— Кто же за этим пойдет? — Никто, пока Путь не начался. Но сейчас я был бы рад и этому. Черт с ним с призом. А ты? Пирсон довольно долго думал. — Не вижу в этом смысла, — сказал он наконец. — Скажи ему, Пит. — Что сказать? — пожал плечами Макфрис. — Он прав. Целый банан или вообще никакого банана. — Вы спятили, — сказал Гэррети без энтузиазма. Он очень устал, и у него начинала болеть голова. Может, так начинается солнечный удар? Что ж, так лучше — просто упасть без сознания и проснуться уже мертвым. — Конечно, — сказал Макфрис миролюбиво, — мы все спятили, иначе нас здесь бы не было. Мы все хотим умереть. Ты это еще не понял? Погляди на Олсона — это же просто череп на палке. Разве он не хочет умереть? — Ну ее, эту чертову психологию, — подвел итог Пирсон. — Я все равно уверен, что никто из них не согласен прийти вторым. ДЛИННЫЙ ПУТЬ — продолжался. Солнце палило все сильнее. Ртутный столбик дополз до семидесяти девяти градусов (у одного парня был с собой термометр) и готовился перепрыгнуть на восемьдесят. "Восемьдесят, — подумал Гэррети. — Это еще не так жарко. В июле будет жарче градусов на десять. При такой температуре сидеть бы в тени во дворе и есть холодный куриный салат. Или плескаться в ближайшей речке. Вода сверху нагрелась, а внизу у ног, она холодная, и там водятся пиявки, но это ерунда. Эта вода омывает тебе грудь, живот, волосы". — При одной мысли об этом по коже у Гэррети пробежали мурашки. Восемьдесят. Искупавшись, можно залечь в гамаке с какой-нибудь хорошей книжкой. Однажды они залезли в гамак вместе с Джен и качались, пока член не уперся ему в живот, как горячий камень. Она делала вид, что ничего не замечает. Восемьдесят. О Господи! Чепуха какая-то. — Мне за всю жизнь не было так жарко, — прогундосил Скрамм. Его широкое лицо раскраснелось, как сковородка. Он снял рубашку и вытирал ею пот, который тек с него ручьями. — Лучше надень рубашку, — посоветовал Бейкер. — Сгоришь. — Я уже сгорел, — хмыкнул Скрамм. — Чертов штат, — сквозь зубы проговорил Колли Паркер. — В жизни такого не видел. — Не нравится, сидел бы дома, — буркнул Гэррети и отхлебнул из фляжки. Он не пил много, чтобы не получить спазм. Один раз с ним случилось такое. Он помогал соседям, Элвеллам, ворошить сено. В сарае было очень жарко, и Гэррети выпил три стакана холодной воды. После этого у него вдруг резко заболели живот, и спина, и голова, и он упал в сено, как тряпичная кукла. Мистер Элвелл держал его своими мозолистыми руками, пока он блевал. Потом он поднялся, слабый от боли и стыда, и его отослали домой — мальчика, прошедшего одно из первых испытаний на мужественность. Он шел, и солнце било его по обгоревшей шее, как десятифунтовый молот. Он вздрогнул, и головная боль тут же нахлынула волной. Перед глазами заплясали черные пятна. Он оглянулся на Олсона. Олсон шел, только язык его почернел. Глаза невидяще смотрели вперед. Господи, только бы не стать таким, как Олсон. Что угодно, только не это. — Мы не дойдем до Нью-Хэмпшира, — мрачно сказал Бейкер. — Ставлю что хотите. — Два года назад они дошли, — возразил Абрахам. — Четверо из них, во всяком случае. — Да, но тогда не было такой жары, — сказал Йенсен. — Когда холодно, можно идти быстрее и согреться. Но когда жарко, нельзя идти медленнее… И охладиться. — Несправедливо, — сердито буркнул Колли Паркер. — Почему этот чертов Путь не проводят в Иллинойсе, где земля ровная? — А мне нравится Мэн, — сказал Скрамм. — Что ты все ругаешься, Паркер? — А что у тебя сопли текут? — огрызнулся Паркер. — У всех свои странности. Еще вопросы будут? Гэррети взглянул на часы, но они остановились на 10.16. Он забыл их завести. — Сколько времени? — спросил он. — Счастливые часов не наблюдают, — сказал Пирсон, и все рассмеялись. — У меня часы остановились. — Две минуты третьего — сказал Пирсон. — Солнце сядет еще не скоро. Солнце немилосердно палило сквозь редкие ветви, не дающие тени. Пронесся слух, что ожидается дождь, и на горизонте виднелось что-то вроде облаков, но это могла быть всего лишь утешительная иллюзия. Абрахам и Колли Паркер обсуждали дальнобойность солдатских карабинов. Гэррети не хотелось участвовать в этом разговоре, и он пошел в стороне от всех, глядя по сторонам. ДЛИННЫЙ ПУТЬ — был уже не так растянут. Впереди шли два высоких смуглых парня в одинаковых кожаных куртках. Прошел слух, что они голубые, любовники, но Гэррети это не очень заинтересовало. Какая разница, любовники они или нет? За кожаными парнями шел Баркович, потом Макфрис. Он все так же глядел Барковичу в спину. Гэррети не показалось, что Баркович спятил. Он с болью подумал, что Макфрис выглядит более сумасшедшим. За ними шли семь или восемь человек, образующих постоянно меняющуюся конфедерацию. Следом шла группа поменьше — Скрамм, Пирсон, Бейкер, Абрахам, Паркер и Йенсен. За ними шли еще какие-то незнакомые парни. Среди них затесались доходяги вроде Олсона и те, кто, как Стеббинс, предпочитал уединение. И почти у всех них на лицах застыло испуганное выражение, уже знакомое Гэррети. Карабины дрогнули и нацелились на одного из отстающих, коротышку в зеленой шелковой рубашке. Тот полчаса назад получил третье предупреждение. Коротышка бросил на них затравленный взгляд и поспешил вперед. Карабины еще какое-то время следили за ним, потом отстали. Гэррети ощутил какой-то непонятный подъем духа. До Олдтауна и цивилизации оставалось не больше сорока миль. Там начнется шоссе, где можно идти по травяной полосе в центре, сняв обувь. Ощущать холодную росу. Господи, как здорово. Может, тогда у него появятся новые силы. Облака на горизонте увеличились и явно обещали дождь. Выстрелы настигли парня в зеленой рубашке, но Гэррети даже смерть не казалась теперь такой уж страшной. В конце концов она придет ко всем, даже к Майору. Так зачем бояться ее раньше времени? Он занес это в мысленную записную книжку, чтобы сказать Макфрису при следующей встрече. Он стал готовиться к встрече с ближайшей красивой девушкой, но вместо красивой девушки появился маленький итальянец. Это был карикатурный итальянец, в соломенной шляпе и с черными закрученными усами. Он стоял возле старого фургона и махал им, показывая неправдоподобно белые зубы. Фургон был открыт, и внутри, на ложе из колотого льда, громоздились крупные зеленые арбузы, Желудок у Гэррети загудел, как мотор. Надпись на фургоне гласила: “Дом Ланцо любит всех участников Длинного пути — бесплатные арбузы!" Несколько участников, включая Абрахама и Колли Паркера, невольно потянулись к обочине. Они получили предупреждения. Дом Ланцо, увидев их, рассмеялся звонким радостным смехом и, погрузив обе руки в лед, достал оттуда охапку розовых арбузных ломтей. Рот Гэррети наполнился слюной. «Ему же не позволят». И потом: «Боже, как это вкусно! Ну почему бы им немного не опоздать на этот раз? Интересно, где он взял арбузы в это время года?» Участники столпились возле Дома, который, лучась счастьем, раздавал им арбузы. Трое гвардейцев устремились к фургону, и Гэррети слышал, как Дом кричит: — В чем дело? В чем дело? Это мои арбузы, ослы! Я хочу их раздать и раздам! Уберите руки вы, ублюдки! Один из гвардейцев стал вырывать ломти арбуза из рук Дома, другой захлопнул дверцы фургона. — Ублюдки! — закричал Гэррети из всех сил. Его крик разрезал горячий воздух, как стекло, и один из гвардейцев обернулся… Взгляд у него был почти пристыженный. — Вонючие сукины дети! — орал Гэррети. — Будь прокляты ваши матери за то, что родили таких сукиных детей! — Молодец, Гэррети! — крикнул еще кто-то. Это был Баркович, грозивший гвардейцам кулаками. — Ты им сказал! Теперь уже они все орали, а гвардейцы — это не Эскадрон. Их лица были красными от стыда, но они все равно держали маленького итальянца. Тот от волнения забыл английские слова и осыпал их сочными ругательствами на родном языке. Толпа свистела. Какая-то женщина швырнула в одного из гвардейцев транзистором и сшибла с него фуражку. Каким-то образом Дом Ланцо вырвался и побежал. Толпа расступалась перед ним и снова смыкалась, не пуская гвардейцев. Один из них все же догнал итальянца и рванул его назад. Уже падая, Дом подбросил высоко вверх все свое розовое богатство. — Дом Ланцо любит вас! — прокричал он. Толпа взорвалась аплодисментами. Ломти арбуза взлетели в воздух, и Гэррети счастливо рассмеялся, видя, как Абрахам поймал один из них. Другие получали предупреждения, но умудрялись нагибаться и поднимать куски арбуза. Таких счастливцев было пять или шесть, но все остальные кричали от радости или проклинали солдат, которые наблюдали за происходящим с теми же каменными лицами. — Спасибо! — прокричал Абрахам. Его улыбающееся лицо было измазано розовым соком. — Черт побери! — сказал Колли Паркер. — Черт побери! — он откусил от своего куска, потом разломил его пополам и отдал половину Гэррети, который от удивления опешил. — На, жри! — крикнул Колли. — Не говори потом, что я жадный! Гэррети засмеялся: — Иди на фиг. Арбуз был холодный-холодный. Сладкий сок тек по подбородку, заливался в нос и — о Господи! — тек в глотку. Он едва заставил себя оторваться. — Пит! — позвал он и кинул Макфрису половину своего куска. Тот поймал арбуз на лету с реакцией опытного игрока в бейсбол и благодарно улыбнулся. Гэррети почувствовал, как безумная радость наполняет его, вливая свежую силу в его ноги и руки. Почти всем досталось по кусочку арбуза, пусть даже самому маленькому. Стеббинс, как обычно, был исключением. Он одиноко шагал по дороге и не улыбался. “Ну и хрен с ним", — подумал Гэррети, но радость немного поутихла. Его ноги снова налились тяжестью. Он знал, что Стеббинсу арбуз не нужен. Не нужен, и все. 14.30. Они прошли 121 милю. Тучи приблизились и стали наливаться тьмой. Подул холодный ветерок. Люди по сторонам дороги принялись сворачивать одеяла и Укладывать провизию в корзинки. Температура сразу же упала, и Гэррети быстро застегнул рубашку.