— Слева, оттуда летят болты, там их арбалетчики. Снова выстрелы. — Да справа же. Неразбериха. Дым. Пальба. Кавалер послал Увальня к Брюнхвальду, чтобы хоть тот сказал, что там происходит, но тот ответил, что сам ничего не понимает. Враг подошел, но за кустами его не видно. Слышно было, что много, но сколько, он не знает. Нет. Так продолжаться не могло. Это не бой, это дрянь какая-то. — Увалень, — раздраженно говорил Волков, — скажите Рохе, что бы отходил, это не дело. Максимилиан, скачите к Джентиле, пусть тоже отходит к Брюнхвальду сразу после Рохи. «Если не знаешь, что происходит, лучше отойти», — разумно полагал он. Черт с ним, на севере еще будут хорошие позиции, на которых он может подождать горцев, лишь бы они шли дальше. И опять он оказался прав. Эта его осторожность уберегла ламбрийцев от беды. Как только они отошли к тропе, так сразу на тропу из кустов на видное место вышла вражеских группа солдат в хороших латах. Их было человек шестьдесят, может быть, и больше, дальше Волкову было не видно. Они шли бодро и отрезали бы арбалетчиков от тропы, не уйди те за десять минут до этого. Их остановил хороший залп Рохи, Волкову даже показалось, что кто-то упал. Но арбалетчики врага, тут же засыпали кусты, где были стрелки Рохи, болтами. Кавалер даже заволновался, как бы не убили кого, так густо стреляли горцы. Нет, правильно, правильно он сделал, что решил отойти. Собаки горные даже тут слабины не давали. Снова двинулись вперед без барабанов, и при этом не рассыпая строя. Отличные у них сержанты, что ни говори. Рохе с его людьми пришлось бежать, бежать к Брюнхвальду. Даже второго залпа дать не успели. В арьергарде дозорным он оставил Хилли с двадцатью аркебузирами, он казался ему самым умным, из молодых сержантов. А тут как раз нужен был молодой, солдаты с ним были такие же молодые. — Я должен знать, где они. Видеть их нет нужды, но слышать их ты должен. Иди быстро, но останавливайся, слушай, идут ли за тобой. Стой, слушай, лязг лат далеко слышно. Коней тоже. Встал, услышал что идут — дальше беги. — Да, господин, — кивал молодой сержант, дело для него было сложное, новое, он волновался. — И не дай себя обойти по флангу, отрезать от нас, отрежут — вам конец, будь настороже. Случится что, так сразу ко мне вестового шли, я буду недалеко от тебя, ровно на север, — давал наставления кавалер. — Да, господин. — Не опозорь мою роту, — сказал Роха, проезжая мимо него и хлопая по шлему. — Не опозорю, господин. — Справится? — спросил у Рохи Волков. — Дозор и арьергард вещи сложные. — Либо справится, либо сдохнет, — философски рассуждал тот. — Не молод ли? — сомневался кавалер. — Чего там, ты-то не младше был, когда в солдаты пошел? — Так я в его годы и сержантом не был. — Так пусть радуется, что он в свои годы уже сержант. Пусть старается. Ну, вот так и поговорили. * * * Нашли новое место у ручья. Место было так себе. Не очень хорошее. Заросли кустарника были так тут густы, что даже зимой, при наполовину облетевшей листве в десяти шагах ничего не было видно. Враг сам бы тебя не увидел, но и ты его приближение не распознал бы. Волков решил, что при приближении горцев даст пару залпов через заросли и сразу начнет отходить, не дожидаясь сближения. Но пришел Хилли со своими дозорными и сказал: — Они встали лагерем, господин. — Точно? Прямо в кустах лагерь поставили? — не верил Волков. — Сам видал, господин, поставили лагерь вокруг большого холма. Кавалер задумался. — Ну, что будем делать? — спросил Роха. Все офицеры и Хилли ждали его решения. — Ну, так что, пойдем к их лагерю и ночью пуганем их малость или поставим тут свой лагерь и поспим чутка? — не отставал Роха. Понятное дело, все устали, беготня, марши, тревожные ожидание, снова беготня и марши, снова ожидание. Но Волков, в отличие от всех других, знал главную задачу. Ему было нужно, что бы враг дошел до большого оврага. Именно там он даст ему бой. Это и есть главная задача. А Роха как всегда торопился. — Да подожди ты, не торопи! — разозлился кавалер. — Вечно спешишь. Дай подумать! — Думай, думай, — примирительно сказал Скарафаджо. Эх, знать бы мысли командира горцев, заглянуть бы ему в его горную башку и посмотреть, что там? Сейчас бы ему Агнес совсем не помешала. А знать он хотел, куда пойдут горцы дальше. За ним, на север, к большому оврагу, или… Вдруг такое может случиться! Ну, мало ли, как бывает. Повернет к реке за провизией. Нет, конечно, такого быть не может. Не зря они сюда бежали, сломя голову, в надежде отомстить за разграбленный лагерь и убитых там солдат. Нет, не повернут они обратно. Не повернут. И он решил: — Хилли, останешься тут со своими людьми в дозоре. Караул на ночь удвой, слушай их. Как двинутся они на рассвете, так пошлешь ко мне вестового. Я хочу знать, куда они пойдут. Понял? — Да, господин, все понял, — отвечал молодой сержант. — А мы куда? — не унимался Роха. — Догони колонну, нам нужно за ночь дотащить пушки до оврага. — Значит, спать не будем? — невесело спросил Скарафаджо. — Ты все лето спал, неужто не выспался? — сказал Волков, поворачивая коня на север. — Выспался, выспался, — бурчал Роха, и проезжая мимо Хилли, снова хлопнул его по шлему, снова повторил: — Смотри, не опозорь роту, Хельмут. — Не волнуйтесь, ротмистр, — уже вслед ему кричал молодой сержант. — Не опозорю. Глава 53 Луны нет, темень, дождь моросит холодный. Под копытами коней глина скользкая, кусты в рост всадника с конем. Ничего не видно, даже неба. Но Волков гнал свою колонну на север, чтобы догнать ушедших вперед, едва ли не на ощупь. Хворь, усталость, боль в ноге — все потом, потом. Сейчас надо оторваться от противника хотя бы на один переход. Пока жар донимал его не так сильно, как день или два назад. Сейчас его мучала нога. Не мудрено, он с раннего утра из седла не вылезал, вот ее и выкручивает. Но лучше нога, чем жар. От жара в голове туман, в членах слабость, а нога… Ну, нога просто болит, иной раз приступы накатывают до зубного скрежета, но это просто боль. Боль можно терпеть. Он потерпит. Потом он отдохнет, потом отоспится. И еще полуночи не было, когда впередиидущих окрикнули часовые: — А ну, стой! Кто там? Отвечай, кто идет? — кричали из мрака ночи. — Эшбахт! А вы кто? — Фон Финк. О! С каким удовольствием он слез с лошади, хотя и знал, что это ненадолго. Нога ниже колена ничего не чувствовала, хоть жги ее, и едва слушалась его, он уселся на бочку, вытянул ее. Пока собирали офицеров, он попросил Увальня снять наколенник и набедренную пластину, чтобы монах мог размять ногу. Пока брат Ипполит помогал ему, собрались все офицеры. Ночной ветер рвал пламя в лампах и факелах, офицеры были хмуры со сна. Все понимали, что не просто так их разбудили. Да, не просто так: — До горцев два часа хода, — сухо сказал Волков. Он знал, что он им скажет дальше, и знал, что они ему будут говорить. Но продолжал, этот ритуал надо было выдержать. — Поднимайте людей, до рассвета мы должны быть у большого оврага. — Поднимать людей? Они вымотаны. Мы даже ужин не готовили, так они устали, — говорил фон Финк после небольшой паузы. Волков знал, что именно это ему и будут говорить. А еще ему сейчас скажут, что лошади тоже устали. — Хотелось бы вам заметить, кавалер, — едко начал капитан Пруфф, — что мои лошади падают от усталости, четыре дня надрываются, и вы опять готовы гнать их в ночь. Он был готов к этому замечанию: — Часть обоза бросим тут, три-четыре телеги попрячем по кустам, все ценное унесем с собой, освободившихся лошадей забирайте на смену, впрягайте в пушки. — Но люди шли по глине… — попытался продолжить бессмысленный разговор теперь Рене.