К капитану на помощь бросились солдаты, что уже были в овраге, кто-то из его близких людей тоже спрыгнул туда. Одни из них пытались приподнять мертвую лошадь, другие схватили капитана за плечи и руки и пытались его из-под нее вытащить. Одного из тех, кто поднимали лошадь, Бертье зарубил сразу, ударом топора сзади по шее, под шлем. Вторым ударом он ранил еще одного, лишь после того, как он ударил третьего, сбив его с ног, и кажется, ранив, на него кинулись другие горцы. Завязалась настоящая рубка, на Бертье посыпались удар за ударом. Ему уже на помощь пришел сержант и два солдата из людей фон Финка, но пробиться к капитану они не могли. Капитана снова начали вытаскивать из-под коня, на помощь пришли горцы, которые вышли из строя. А тут и Увалень подоспел. Ах, этот Александр Гроссшвюлле. Волков морщился глядя на него. Он был выше Бертье на голову. Он был, кажется, выше всех, кто дрался сейчас в овраге, но вот только драться он совсем не умел. Полез туда с тесаком, еще бы с ножом полез. Мог бы взять у кавалера хоть его секиру, что была приторочена к седлу. Впрочем, это была его, Волкова вина, мог бы сам предложить дурню топор, а не отправлять его туда почти безоружным. Но Увалень был совсем не бесполезен в деле. Здоровенный боец в отличном доспехе даже и без особого опыта будет опасен. Так и было. Он пропускал удары, но просто не замечал их и сам махал своим тесаком с завидной силой. Бертье стало намного легче, когда половина всех ударов адресовалась этому здоровяку. Он изловчился и тяжко ранил еще одного солдата горцев, глубоко разрубив ему незащищенную броней ногу. Бертье был мастер, что тут говорить, не чета здоровенному дурню. А тому все доставалось. Один из горцев со всего размаха, старым солдатским приемом, когда бьют из-за плеча впереди стоящего товарища, со всей силы ударил Увальня алебардой. Попал бы в голову, так, может, и убил бы, но лезвие врезалось в плечо кирасы. Увалень даже не покачнулся. Со всей силы врезал солдату, стоявшему перед ним по шлему тесаком. Сбив шлем с головы. Но ни Бертье, ни Увалень не могли продавить ту массу солдат, что была между ними и убитым конем, из-под которого горцы уже вытаскивали своего капитана. Мерзавцы уже приподняли коня и стали тянуть своего командира, но видно нога застряла в стремени, и дело не шло. А на самом краю оврага, в десяти шагах от сечи, широко расставив ноги, стоял сержант Вилли с протазаном на плече. И пританцовывал от нетерпения, что ли. Кажется, он собирался спрыгнуть в овраг, но перед этим опасливо обернулся на Волкова. И тот, поймав его взгляд, крикнул, что было силы: — Занимайся своим делом, сержант! Вилли кивнул головой. Волков продолжал смотреть на него. Да-да, молодой человек, у каждого в бою есть свое дело. Именно свое! Знаменосец держит и охраняет знамя. Командир руководит, а сержант стрелков командует своими подчиненными. И они, стрелки, были сейчас там, наверху, были намного важнее для Бертье, чем сержант с протазаном в овраге. — Цельтесь лучше, ребята, не заденьте своих! — закричал Вилли, поняв взгляд и тон командира. Жалкую горстку людей Бертье горцы давно бы смяли и всех убили бы, если бы не стрелки, что стояли над оврагом, спешно перезаряжали оружие и стреляли, и стреляли, и стреляли в овраг. Одному из храбрых ловкачей, который наседал и наседал на смелого сержанта фон Финка, стрелок из аркебузы влепил пулю в ляжку. Горец оскалился от боли, крутанулся на месте, выронил свой тяжелый молот и стал прыгать на одной ноге, поджав раненую, а потом и вовсе встал на четвереньки и пополз, оставляя на глине кровавый след. Еще один боец врага получил пулю из мушкета в бок. Он охнул и на мгновение опустил алебарду, сразу получив такой же от солдата фон Финка, что бился с ним. Свалился наземь и получил еще один удар алебардой в кирасу. Колющий удар алебарды был столь страшен, что пробил железо и убил горца. Пули из мушкетов и аркебуз сыпались на горцев дождем. Но эти мерзавцы все равно не хотели отдавать своего капитана. Падали под пулями и железом, но на место павших из строя входили новые, чтобы драться с Бертье и Увальнем и тоже пасть в овраге. А тем временем капитану высвободили ногу из стремени, но нога была сломана, сам он видно идти не мог. Его стали тащить к краю оврага. И этого Бертье вынести не мог, неужели он тут дрался зря? И этот залитый кровью храбрец просто кинулся в кучу врагов, рубя направо и налево и расталкивая врагов, чтобы добраться до уплывающего приза. Пять шагов, даже меньше, меньшее было до раненого командира горцев, еще чуть-чуть. Еще самую малость, и он врежет ему топором напоследок. Хоть один раз, но дотянется… Но его остановили. Он получил тяжкий удар алебарды по рукам, от которого ротмистр выронил топор, еще удар один колющий удар годендагом[8] пробил ему кирасу на плече. Его ударили в лицо кулаком в кольчужной перчатке, при том так сильно, что он не устоял и встал на одно колено. И со всех сторон на его голову и плечи посыпались удары. Он только и мог, что закрываться рукой и пытаться встать. Слава Богу, как это часто бывает, враги больше мешали друг другу. Был бы он один, так наверное, не вышел бы Бертье из оврага живым, а тут к нему на помощь пришел Увалень. Он просто распихал и растолкал всех врагов, что были вокруг ротмистра. Он сбивал их с ног, а уже на земле их лупили солдаты и сержант фон Финка. Но Бертье… Кажется, он был упрямее самого Волкова. Внизу, стоя на колене, в грязи и среди павших бойцов, он нашел, скорее, нащупал древко пики и сразу схватился за него. Капитана тем временем уже подтащили к раю оврага, сверху его уже схватили за руки два солдата, тянули к себе. Бертье вдруг понял, что возле него нет врагов, вскочил, и сделав всего два шага… Дотянулся-таки до заветной цели. Этой длинной палкой в три человеческих роста, с маленьким наконечником на конце. Дотянулся в последний момент. Капитана тянули наверх так, что лицо его было обращено к оврагу, к Бертье, его подсаживали снизу и сверху тянули за руки. У Бертье была всего одна возможность и всего одно место, куда он мог нанести удар. Он туда и попал. Маленькое острие пики, похожее на жало, попало чуть выше паха и чуть ниже края дорогой кирасы. Оно легко прошло через кольчугу, через стеганку, вошло в живот капитана полностью. На ладонь. Большего Бертье сделать не дали, его снова стали колотить со всех сторон, снова Увальню пришлось его отбивать. Но Бертье орал при этом: — Я достал его! Я достал его! Он кричал это немножко смешно, со свойственным ему акцентом. Но никто бы сейчас не подумал бы смеяться. — Я достал его, кавалер! Орал он так, что перекрывал, кажется, шум боя и даже непрекращающиеся выстрелы. Все, кто был рядом, слышали его крик: и люди фон Финка, и стрелки, и Волков, и враги. Горцы озверели, они кучами покидали строй, и все, кто был рядом, кинулись на Бертье, Увальня и тех храбрецов, что были там. Но те стали отступать, отбиваясь от наседавших врагов и продвигаясь к своему склону. К своим, под свои мушкеты и аркебузы. И именно мушкеты и аркебузы их и спасли. Пули просто выкашивали горцев. Даже аркебузная маленькая пуля с десяти шагов иной раз и пробивала броню, а уж кольчугу или стеганку так и запросто. * * * Враг отступил, храбрецам помогли выбраться из оврага. Бертье улыбался, он был страшен. Шлем измят, кираса пробита в двух местах, наручи измяты. Рука… Левая кисть вся синяя. Из-под шлема на переносицу вытекала кровь. На щеке багровыми точками отпечаталась кольчужная перчатка врага. А он улыбался: — С вас пять талеров, кавалер! — Пятьдесят, — ответил Волков, — и поделите с теми, кто был в овраге. — Конечно, конечно, — обещал ротмистр. Он улыбался. Волков смотрел на него и восхищался: — Как вы, друг мой? — Нормально, все нормально, кавалер. — А рука? — Рука… — Гаэтан посмотрел на свою левую руку. — Рука, кажется… Да. Кажется, кости немого поломаны. Когда пику мне выбивали, так попали по руке. Думаю, ваш монах исправит. — Исправит, не волнуйтесь, он хороший лекарь, а если нет, поедете в Ланн, там живет знаменитый костоправ, не помню, как его зовут. Уж он точно все исправит. Вы сможете сидеть в седле? — Вы шутите, кавалер? — Гаэтан Бертье засмеялся. Этот смех был немного наигранным. Волков это прекрасно чувствовал. Бертье досталось, досталось немало, просто он никогда не покажет, что ему плохо. Волков кивнул и повернулся к Увальню. — Александр, к вашей силе еще бы хоть чуточку умения… — Я был плох? — спросил Увалень очень взволнованно. Видно, что мнение кавалера было для него важно. — Нет, конечно, вы не были плохи, вы спасли ротмистра, без вас он бы не дошел до врага. Вы были великолепны Александр, но с оружием вам нужно будет еще позаниматься. Умей вы драться, вы бы были просто ужасающи. Он разговаривал так спокойно со своими людьми, потому что дело, если честно, уже было кончено. Аркебузы и особенно мушкеты просто выкашивали горцев. От левого их фланга, того, где как раз и были стрелки, почти ничего не осталось. Здесь, у этой стороны оврага, у врага не осталось ни одного сержанта, офицеров тут тоже не было. Первый раз за всю свою жизнь кавалер наблюдал такую картину, когда непобедимые горцы без приказа и без строя, без знамен и барабанного боя начинали выходить из сражения. Просто поворачиваться и уходить. А некоторые еще при этом бросали пики. Он не мог поверить своим глазам, но это было правдой. Вскоре это позорное отступление приобрело лавинообразный характер. Теперь даже сержанты не останавливали солдат. А офицеров так и вовсе не было видно. К нему подъехал сам фон Финк. По нему было видно, что старик и сам немного поучаствовал в деле. — Поздравляю вас, капитан, — сказал ему кавалер, — не каждый может похвастать, что разбил горцев так, что они разбегались. Капитан принял поздравление как должное, но ничего не сказал Волкову о том, что не подоспей он со стрелками и не рань их капитана, то дело кончилось бы совсем не так. Он подбоченился и со всей важностью, на какую был способен, ответил: — Прикажете догонять их, кавалер? — Нет, никуда они без лодок не денутся, сейчас нам лучше поспешить к Рене и Брюнхвальду. Пока они разговаривали, солдаты фон Финка и стрелки спрыгивали в овраг, добивали раненых. Никаких пленных. Пусть горцы знают, что и с ними никто церемониться не будет. Заодно солдаты обшаривали карманы мертвецов и раздевали их. Доспех-то, если ты взял его на поле боя и надел на себя, у тебя уже никто не отберет. Это твоя добыча, которую не будут считать сержанты. — Пусть все оружие тоже заберут, — сказал Волков фон Финку, глядя на эту картину. — Я уже распорядился, — заверил его капитан. А смелый сержант Вилли решил вылезти на южный склон оврага и поискать что-нибудь там. И его храбрость была вознаграждена. Он нашел убитого знаменосца. Тот, как и положено столь уважаемому человеку, был в отличных доспехах, а под ним был великолепный флаг. Красный с черным медведем на задних лапах. Эти болваны даже забыли про свой флаг, когда вытаскивали своего капитана. Отличные доспехи, кошель знаменосца и знамя врага! В это день молодой сержант стрелков Вилли сразу для всех остальных солдат и даже сержантов стал уважаемым и состоятельным человеком. Ах, какое же все-таки сладкое ремесло — война. Волков перед тем, как повернуть коня на запад, еще раз заглянул в овраг. Весь он был завален раздетыми телами врагов, там было их не менее сорока. А значит, и раненых еще столько, если не вдвое больше. С райслауферами было покончено. Теперь он ехал, чтобы покончить с войсками кантона. Он торопился. * * * Они слышали, как бьют и бьют пушки, значит, бой еще шел, а когда они были уже близко, то к ним навстречу прискакал вестовой: — Господин, — доложил тот, — ротмистр Брюнхвальд просил вам сказать, что горцы добрались до оврага и мнут его, он не простоит. — А кавалеры что? — зло спросил Волков. — Кавалеры кинулись на вражеских арбалетчиков, теперь я не знаю, где они, — просил посыльный. — Господин, поторопитесь, господин Рене не выстоит. Сомнут нас еретики. Просить было не нужно: