полно дзотов. У немцев реальное превосходство в пулеметах. Их гораздо больше, чем у нас. Осмотрел, как «окопались» мои бывшие подопечные. Станковый гранатомет требует особого окопа. Вызвал небольшой артналет, воспользовавшись «стволиком» в качестве снайперской винтовки. Немецкий «дежурный» пулемет уж больно активничал. Видимо, немцы обнаружили прибытие пополнения, не смены, а увеличение численности пехоты на правом берегу. Капонир орудия полуоткрытый, так, чтобы газам было куда уходить. Из этого гранатомета я уже стрелял в Алабино, поэтому решил им воспользоваться, чтобы унять придурка Ганса. У него, скорее всего, станковый пулемет. Это тот же MG34, но закрепленный на треноге. Гашетки у него расположены ниже ствола. Выполнив вертикальную наводку, пулеметчик раскладывал на бруствере вешки, обозначавшие важнейшие цели, и наводил свою «машинку», не показывая голову над бруствером. То есть, стрелял вслепую, просто нажимал на гашетку, и пули летели в сторону цели. На кого бог пошлет. Но наш капонир – свеженький, его еще не обстреливали. Вешку на него не ставили. А чтобы ее поставить, требуется высунуть голову над бруствером. Первым в стволик пошел трассер. Пулемет он повредить вряд ли бы смог, но горит он классно! И направление показывает, опытный пулеметчик сразу может понять, откуда прилетел «подарок». Для второго выстрела готовим бронебойно-зажигательный. У него пуля тяжелее, и пойдет ниже на угловую минуту. На этом расстоянии ляжет на 10 сантиметров ниже. Я навелся, дождался «дежурной очереди» и нажал на спуск. Ствол гранатомета много длиннее ствола винтовки, и он хорошо гасит вспышку выстрела. Трассер воткнулся чуть выше пулемета. «Готово!» – доложил заряжающий. Ствол пулемета пошел на меня, появилась голова в рогатой каске, выстрел! Пулемет задрал ствол. – Кумулятивно-термический! – подал я команду. – Готово! – Выстрел! – Ну, тут уж пламя как пламя! Такое не спрячешь! Приходится снимать гранатомет и нести его в сторону! Одним дзотом стало меньше, но немцы гвоздили минами и снарядами где-то полчаса, никак не могли успокоиться, пока их наша дивизионная артиллерия не накрыла на закрытых позициях. Заодно выяснили: где немцы прячут минометы и полковые орудия. Они станут целью, как для нас, так и для артиллерии. Мы навесом тоже стрелять можем. Хотя с позициями для корректировщиков есть довольно большие проблемы, но решаемые. Еще двое суток «обживались», вели разведку и наблюдение, затем в 8.30 утра 5-го декабря началась артподготовка с нашей стороны. Проводилась она довольно долго: час двадцать. Артиллерии было маловато. Немцы умудрялись даже отвечать. Морозы сковали пойменные луга, обозначенные на всех картах как болота, но основные бои развернулись на трех днепровских бродах, и одном через реку Осьма. Лед тяжелые танки не держал. Именно в этих боях отличились мои «станкачи», с больших дистанций поражая доты и дзоты противника, его бронетехнику, существенно облегчая задачи для пехоты. Днем их выстрелы были не так заметны, как ночью, а точность огня и высокая бризантность позволяла взламывать оборону противника гораздо эффективнее, чем с помощью «сорокапяток». На второй день наступления Трофим Новиков, который оказался вовсе не слабым командиром дивизии, сократил мой «резерв», на 45 единиц, перебросив 45-ть расчетов в 12-й танковый полк, укомплектованный, правда, по мотострелковому штату. Его танки были распределены по всем полкам дивизии, о чем мы и договаривались с Жуковым. Этот «второй» день стал переломным: мы перерезали «рокадки», и шоссейную, и железнодорожную, взяв Дорогобуж, вместе с тремя бригадами партизан, просочившихся в город и ударивших с тыла по противнику, и вышли на оперативный простор. Оборона противника была взломана. Как и предполагалось, последовали удары противника слева и справа, от Ельни и Сафоново, тем более, что немцам удалось Сафоново удержать. Мне и остаткам «резерва» было приказано переместиться в Никулино, где действовал 2-й стрелковый корпус Лизюкова. Нами усилили 316-ю стрелковую дивизию, и они смогли форсировать Днепр и реку Вопец в районе новой Смоленской дороги (Минского шоссе), и окружить немцев под Сафоново. Вместе со вторым корпусом продолжали наступать на Ярцево. Войск у немцев на этом направлении оказалось гораздо больше, чем южнее, где 1-я гвардейская еще раз форсировала Днепр на Соловьевской переправе. И там была введена в бой 2-я ударная армия, двинувшаяся не на Смоленск, а на Ярцево. Но наши успехи, по сравнению с действиями соседнего Калининского фронта, выглядели топтанием на месте. Две армии «калининцев», продвинулись за 6 дней боев на 234 километра, подойдя к Великим Лукам! Нам же три армейских корпуса армии Адольфа Штрауса (австрийского генерала) давали прикурить, и практически все наспункты приходилось брать с боями и потерями. 20-го декабря я получил приказание передать оставшуюся матчасть во 2-й стрелковый корпус, и вылететь в Москву для получения нового задания. Глава 11. Сказочные сорок пять суток в тылу Подписание итоговых документов по войсковым испытаниям почему-то не состоялось: либо вояки что-то наковыряли в новой технике и боеприпасах, либо возник «затык» где-нибудь на заводах. Но, самолет за мной прислали «фронтовой», даже специально интересоваться не пришлось: 16-местный штабной C-47, оливкового цвета, без вооружения, использовался только командующими фронтами. Всем остальным подобные машины были не по рангу. Но прикрытия мне выделено не было, поэтому борттехник рядом со мной положил спасательный «Ирвин». На всякий пожарный случай, как говорится. Экипаж не сильно радовался полету без сопровождения. Но, все обошлось, сели на Центральном, но большую часть пути проделали в облаках, в слепом полете. Тут же – первая неожиданность: прямо к борту подъехала серая «эМка», с «генералом» под стеклом. Это «общий» пропуск на любые объекты, в том числе, в Кремль и на стоянки у Ставки. Выдавались на правительственные машины. Но вместо какого-нибудь наркома или крутого генерала, с заднего сиденья выбралась одна из недавних подружек из «Националя», более темная и высокая Ангелина. В шубке, меховой шапочке и с портфелем. Придерживая рукой шапочку и отворачиваясь от холодного ветра, она дождалась, когда выключат двигатели, и двинулась мне навстречу. – О господи! Какими судьбами? – спросил я ее. – Я за вами, приказано сопровождать вас. Нам на Ржевскую, все документы выдали мне. – Кто выдал-то? – Нарком Малышев, и там пакет от «самого». Прошу! – она рукой показала на «эМку». Мы уселись в машину, Ангелина покрутила какую-то ручку, отделив нас от водителя и зажгла свет. Передала мне увесистый пакет, сопроводиловку, в которой я расписался, и предъявила приказ по Наркомату, согласно которому товарищ Артамонова А.В. направлялась на Уральский танковый завод № 183 им. Коминтерна в должности ученого секретаря при представителе Ставки ВГК генерал-майоре артиллерии Голованове С.П. – У нас просто кошмар какой-то творится: снят товарищ Максарёв, директор 183-го, туда направлен замнаркома Зальцман, директором, Ирочка еще 10 дней назад вылетела туда вместе с Исааком Алексеевичем. Меня трижды гоняли в Ленинград на 174-й. Там тоже какой-то шабаш с документацией. Ой, я даже не могу сосредоточиться. Говорят, что все на контроле у Ставки и НКВД. – Из-за чего сыр-бор то? – Военные не приняли ни одной машины 183-го завода. – А я здесь причем? – Так я же вам документы передала! Читайте! Я не совсем в курсе, но, в общем, на 183-м будут выпускать САУ-100. И времени нам дали 45 суток. Не справимся – военный трибунал. Боже мой! – Ангелина, а вы-то здесь причем? Если и дадут по шапке, то нам, руководству. Успокойтесь! Нацеленность на решение задачи у вас замечательная. Это – главное, а ученый секретарь за пуск завода не отвечает. Это не ваш уровень ответственности. – Да вы просто не слышали, как нас Малышев и Берия костерили. Малышев же был директором 183-го. – Так, то было в Харькове, и в мирное время. – между разговором я знакомился с тем, что прислал мне Верховный. В общем, отвечаю за каждый чих, и слежу за тем, чтобы технологические процессы были полностью реализованы. От, черт! Похоже, мы влипли по самое не хочу! Танкисты пишут о плохом качестве брони на танках Уралвагонзавода. А броню для него катает Уральский Металлургический комбинат, соседний. Танки поставили на обстрел из 37-мм PAK.37, пробитий не было, а «Иван Иванычи», внутри танка, получили такие повреждения, что все машины отправили обратно на завод. Это – задница! За такое точно могут на дыбу поднять! Водитель просто несся по Москве, мы опаздывали. Оказалось, что курьерский поезд, всего из пяти вагонов, ждал только нас на небольшой станции Ржевская. Едва мы вошли в вагон, поезд тронулся, сделав следующую остановку только в Горьком. В таких вагонах я бывал только в железнодорожном музее. Это, скорее всего, бывший царский поезд: купе очень большое, их в вагоне всего восемь, но двое проводников, в тамбурах постоянные посты. Присутствуют два вагон-ресторана, с очень неплохой кухней, но вход туда доступен только из этого вагона. В Горьком прицепили еще три вагона, которые заполнили штатские, в основном. Незнакомый интерьер и очень хорошее обслуживание еще больше напугали Ангелину. Она же понимала, кто и что стоит за этими атрибутами. Да еще и ВЧ прямо в купе, и голос Сталина из трубки среди ночи. Отвлечь ее от переживаний не удалось. – Сережа, я все понимаю, у тебя железные нервы и ты только-только с фронта, но у меня внутри все заледенело! Это просто ужас какой-то! Я как представлю, что будет, если мы сорвем задачу, и у меня все сжимается! Чего мне в Челябинске не сиделось? Условия меня не устраивали! Вот и влипла! Понятно, что ночь мы провели раздельно и ни о каком сексе не приходилось даже мечтать. Дотянулся-таки «теран» даже до моей постели! Вот гад! Напомнил о себе жителям НКТП! Причем так, что они забыли даже о безусловном инстинкте размножения! За брак необходимо отвечать! Танки делаются для того, чтобы защитить экипаж, а не для того, чтобы отскочившая броня убивала экипаж. Плюс по плану выпуска продукции завод провалился. А войска идут в наступление, что без танков делать несколько тяжеловато. Утром, после отличного завтрака, а ехать было больше суток, у Ангелины сменилось настроение, и гори оно все ясным пламенем, живем один раз, в ней проснулись спящие инстинкты, поэтому она перебралась ко мне на диван, ширина которого позволяла его использовать по этому назначению. Временами у нее проскальзывали вопросы, связанные с решением производственных задач, но общее настроение больше соответствовало тому, что лишь бы этот день тянулся как можно дольше. Я уже писал, что она не так давно овдовела, муж – летчик, погиб, таранив в июле «Хеншель»-разведчик. Детей, судя по всему, завести не успела. Сама из Харькова, квартира принадлежит отцу Ирины, с которой они дружат уже довольно давно. Дружба чисто женская, весьма условная, муж Лины был человеком с большим сердцем, или чем-то там еще. Ирочка имела большие виды на него, но он решил все не в ее пользу. Была подружкой на их свадьбе. Гибель Алексея их сблизила еще больше. Но, вернувшись из Челябинска, Лина выяснила, что ее комната используется авиаторами, она и была служебной, поэтому подруга пригласила ее жить к себе. «Уж лучше ты здесь поживешь, чем подселят кого-нибудь». Официально – Ангелина на подселении, через наркомат все оформлено. Еще одну комнату иногда «использует» жилищное управление Наркомата, как «резервный фонд». Девочки периодически сдают в свою жилконтору справки, которые сами и подписывают в Наркомате. Жилищный вопрос в городе – острейший, и это еще не начали возвращаться эвакуированные, и они понимают, что подселенцы могут быть с большими связями. Вот и крутятся. Внешне Лина выглядит гораздо привлекательнее, чем Ирина, в первую очередь, из-за копны темно-русых волос, густых и пышных. Она – высокая по здешним меркам: 172 сантиметра, почти мужской рост. Кур здесь еще не начали шпиговать гормонами роста, высоких людей довольно мало. Ирина – гораздо мельче, но «с формами», что ценится здесь выше. Лина больше соответствует другим стандартам красоты, пришедшим после войны. Излишков жира на ней не видно, не Кощей Бессмертный, ребра не торчат, несмотря на тыловой паек, но стройная. С моей точки зрения – более привлекательная, чем подруга. Второй «прибамбас» – официально она старше меня на три года, что ее сильно беспокоит, ей – 28. Пять лет она уже отработала, Ирина – молодой специалист, с папой – профессором из МВТУ. Так сказать, отличный вариант для дальнего прицела. Это тоже серьезно беспокоит Лину. Её сюда в Москву вытащил Малышев из Харькова. О нем она помалкивает в тряпочку, но так как смогла реэвакуироваться, то какое-то влияние на наркома она имеет. Интересная деталюшка в том, что она принимала участие в показе Т-34 зимой 40-го года, а, следовательно, в знаменитом марш-броске Харьков-Москва. Позже выяснилось, она отвечала за разработку моторного отделения «тридцатьчетверки». И не просто так именно ее предложили Зальцман и Малышев в качестве моего секретаря. После того, как мы вылезли из постели и сходили пообедать, Лина начала задавать вопросы по механизму разворота вала и раздатке. Вопросы правильные, и уже продуманные. Зальцман поставил задачу объединить все в единый блок с двигателем, так, чтобы не заниматься центровкой, даже примитивной, и не оставлять места для «выдергивания» вала. Двигатель должен сниматься вертикально. Иногда отвлекаясь на всякие «шалости», мы, в общих чертах, эту проблему решили, сделав наброски для литейщиков, которые Лина обещала превратить в чертежи и формы немедленно по приезду в Нижний Тагил. Так что, ближе к ночи Лина проворковала: – Сереженька, мне так понравился этот день и эта поездка, но чего-то не хватает. Иди сюда! В час ночи нас разбудил стук в дверь купе: – Подъезжаем, товарищи! Еще через полтора часа Лина выложила на стол Зальцману наши наброски. Тот их буквально схватил, рассмотрел и вызвал какого-то полусонного человечка. – К утру чертежи должны быть в литейке на 75-м заводе. Так, Сергей Петрович, у нас осталось 38-мь дней, не выдадим продукцию – и нас расстреляют. Юрия Евгеньевича удалось отбить, он у нас – главный инженер. А это – Саша Морозов, главный конструктор, вы, наверное, знакомы. – Только заочно, разговаривали с ним по телефону, он нам днище «А-44» отдавать не хотел. – Пришлось отдать. Я еще тогда понял, что дело кончится именно этим авралом. Но компоновку вы Ленинграде полностью изменили. Это сняло столько проблем, что это теперь совсем другой танк. – Не танк, шасси для него. – парировал я. – И вообще, запускаем САУ-100, а не танк, башку, то есть башню, вы будете ему прикручивать без меня. У меня только САУ. – У всех только САУ. И у нее нет брони. – С нами приехало человек 60–70, три автобуса, специалистов по броне. Я выяснял. – Специалисты – это хорошо, но беда в том, что местный прокатный стан имеет двухсторонний нагрев, и нижняя сторона листа перегревается. Отсюда и перекал. Это позволило отбить Юрия Евгеньевича, но проблему это не сняло. Есть какие-нибудь предложения? – спросил Зальцман. – План блюминга есть? – Где-то был. Вот! – Зальцман протянул мне бумагу. – Я заберу, и поеду к соседям. Мне бы куда-нибудь вещички забросить. – Ангелина Владимировна позаботится. Общий язык нашли? Так как с расчетами могут быть проблемы, да и не до конца продуманы технологические решения, то я решил подбросить тебе проверенного кадра по компоновке моторного отсека. Ничего? – Все нормально. Машина есть? – Есть, у вояк под тебя вытащили. Кстати, я им говорил, что ты – генерал, а ты – подполковник. – Зальцман пальцем показал на петлицы. – Приказ я вчера только увидел, требуется сменить форму, а в поезде это проблематично. С утра заеду в военторг. – Не-не-не! В таком виде – не пойдет! Ириша! Ирина Николаевна! Принесите запасной комплект моей формы! – рявкнул он в телефонную трубку, предварительно крутнув магнето армейского аппарата. Появилась подружка Лины, которую мы до этого не видели. Вся зарделась, увидев нас обоих, но выкрутилась из положения, передав форму мне, и кинувшись целовать подружку. У нее явно новый роман, судя по обращению к ней директора. Мне только проще! Она – девушка незамужняя, но с опытом. Надеется, что авторитета папы хватит, чтобы не возникало вопросов о методе набора опыта. Здесь с этим строго! Впрочем, война все спишет. Сменить танки на пушки и пришить нашивки поручили девушкам, через несколько минут и я вышел из кабинета через ту дверь, куда вышли они. Там меня чмокнули и сказали, что очень рады видеть. – А Лина где?