Волков опять молил Бога, прося только об одном, только об одном. Он просил, что бы фон Дениц так стоял, нависая над левым флангом колонны врага. Стоял и ничего больше не делал. Волков не заметил, как на взмыленной лошади скакал воль оврага к нему один из посыльных фон Финка. Подлетел, осадил коня, да так, что на кавалера полетели куски мокрой глины. — Господин, дозвольте сказать. — Ну, — через забрало приходилось кричать, посыльный остановился в десяти шагах, — говори! — Капитан фон Финк просит помощи, на нас вышло триста горцев, уже построились, лезут через овраг. Нам их не сдержать! Как он мог забыть про них. Радовался, как дурак, когда падали наземь горцы. А ничего еще не кончено. Ничего. — Господин, господин… — бубнит посыльный, не дождавшись его ответа. — Что передать капитану? Волков ему не ответил, он развернулся к Брюнхвальду: — Карл, останетесь тут вместо меня. Увалень, скачите к Рохе, скажите, что бы послал со мной всех мушкетеров с сержантом. — Вы заберете мушкетеров? — спросил Брюнхвальд. — Да, попробую остановить наемников у оврага. А вам хватит аркебузиров и арбалетчиков, скоро их арбалетчики уйдут, ламбрийцы освободятся. — Но знамя, мне кажется, лучше оставить тут, — сказал ротмистр. Волков подумал секунду. Да Брюнхвальд был прав. Знамя должно быть тут, любой солдат, повернув голову, должен видеть бело-голубое полотнище. — Максимилиан, вы со знаменем останетесь с отцом. Увалень, вы едете со мной. — Да, кавалер, — отвечал Максимилиан Брюнхвальд. — Да, кавалер, — отвечал Александр Гроссшвюлле и уже повернулся, чтобы выполнять приказ. — Увалень, — окликнул его Волков, — просите господина ротмистра Бертье ехать со мной. Он может там пригодиться. — Да кавалер. * * * Еще когда он не доехал, он увидал двух раненых, что шли ему навстречу. Они обнялись, чтобы поддерживать друг друга, и, заливаясь кровью, шли к лагерю. Волков остановился: — Что там? — Тяжко, господин, у них народа на сто человек больше нашего, пик больше, наши зацепились на самом краю оврага, но многих уже побили, — говорил один из раненых, тот, который был пободрее, — спешите, господин. — Увалень, провожатого им до лагеря найдите, — распорядился Волков и поскакал дальше. Пешком бежать за всадником совсем нелегко, когда ты в стеганке, в шлеме, да еще и в кирасе. Ко всему еще тяжеленный мушкет, упор, пороховницы на перевязи, пули в мешке на поясе. Нет, совсем нелегко. Но мушкетеры старались не отставать от господина, а тот не гнал коня слишком. До места было уже не далеко, уже хороши были слышны выстрелы. — Вон они, — крикнул Бертье, указывая рукой на восток. И даже через забрало Волков увидал проклятый красный штандарт с черным медведем на задних лапах. Он вызывающе возвышался над зарослями. — Ребята, — заорал Бертье, — шире шаг, мы близко, пойдем в дело, в бою отдышитесь. Некоторые солдаты смеялись, едва переводя дух, и из последних сил прибавляли шаг. Может, поэтому успели. Успели в самый последний момент. Чертовы горцы не побоялись спуститься в овраг под пули аркебуз и под пики солдат, а оттуда полезли на линии фон Финка. Мерзавцы настырные, ничего не боящиеся гады. Лезли и лезли, нанизывая снизу солдат фон Финка на свои многочисленные пики. Они карабкались наверх. Сам фон Финк уже дрался среди своих людей на правом фланге. А левый его фланг совсем размяк, слишком много тут было раненых и мало длинных пик. Люди пятились. И горцы уже вплотную подошли к северному склону оврага, уже руками пробовали глину, цеплялись за рогатки, собирались карабкаться вверх, выжидали удобный момент. И тут к левому флангу прискакал Бертье: — Это что такое, — сразу заорал он, — выровнялись, что это за строй, эй вы, с алебардами, ближе к ним идите, не бойтесь вы этих пик. И чтобы доказать, что пики не так уж и страшны, спрыгнул с коня, и, даже не привязав его, пошел деловито прямо к оврагу, помахивая боевым одноручным топором. За ним уверенным шагом и, кажется, подражая Бертье и в походке, и в поведении, шел сержант Вилли, держа на плече протазан. Он повернулся к своим стрелкам и кивнул своим людям: — Давай, ребята, шевелись, без нас тут пропадают. Он точно подражал Бертье, даже в интонациях. Все сразу переменилось, как только появился Волков, Бертье и мушкетеры. Солдаты приободрились. Бертье выровнял левый фланг, потом отобрал пику у одного из солдат, отдав ему свой топор, и встал в строй первым. А мушкетеры начали просто сносить фланг противника. Они подходили к краю обрыва и без упора опускали мушкет, стреляли вниз с десяти-пятнадцати шагов. Убили и ранили за первый залп трех сержантов, не считая других солдат. Волков отметил, что каждый второй выстрел вычеркивает одного врага. Он сам стоял на самом краю обрыва, только шагов на пятьдесят на запад, и все видел, все считал. Нет, теперь он был в этом уверен: теперь эти псы не перелезут овраг в этом месте. А еще на войне бывают удачи, Бог посылает так свою милость. В общем, ему страшно повезло. К обрыву с той стороны, к самому краю подъехал капитан наемников и его знаменосец. Подъехал он, чтобы понять, почему его люди еще не вылезли на тот край оврага, отчего дело застопорилось и нельзя ли его подправить. И как раз в это момент Вилли увидал его, он не мог упустить такой возможности и заорал так, что было слышно всем: — Стрелки, у кого заряжено оружие, по знамени пали! И уставшие аркебузиры, и только что пришедшие мушкетеры, что были готовы, стали стрелять в знаменосца. И одна из первых пуль попала в него. Убила или нет, Волков не видел, но шлем с его головы пуля сорвала. Он подлетел вверх, а сам знаменосец, повалился с коня на землю мешком. Прямо на свое знамя, которое он так и не выпустил из рук. И это было еще не все, тут же несколько пуль попали в коня капитана. Раненое и перепуганное животное поднялось на дыбы, и капитан едва удержался в седле. А глупый конь, пройдя на задних ногах несколько шагов решил вернуться в нормальное состояние, но не вышло — он слишком близко подошел к оврагу. Его передние копыта проскользнули по сырой глине, и конь с капитаном прямо вниз головой полетели в овраг, а в них стали стрелять стрелки. Капитан, кажется, остался жив, коня тут же добили. Но за пару мгновений до этого мертвое животное придавило ногу капитана. Тот орал что-то, но больше от злобы, нежели от боли. Барахтался в грязи, пытаясь выбраться из-под коня. Вот это было его время. Вот тут он уже должен был себя показать. Волков даже уже вытащил ногу из стремени, чтобы спешиться. Но его качнула в седле слабость. Нет, он не полезет туда. Куда ему с такой слабостью, его самого придется вытаскивать потом из этого оврага, может, даже мертвым. Очень жаль, очень, очень жаль, как хорошо бы сейчас было помахать секирой. Такое славное и хорошее дело уж точно позволило бы ему снять напряжение. Слава Богу, при нем был Бертье. Он считался охотником и записным храбрецом у солдат и у молодых людей из выезда кавалера. Так он и повел себя подобающе: — А ну-ка, ребята, — заорал Бертье, отбрасывая пику и снова забирая у солдат свой топор, — зарежем эту горную свинью. За мной. Кавалер даст пять талеров тому, кто ее прикончит! Конечно, даст. Волков дал бы и больше. И даже не посмотрев, идет ли кто за ним, храбрец спрыгнул в переполненный врагами овраг. — Добрый господин, не хотите ли помочь ротмистру? — спросил Волков, чуть развернувшись к Увальню. — Кто, я? — удивленно спросил тот. — Да нет же, — едко отвечал кавалер, — брат Ипполит ему поможет, не сбегаете ли за монахом? Увалень уловил иронию, быстро слез с коня, и бухая сапожищами, побежал к оврагу. Глава 57 И еще три храбреца из солдат фон Финка, один из которых был сержант, спрыгнули за Бертье в овраг, и там началось дело, в котором уже не строй и выучка приносит успех, а владение оружием, сила, ловкость и качество доспеха. И тут уже с Бертье мало кто мог справиться.